Кот в мешке - Иоанна Хмелевская

– А, вы о том, единственном мешке, что под креслом лежал? Да, он его приметил и сообщил Эрнесту. За ним Эрнест явился лично, и кошки здорово его отделали. Как вообще можно держать в доме таких диких животных? Вдруг они бешеные, иначе чего им кидаться на кого попало. А сегодня Эрнест уже знал, что сокровище найдут, и велел ему явиться с оружием в руках и морду черной маской прикрыть. О маске он позабыл, чуть пушку не забыл, так Эрнест ее ему силой всунул и сказал: бояться нечего, сокровища наверняка найдены и где‑нибудь валяются без присмотра, ведь у Алиции привычка сразу ничего не убирать и на место не класть. Но если на видном месте не найдет, велел хоть весь дом обыскать, для того черная маска и пушка, и в случае чего кричать всем: «Руки вверх, стрелять буду». Но он надеялся, что все уже пошли спать, и никого он не постреляет, а о морде вот забыл… Это все, больше рассказывать нечего, теперь могли бы его и отпустить. Но не на голодный желудок, у него все кишки ссохлись, сколько времени не ел, не пил, уработался вусмерть, а тут еще эти кошки проклятые…

Быстро встав, я забрала со стола свою коробку с солеными пальчиками и поспешила укрыть ее у себя в комнате. Не для того человек охотится за лакомством целыми месяцами, не для того звонит в фирму, делая предварительный заказ, чтобы этот кретин все сожрал одним махом.

Когда я вернулась, Зенончику освободили руки и он растирал одеревеневшие запястья, жалобно глядя на пустое место, где стояли пальчики. И чашки кофе ему тоже не дали.

Собравшись с силами и почему‑то взбодрившись, Зенончик обратился к нам с какой‑то непонятной надеждой:

– Ну! Вот я вам все рассказал, теперь‑то можно мне это забрать?

– Что забрать? – не поняла Мажена.

– Да те самые финтифлюшки. Зверинец то есть.

У нас и руки опустились. Это была уже просто паранойя. Хотя он всегда был таким. Вспомнилось, как десять лет назад, когда Алиция к нему еще благоволила и жалела нескладного парня, он обратился к ней с просьбой «поделиться своими доходами, чтобы он мог съездить в Калифорнию». Алиция вежливо объяснила нахалу, что предпочитает свои доходы потратить на свое путешествие в Норвегию. Вот этого он никак не мог понять. Тогда я подумала, что он просто прикидывается таким дураком. Вот и теперь. Ведь он как рассуждает: он узнал о существовании сокровища, столько намучился, но сам его нашел, сам во всем признался, ответил на все наши вопросы. Что‑то же ему за это положено?

– Убирайся, – гневно крикнула Мажена. – Катись отсюда и больше никогда в этот дом не возвращайся. Если Алиция тебя хоть на порог пустит, я с ней перестану разговаривать.

Анита не выдержала. Целый вечер без интриг – это свыше ее сил. И она постным голосом произнесла:

– Кажется, это дело Алиции, но, возможно, я ошибаюсь…

– Заткнись! – крикнула я ей в лицо, ибо только что видела лицо Алиции. – Конечно, эти слова негодяю должна сказать хозяйка, но она скажет их в такой форме, что их свободно можно будет принять за приглашение.

Не преувеличивай, – скривилась Алиция. – Вы обе правы. – И обратилась к Зенончику: – Ладно, я не стану сообщать в полицию о твоих похождениях, но с меня достаточно. Это мой дом, а не поле битвы, и я не для того выращиваю цветы, чтобы их все время уничтожали. Понял? Больше тебе здесь сидеть незачем.

– И нечего тебе здесь больше искать, – прибавила я. – Беата завтра уезжает и забирает коллекцию с собой, на экспертизу. Она ювелир, специалист по золоту. Никаких других драгоценностей в этом доме нет и не будет. К тому же Алицин банк рухнул, так что она лишилась всех денег.

Очень много времени понадобилось Зенончику, чтобы осознать услышанное. Он выразил Алиции искреннее соболезнование и очень огорчился. Надежда сменилась унынием. Желая хоть что‑то сохранить, он кивнул на пистолет:

– А это?

– А это останется Алиции на память, – твердо заявил Павел.

– Но Эрнест…

– Скажи ему, чтобы повесился, не обязательно стреляться. А тебя перед этим может ножом зарезать.

Явно напуганный кровавой перспективой, негодяй решил больше с нами не спорить и отказался от всех претензий. Из жалости Алиция выпустила его через главную дверь, ведь на террасе ожидали дикие звери.

***

Недоумок давно скрылся из глаз, а мы все сидели молча. Первой взяла себя в руки Алиция и накинулась на меня:

– Спятила ты, что ли? Почему решила, что я обанкротилась?

