Иствикские ведьмы - Джон Апдайк

— Теперь, — обратилась Александра к Джейн, — найдется у тебя старый свечной огарок? Или, может, где-нибудь в ящике есть юбилейные свечки? Пепел нужно истолочь и перемешать с половиной чашки расплавленного воска. Возьми кастрюлю и хорошенько смажь сливочным маслом дно и края. Если воск пристанет, колдовство не получится.

Пока Джейн исполняла в кухне этот приказ, Сьюки положила руку на плечо Александры:

— Дорогая, я знаю, тебе не хочется этого делать.

Погладив маленькую жилистую руку, Александра заметила, что веснушки, обильно рассыпанные на тыльной стороне ладони и на первых суставах пальцев, постепенно исчезали у ногтей, словно в микстуре, которую плохо перемешали.

— Ох, нет, хочу, — сказала она. — Это доставляет мне огромное удовольствие. Это искусство. И мне нравится, что вы обе так в меня верите.

И, не долго думая, она наклонилась и поцеловала Сьюки в причудливые губы-подушечки.

Сьюки взглянула на нее. Ее зрачки сузились, когда тень от головы Александры сдвинулась с ее зеленых радужек.

— Но тебе нравилась Дженни.

— Лишь ее тело. Как мне нравятся собственные дети. Помнишь, как они пахнут во младенчестве?

— Ой, Лекса, думаешь, у кого-нибудь из нас еще будут дети?

Теперь пришел черед вздрогнуть Александре. Вопрос показался сентиментальным, бесполезным. Она спросила Сьюки:

— Знаешь, из чего обычно ведьмы делают свечи? Из жира младенцев!

Она стояла на ногах не совсем твердо. Александра по-прежнему предпочитала водку, которая не отравляет дыхания и в которой не так много калорий, но которая и не проходит через организм без всякого эффекта, как поток нейтрино. Нужно пойти помочь Джейн на кухне.

Джейн отыскала старую коробку юбилейных свечек в углу выдвижного ящика, голубых и розовых. Их расплавили в смазанной маслом кастрюле и смешали с остатками крошечного погребального костра, воск получился жемчужным с розовато-серыми проблесками.

— Ну, а что найдется у тебя для формы? — спросила Александра. Они перерыли все в поисках формочек для печенья, отказались от слишком большой формы для паштета, просмотрели маленькие кофейные чашечки и ликерные рюмки и остановились на том, чтобы использовать обратную сторону старинной стеклянной соковыжималки для апельсинов, перевернутая, она напоминала сомбреро с желобком по краю. Александра положила ее кверху донышком и стала осторожно лить горячий воск, он шипел в остроконечном конусе, но стекло не треснуло. Она подержала верхнюю часть соковыжималки под холодной струей из крана и постучала ею о край раковины, пока выпуклый восковой конус, еще теплый, не вывалился ей в руку. Она сжала его, чтобы он стал продолговатым. Начинающая оформляться человеческая фигурка смотрела на нее из ладони, четыре раза обмятая ее пальцами. — Черт, — сказала она. — Нам стоило сохранить хоть несколько ее волосков.

— Я посмотрю, может, они прилипли к полотенцу, — сказала Джейн.

— А нет ли у тебя случайно апельсиновых палочек? — спросила ее Александра. — Или длинной пилочки для ногтей? Чтобы можно было вырезать? Сошла бы и шпилька. — Джейн улетела. Она привыкла выполнять указания — Баха, Поппера, целого сонма покойников. В ее отсутствие Александра объясняла Сьюки: — Вся соль в том, чтобы не взять больше чем нужно. Каждая крошка сейчас обладает своей магией.

На магнитной планке висели ножи, и Александра выбрала тупой кривой нож с деревянной ручкой, побелевшей и размягченной от многочисленных путешествий в посудомоечную машину. Она прорезала в воске шею и талию. Крошки упали на суровое полотенце, постеленное на кухонной стойке. Держа на кончике ножа кусочки воска, а в другой руке под ним зажженную спичку, она капала воск на проявляющуюся женскую фигурку, чтобы изобразить груди. Выпуклости живота и бедер были созданы подобным же образом. Как обычно, ступни она сделала совсем маленькими. Остатки воска разогревались, мялись, разглаживались, и получились ягодички. Все это время у нее перед глазами стоял образ девушки, белое тело которой светилось рядом с ванной. Руки были не так важны, они были просто опущены вдоль тела. Кончиком ножа она сделала четкий вертикальный надрез, обозначив пол. Другие складочки и контуры обвела скошенным овальным концом апельсиновой палочки, принесенной Джейн. Джейн нашла еще один длинный волосок, приставший к волокнам полотенца. Она поднесла его к окну, чтобы рассмотреть, и, хотя отдельно взятый волос едва ли обладал цветом, он оказался не черным и не рыжим и светлее и тоньше волоса из пряди Александры.

