Пир потаенный - Филип Фармер

– Это метафора, – объяснил я. – Ты знаешь, что я имел в виду.

– Так ты что, действительно думаешь, что наш дед, который мог бы быть нашим же архипредком и много раз просто нашим предком, был не кто иной, как тот богочеловек, которого древние германцы знали под именем Вотен, потом Ватан, затем Один и так далее?

– Да, – сказал я. – Я думаю, что Девять хотят, чтобы кресло нашего деда навсегда осталось в семье. Поэтому они сделали все, чтобы мы стали тем, кто мы есть. Я их кандидат типа «человек из джунглей», ты – типа «человек из города». Должно быть, это их забавляет. А может быть, в каменном веке существовал обычай, что два брата должны были сражаться насмерть, чтобы один из них стал вождем. Кто знает? В любом случае, им совершенно все равно, кто из нас будет убит.

– Мне кажется, ты пытаешься подсластить пилюлю, – сказал Калибан.

Тут даже Триш не выдержала и воскликнула:

– О, Док! Прислушайся к его словам! Я верю, что он говорит правду!

– А я не верю, – глухо отозвался Док. – И даже если он прав, один из нас все равно должен умереть.

– Я не буду с тобой драться ради сомнительного удовольствия заседать за столом Девяти.

Он слегка улыбнулся:

– Так ты отказываешься?

– Я и так достаточно наглотался их дерьма, – ответил я. – Я верю, что наш отец тоже пришел к такому решению. За что они с ним и расквитались.

– Я разыскал его убийц, – сказал Калибан. (Его странные глаза, казалось, принялись пульсировать каким-то внутренним светом.) – Я не стал их убивать, но обернул против них их собственную ловушку, в которую они собирались поймать меня. Так они в ней и сдохли. Случись это теперь, я убил бы их своими руками.

– Что тебя заставляет думать, что они действовали не по приказу Девяти? – спросил я.

В этот момент он начал приближаться ко мне, медленно и осторожно. Мой вопрос заставил его вздрогнуть. Он замер на месте. Бронзовое лицо, хмурое от гнева, потемнело еще больше, напряглось и стало чеканным, будто только что вышло из-под монетного пресса.

– Ты лжешь! – яростно выкрикнул он.

Его член напрягся и взмыл вверх, плотно прижавшись к животу, так стремительно, будто его дернули за невидимую веревочку. Он набухал на глазах, как капюшон разъяренной кобры. Толстые голубые вены в палец толщиной опутывали его, словно клубок змей. Громадная красная головка зловеще поблескивала.

Я понял, что надежды вразумить его больше не осталось. Схватки было не избежать. Где-то глубоко внутри себя я подозревал, что все так и кончится, и, может, даже надеялся на это. Как бы там ни было, мой член поднялся тоже, но более медленно. Но даже напрягшись в полную величину, он выглядел бледным подобием рядом с таким чудовищем.

Док взглянул, как набухает мой орган, и сказал:

– Сейчас я оторву тебе их, и член, и яйца, мой большой брат!

Он прыгнул, как тигр, и бросился на меня. Одна его рука была протянута вниз, к моей мошонке, другая – вверх, чтобы блокировать ею мою руку, которой я попытался бы защититься.

Глава XLI

И все же мне удалось перехватить его руку. При этом я даже не потерял равновесия, на что он, безусловно, рассчитывал.

Мы оказались точно в такой же позиции, как и при стычке на мосту. Он превосходил меня в росте (два метра ровно против моих метр девяносто) и в весе (сто пятьдесят килограммов против ста двадцати). Как я уже говорил, у меня широкий и очень крепкий костяк, как у истинного кромальонца, и очень развитая мускулатура. Но это не значит, что я похож на тяжеловеса, занимающегося штангой или гирями. Один, без другого человека рядом со мной, я похож фигурой скорее на Аполлона Бельведерского. У меня те же пропорции, хотя плечи и грудь на самую чуточку шире, чем у него.

То же самое и у Калибана: его фигура настолько гармонична и пропорциональна, что совершенно не кажется массивной, а стройной и изящной, если рядом нет обычного человека для сравнения. Но, по сравнению с моими, его мускулы были еще более впечатляющими. Я уверен, что Триш, глядя на нас, могла бы вообразить себе схватку между взрослым африканским львом и американской пумой.

В течение показавшихся мне нескончаемыми долгих минут мы стояли, слегка покачиваясь, давя друг на друга, напрягая мышцы всего тела. У обоих продолжали кровоточить ссадины и раны, некоторые из которых были довольно глубокими. Мы оба сильно ослабли за счет потери крови и усталости после столь ожесточенной схватки. Дыхание, едва восстановившись, вновь стало бурным и прерывистым.