– Чтобы этот придурок не рассчитывал больше на твои доходы. Вот только не знаю с чего – с веток, полок? Иначе ты никогда от него не отделаешься, а ему в голову может прийти любая глупость, ты сама убедилась. Анита, ты была права…

Анита покачивала головой, сама удивляясь своей прозорливости.

– Многое рассчитывала я увидеть и услышать у вас, но чтобы столько… Ах, какие очаровательные создания кошки! Жаль, что со мной не дружат. Но слушайте, я и сама не предполагала, что столько сумела предвидеть, о столь многом догадаться. Можете не восхищаться мной, не говорить хороших слов. Я сама собой восхищаюсь достаточно!

***

– Конечно, его бы посадили, – говорила я Алиции наутро следующего дня, когда мы остались одни, отправив Павла с Беатой за покупками. – Неумышленное убийство, есть такая статья. И сам признался, идиот.

– Ведь никто его не подозревал, – вздохнула Алиция. – Во всяком случае, я. Ставку я делала на Падлу.

– Я тоже. И даже правильно. Мне и в голову не могло прийти, что всю кашу заварит это обжорливое ничтожество.

Помолчали, наслаждаясь солнцем и свежим воздухом. Мы с подругой сидели опять на террасе за садовым столом. В полдень можно было не опасаться комаров.

– Гляжу я на свой сад и думаю – сколько же возни с ним. Вот, опять полоть надо. И бамбук… Придется не меньше половины выкопать.

О Зенончике Алиция говорила неохотно, он стал как бы ее собственным поражением. Я уже говорила, что она питала к этому парню слабость, познакомившись с ним много лет назад, принимала таким, как есть, добродушно посмеиваясь над его глупостями, и вот в результате он оказался не достоин ее хорошего отношения. И добрых советов, и мягкой постели, когда сестра выгоняла его из дома, и неисчислимого количества съеденного и выпитого. Наверняка он и забавлял ее, смешил, да и в какой‑то степени помогал по дому, возможно, она не раз пожалеет об его отсутствии, но и экспонировать собственные ошибки она не желала. Из двух зол уж лучше бамбук – тоже ее жизненная ошибка. Несколько жалких прутиков, посаженных годы назад, разрослись и превратились в могучую чащу, неотвратимо наступающую на сад. Нелегко избавиться от этого хищного растения: его корни уходят на глубину почти полутора метров, и слабой женщине с ними трудно было справиться.

– Зато ты оказала неоценимую помощь общественности, – попыталась я утешить ее.

– Какой общественности?

– Да хотя бы мне. Я ведь тоже составная часть общественности. А благодаря тебе я очень хорошо поняла, что такое бамбук, и теперь не только у себя не посажу ни единого бамбучка, но и других предостерегу.

– Тебе все равно не поверят. Каждый учится на своих ошибках. Слушай, что ты собираешься с ними делать?

Взмах руки куда‑то в направлении торгового центра мог означать только Павла и Беату. Очень не понравился мне этот вопрос.

– А что я должна делать? Прикончить их?

– Возможно, и стоило бы. Учти, я‑то остаюсь здесь, а вы все возвращаетесь в Варшаву. К Беате не буду цепляться, но с Эвой вы близки. К чему это приведет?

– Дьявол их знает. Бедная Эва. Может, еще опомнятся?

– Ты сама этому не веришь. Что‑то на них нашло, прямо безумие какое‑то. И надо же было тебе их сюда привозить!

– Вот те раз! – Я смертельно обиделась. – Я привезла? Да ты что! Сами они приехали, совершенно случайно совпали, я об их приезде к тебе и понятия не имела. Впрочем, не они первые. А ну припомни, сколько влюбленных пар колготилось в твоем доме!

Оказывается, я содержу публичный дом, – грустно вздохнула Алиция. – И не знала об этом. Нет, меня это серьезно огорчает. Павла я знаю с самого рождения, его жену Эву – почти двадцать лет, для нее это будет страшным ударом. Наверняка не сочтет меня виновной… Да нет, конечно, – что я, Эву не знаю. Но вполне могут быть у нее ко мне претензии. И я чувствую себя свинья свиньей.

– И ты не одна такая, – печально поддержала ее я. – Вместе будем похрюкивать над корытом.

Для Эвы Павел являлся смыслом жизни, я словно воочию видела кучи порошков снотворного, которые она собиралась поглотить. И ведь не поверит, что я не приложила рук к проклятому роману. Единственное, что могу сделать – это поскорее забрать отсюда Беату. Когда буду уезжать, а уезжаю уже послезавтра. Завтра утром выкопаю растения, которые собираюсь увезти в Польшу… А, правда, я собиралась их украсть, не забыть бы в предотъездной спешке.