— Я совершенно уверена, что это волос Дженнифер, — сказала она.

— Так будет лучше, — сказала Александра. Голос у нее охрип от сосредоточенной работы над фигуркой, которую она лепила. Краем мягкой душистой палочки, которой прокалывают ягоду или оливку в бокале, она вдавила этот единственный волосок в податливую сиреневую головку.

— Голова есть, а лица нет, — недовольно сказала Джейн, заглядывая через плечо Александры. Ее голос сотряс священный энергетический конус.

— Мы сделаем ей лицо, — прошептала в ответ Александра. — Мы знаем, кто это, и создадим его.

— А я уже чувствую, что это Дженни, — сказала Сьюки, она подошла так близко, что Александра чувствовала на своих руках ее дыхание.

— Здесь пригладим, — напевала под нос Александра, проводя выпуклой стороной чайной ложки. — Дженни гла-а-денькая.

Джейн опять стала критиковать:

— Она не будет стоять.

— А ее маленькие женщины никогда не стоят, — вмешалась Сьюки.

— Ш-ш-ш, — произнесла Александра, охраняя свой колдовской настрой. — Она должна принять это лежа. Вот как делают это леди. Мы принимаем лекарство лежа.

Магическим ножом она сделала надрезы на маленькой головке Дженни, имитируя ее новую прическу под Эву Перон. Недовольство Джейн относительно лица раздражало, поэтому она краем апельсиновой палочки попыталась очертить округлые глазницы. Впечатление от неожиданного взгляда этого серого комочка было пугающим. Александра ощутила внизу живота свинцовую тяжесть. Пытаясь творить, мы принимаем на себя первородный грех, грех убийства и необратимости. Острием вилки она проколола пупок в блестящем лоне фигурки, рожденной, а не сотворенной, соединенной, как все мы, с праматерью Евой.

— Довольно, — объявила Александра, с грохотом бросив инструменты в раковину. — Быстро. Пока воск совсем не остыл. Сьюки, ты веришь, что это Дженни?

— Ну… конечно, Александра, можно так сказать.

— Важно, чтобы ты верила. Держи ее руками. Обеими руками.

Она так и сделала. Ее тонкие веснушчатые руки дрожали.

— Говори ей, не улыбайся, говори ей: «Ты Дженни. Ты должна умереть».

— Ты Дженни. Ты должна умереть.

— И ты, Джейн. Скажи.

У Джейн руки были не такие, как у Сьюки, и они были разные: рука, державшая смычок, толстая и мягкая, рука, пальцами которой она трогала струны, чересчур развита, с золотистыми ороговевшими мозолями на огрубевших кончиках пальцев.

Джейн произнесла эти слова таким безразличным решительным тоном, словно просто читая написанное, что Александра предупредила:

— Ты должна в это верить. Это Дженни.

Александру не удивило, что, несмотря на всю ее злость, Джейн была самой слабой из сестер, когда доходило до колдовства; ведь магия подпитывается любовью, а не ненавистью. Ненависть — лишь ножницы в руках, она не способна плести нити симпатии, посредством которой ум и дух действительно приводят в движение материю.

Джейн повторяла заклинание в кухне сельского дома. Через окно, заляпанное затвердевшим птичьим пометом, виднелся неприбранный двор, тем не менее, уже украшенный двумя цветущими кустами кизила. Последние лучи солнца сияли, как расплавленное золото, сквозь тонкую листву и сплетения темных колеблющихся ветвей, с узором из четырех лепестков на конце каждой ветки. Желтая пластмассовая ванна, из которой дети Джейн уже выросли, простояла всю зиму под небольшим наклоном у одного из деревьев, и в ней полумесяцем стояла грязная вода от растаявшего льда. Лужайка была бурой, но уже покрылась дымкой новой зелени. Земля оживала.

Голоса двух других женщин вернули Александру к действительности.

— И ты, милая, — хрипло сказала ей Джейн, отдавая назад малышку, — произнеси эти слова.

Женщины были исполнены ненависти, но делали все основательно. Александра приказала Джейн со спокойной уверенностью, торопясь закончить обряд:

— Булавки. Иголки. Даже канцелярские кнопки — найдутся в комнатах у детей?

— Терпеть не могу туда входить, они начнут ныть, что пора обедать.

— Вели им подождать еще пять минут. Мы должны закончить, иначе…

— Иначе что? — спросила испуганная Сьюки.

— Могут быть обратные результаты. Все может случиться. Как бомба у Эда. Подойдут маленькие старые булавки с головками. Даже скрепки для бумаг, если их распрямить. — Она не стала объяснять, для чего — чтобы пронзить сердце. — И еще, Джейн. Зеркало.