Так мы качались из стороны в сторону некоторое время, напоминая собой некую скульптурную группу. Затем, медленно, ох как медленно, руки Калибана стали уступать моему нажиму и отклоняться все дальше назад, за спину. Глаза удивленно расширились, и дыхание еще более участилось. От ужасного напряжения мышц кожа его затылка, плеч, груди и рук покрылась сетью мельчайших морщинок. На висках под бронзовой кожей, покрытой крупными каплями пота, вздулись синие пульсирующие вены.

Я слишком склонил голову вперед, и он воспользовался этим, чтобы укусить меня за нос. Резким движением головы мне удалось вырвать его из-под зубов Дока, но это стоило мне дикой боли в носу, тотчас же ударившей в мозг и распространившейся оттуда по всему телу. Но, частично, он все же отхватил мне кусок кожи. Кровь потекла по губам и закапала с подбородка.

Неуловимо быстрым движением Калибану удалось освободить одну руку и схватить мои тестикулы. Движение было быстрее, чем удар лапы тигра. Боль дикой вспышкой прошила мое тело. Я громко взвыл и почти потерял сознание. Мои последующие действия были чисто рефлекторными и полуосознанными. Сознание прояснилось в тот момент, когда мы, задыхаясь, стояли друг против друга, каждый сжимая в руке тестикулы своего противника.

Кровь толчками выплескивалась наружу через разорванные вены и артерии тканей его промежности. Я тоже чувствовал, как теплая жидкость струится по моим ногам, но не стал смотреть, что там и как, опасаясь, как бы последствия шока не стали для меня фатальными: я знал, что у меня осталось мало времени, прежде чем силы полностью покинут меня.

Швырнув тестикулы ему в лицо, я прыгнул, как пантера. Он выронил мои и вновь попытался перехватить мои руки. Это ему удалось, но частично. Несмотря на потерю крови его пенис оставался таким же огромным и твердым, что, по крайней мере, было удивительно. Свободной рукой я схватил его и рванул на себя, резко скрутив по оси. Док взвыл не своим голосом. Я дернул его еще раз, вложив в рывок всю оставшуюся силу, и огромный член, плюясь кровью с одной, и спермой – с другой стороны, оказался у меня в руках. Я сунул его Доку под нос и швырнул на землю.

Калибан с застывшим в изумлении лицом сделал шаг вперед, будто собираясь поднять его. Я прыгнул ему на спину и обхватил шею двойным нельсоном. Док упал вперед, ударившись лицом об пол.

И все же у него еще оставались силы, чтобы сопротивляться нажиму моих рук. Мышцы его шеи были тверды, как камень. Я чувствовал, что силы, подобно большой летучей мыши, отчаянно бьющей крыльями в темноте ночи, оставляют меня.

Однако мой пенис все еще оставался напряженным и пульсирующим. Он был прижат моим телом к ягодицам Дока, чьи напрягшиеся мускулы были такими твердыми, будто я лежал на статуе, вырезанной из крепкого дуба.

Я продолжал давить на его затылок изо всех сил, которые еще у меня оставались. Я знал, что если он выдержит, у меня больше не будет шанса одержать верх, так как уже был на грани потери сознания.

Кожа Калибана постепенно теряла бронзовый оттенок, затем быстро побледнела и стала серой. Послышался легкий хрустящий звук, будто ломалась мачта парусного корабля, попавшего в бурю.

Где-то далеко раздался протестующий крик Триш. Калибан зарычал сквозь зубы в последнем неимоверном усилий вырваться из моего захвата. Затем его голова резко подалась к груди, раздался отчетливый хруст позвонков, он дернулся в последний раз и затих.

У меня тут же произошло семяизвержение, прямо на него, но все это ощущалось уже очень смутно. По мере того, как кровь и остатки спермы истекали из меня, на меня сверху спускалась ночь. И через несколько секунд, вслед за Калибаном, мне стали безразличны все тревоги и заботы этого суетного мира.

Глава XLII

Мое первое пробуждение было смутным и неотчетливым. Перед глазами плыл туман и все тело, казалось, было насквозь пропитано болью, но далекой и какой-то расплывчатой. Позже я понял, что в те дни меня днем и ночью накачивали анальгетиками, боясь развития шока. Где-то высоко надо мной виднелось размытое пятно света. Мало-помалу я осознал свои ощущения и понял, что нахожусь в постели, внутри противоатомного убежища.

– Клио! – попытался позвать я, но не услышал собственного голоса.

Лампу над головой затемнила чья-то голова в ореоле рыжих волос. Лицо плыло и дрожало, и я не сразу узнал ее.

– Триш, – спросил я плачущую и смеющуюся одновременно женщину, – а где Клио?