Ночной консьерж - Йен Фишер

Внутреннее пространство было выложено столами, будто гигантской плоской галькой, цвета панциря краба, обточенной океанскими волнами на протяжении столетий. Создатели ресторана все здесь умудрились выдержать в «крабовой» цветовой гамме, не считая кресел от Широ, похожих на раскрывшиеся бутоны прелестных цветков с фиалковым отливом. Светильники были выполнены в виде подсвечников и напоминали фаллосы, политые сверху мороженым. Меню, в котором с отчаянной смелостью сочетались восточная и европейская кухни, разрабатывал знаменитый шеф-повар Рене Дюссолье, начинавший, кстати, архитектором в бюро «Баухауз».

Что касается посетителей, которые потворствовали здесь своим гурманским наклонностям в ранний по московским меркам послеполуденный час, то среди них преобладали люди, считающие себя архитекторами современной реальности во всем. В геополитике, в формировании мировоззрений путем медийного зомбирования, в спорте, в экономике и даже в искусстве.

В ресторан, где за обычный обед нужно было выложить от трехсот до пятисот долларов, случайные гости не заходили. За исключением одного. Ким Серов, изредка оглядываясь на лощеные и самоуверенные лица жующих людей за соседними столиками, никак не мог избавиться от ощущения, что он Золушка, которой повезло при помощи тыквы и стоптанного башмачка получить билет на чужой бал. Если принимать это сравнение, то в роли доброй феи выступил его приятель Серж, тусовавший знаменитостей направо и налево по просторам веселого города. А принц, нагнувшийся за туфелькой, сидел сейчас напротив Кима, с аппетитом поедая плоды агавы с гарниром из экзотических вьетнамских растений, и непримиримо противоречил логическим доводам Кима.

Принца звали Алисой.

Двадцатичетырехлетняя вегетарианка с добропорядочностью Наташи Ростовой, самоотверженностью Жанны д’Арк и амбициями Коко Шанель. Она разделяла взгляды натурфилософов и увлекалась идеями харизматичных сумасбродов. Читала Бодлера и Ницше в подлинниках. У нее были вздернутый носик и искорки в глазах с радужкой цвета «малахит», а светлая голова с длинными и прямыми темными волосами могла бы украсить каталог любого модельного агентства. Бесконечной длины ноги могли бы твердо встать на землю, сжав бедрами круп арабского скакуна.

Но все детские увлечения, к которым Алиса относила модельный бизнес, беспорядочный секс, кокаин с марихуаной, виски с абсентом, скачки и мечты о принце, она оставила три года назад, когда решила, что пора повзрослеть. С тех пор эта девушка не мечтала. Она лишь ежедневно воплощала прежние мечты в реальность и умудрялась держаться при этом со скромностью и сдержанной романтичностью.

Студентка Гарварда, тусовщица, владелица линии модной женской одежды и племянница обладателя третьего по величине состояния в России, Алиса Суворина познакомилась с Кимом на памятной презентации новой коллекции своей подруги Алены. Той самой, где как гром среди ясного неба обнаружился вдруг Лео, голливудский суперстар, завладевший тогда общим вниманием. Но только не вниманием госпожи Сувориной.

Алиса к тому времени, как Лео вышел на авансцену, уже была минут десять безнадежно увлечена высоким красавцем, демонстрировавшим ей пляску чертей из-под длинных ресниц. Она увлеклась настолько, что даже не подумала возразить, когда он предложил раскурить косячок в туалете. Мысли о вегетарианстве, о взрослении, об отказе от дурных привычек даже не постучались в ее смущенное сознание.

Алиса никогда еще не проводила время так содержательно и волнующе. В паузах между затяжками Ким рассказывал ей о проявлениях конфуцианства в среде рыжих муравьев, о мэшаперах-азиатах из Бруклина, которые скоро явят миру очередную музыкальную революцию, о дипломатическом протоколе в Конго, о том, как кинозвезда Лео спасал пассажиров горящего авиалайнера…

– Только это – между нами, самолет был частный, пассажиры – ребята из Капитолия, в общем, такое не должно попадать в новости, сама понимаешь… – Он улыбнулся чистым светом, и сортирная кабинка показалась Алисе храмом, где на нее снизошло новое откровение под звуки ангельского хора.

Ким так позитивно смотрел на мир и так заражал окружающих этим видением, что мелкие неурядицы, с которыми Алиса боролась последнюю неделю, представились ей благом, ниспосланным для совершенствования природы. И даже крупные проблемы в виде двух морщинок, недавно проявившихся в уголках глаз и не поддававшихся никакому косметическому воздействию, показались мелочью, недостойной внимания. Чувство вины за нарушенные принципы покинуло ее навсегда.

Тактичные гости вечеринки обходили стороной туалетную кабинку, над которой струился легкий пахучий дымок.

То был долгий перекур. Алиса никак не могла согласиться, что передвижение строевой колонной, принятое в среде рыжих муравьев, можно трактовать как конфуцианский ритуал. Ей виделась в этом буддистская отрешенность в покорности обстоятельствам. Она ничего не знала о мэшаперах-азиатах из Бруклина, но была уверена, что новая музыка придет с Востока. Скорее всего, из Индии. Или из Бирмы. А может, из Камбоджи, как только там включат Интернет. Детали дипломатического протокола в Конго она отказывалась комментировать, ссылаясь на мнение сенатора Джона Лукаса, что в Конго нет ни дипломатии, ни политики, ни гражданского общества. И наконец, Алиса своими ушами слышала от очевидцев, что это самого Лео кто-то вытаскивал из горящего самолета. И вовсе это был не частный борт, которым летели «ребята из Капитолия», а небольшой рейсовый самолет, в котором даже бизнес-класс отсутствовал.

С каждой ответной репликой Ким чувствовал, как пустота внизу его живота растет. Они улыбались друг другу и спорили. Затягивались дурманящим дымом и спорили. Противоречили друг другу, оппонировали, дискутировали и держались за руки. Никогда до этого вечера спор не доставлял Алисе такого наслаждения. Она вспомнила свой лучший секс, но… Этот спор показался ей интересней. Гораздо интереснее! То был долгий перекур. И закончился он долгим поцелуем, самым долгим из всех, что когда-либо позволяла себе воспитанная девушка из хорошей семьи.

С того вечера молодые люди не расставались. Ким переехал в большой уютный лофт на Патриарших прудах, который дядя Никита подарил любимой племяннице на двадцатилетие. Алиса в порыве любовного вдохновения впервые в своей модельерской практике нарисовала мужскую коллекцию. И немедленно заказала отшить все вещи в единственном экземпляре, потому что каждый день хотела видеть их на возлюбленном. Она позвонила в Гарвард и сказала, что пропустит семестр. Она научилась рано вставать и готовить завтрак. Она полюбила слушать сеты Чака, треки «Tesla Boy», альбомы «Mujuice» и прочую хипстерскую ерунду. Она взглянула на мир его глазами. Она влюбилась. Впервые в жизни.

Но даже погрузившись в любовь, Алиса не умела сидеть сложа руки. В один солнечный субботний день они с Кимом забрели на выставку обуви из коллекции Дэвида Линча в центр современного искусства «Гараж». Алиса никогда никому не завидовала. И в этот раз не стала. После полутора часов блужданий по гениально спроектированному автопарку, за чашкой кофе в прокуренном баре, где собирались студенты-дизайнеры, она сказала Киму: «Я тоже сделаю музей. Но это будет особенный музей».

Влюбленные снова поспорили, и Ким проиграл. Спустя неделю, которую Алиса провела в ночных посиделках со своими приятельницами, подружками редакторов глянцевого мусора, была рождена идея. Она откроет музей гениев двадцатого века. Экспонироваться будут личные вещи гениев, любые их художественные поделки, автографы, заготовки, полуфабрикаты, дневники, документальные свидетельства и прочая мишура, украшавшая или портившая их самоотверженные жизни.

Киму идея не очень понравилась.

– Сколько бы народу ты ни назначила гениями двадцатого века, все про них и так уже известно. Любой может в Интернете найти описания и фотографии, не говоря уж об автографах. Чем ты собираешься удивить московскую публику?

– А надо? – зевнула Алиса.

– Надо. Открой лучше музей чудаков и фриков нового времени. Забьешь мне трубку?

– Мы ночью выкурили последнее. Чей музей ты хочешь?

– Фриков! Чудиков! Уродцев! Эксцентриков! Людей с вывернутым мировосприятием!

– Ты не понимаешь…

– Зато в музее фриков каждый экспонат будет нести в себе идею иного взгляда на мир. Твой музей будет как перчатка, вывернутая наизнанку. Ты только подумай, как это интересно! В центре Москвы в одном здании – несколько сотен гранат, подрывающих все опоры существующих мировоззрений!

– Не хочу вывернутую наизнанку… И перчатку не хочу… И гранату не надо… – Алиса умела включать обиженного ребенка, когда ей было нужно. Но красноречие Кима, который с особенным вдохновением вещал о любой революционности, вновь покорило ее. – Ну, хорошо… А где мы возьмем экспонаты?