Пляски с волками - Александр Александрович Бушков

class="p1">– Ну, что Жебрак… Конечно, классический кулак на большую ногу, следовало бы поступить, как с кулаками и поступают, только руки пока не дошли. Они и до войны не доходили. Местная специфика, знаешь ли. Упор был на коллективизацию земли, а с этим в наших местах обстояло посложнее, чем в других. Все дело в хуторах, которых здесь полно. В деревне колхоз гораздо легче завести, а вот с хуторами получается полная засада. Их тоже в колхозы объединяли, только колхозы получались громадные по площади, приходилось их разукрупнять, на это и бросили все силы, до мелкобуржуазного городского элемента и кустарей-одиночек вроде Жебрака руки не дошли. А тут война, немцы… И сейчас происходит то же самое: весь упор в первую очередь на землю, до мелких мастерских, магазинчиков и ресторанчиков руки не доходят, на потом отложили, главное – той весной посевную провести силами колхозов. К тому же у мельницы есть своя специфика. Одна она на всю округу. Национализируют ее, а кому на ней работать? Да тому же Жебраку с подручными. И где гарантия, что они по злобе чего-нибудь не наломают? Да так, что никто саботажа и не заподозрит? Нет у нас таких специалистов… Вообще-то на бюро райкома вопрос о Жебраке ставился. Решили так: поискать знатоков мукомольного дела в области, и уж если найдут… Но может и так оказаться, что долго искать придется. Вот Жебрак пока что и панует, разве что налоги повысили. А по нашей линии… Никаких компрматериалов на него нет. Даже как-то так получилось, что к нему в гости не наведывались ни немцы, ни пособники. А ведь к иным богатеньким хуторянам часто ездили – и немцы, и полицаи, и всякая сволочь из управы. Речь не об агентурном сотрудничестве – среди хуторян агентуру как раз меньше всего заводили, упор делали на деревни и города. Ну какой из хуторянина агент, если он о местных делах знает гораздо меньше, чем сельчанин или горожанин? Тут другое: на дармовщинку и жареная свининка, и курятина-гусятина, и яишня с пылу с жару, и самогон… На это и не смотрели как на пособничество, разве что уж отношения с немцами выходили за застольные рамки. Многие кулачки таких гостей только привечали – чтобы разные послабления выправлять. Они и при поляках так себя вели, и это не пособничество, а кулацкий хозяйственный расчет. Но к Жебраку, я только что говорил, немцы и пособники как-то не ездили, хотя дом у него – полная чаша, и самогонку, точно знаю, гонит. Правда, и с партизанами у него связей не было, в отличие от некоторых, помогавших, прямо скажем, не из советского патриотизма, а чтобы отношения не портить, а то сожгут, не ровен час… Жебрак всю жизнь в стороне от людей держался – одинокий волк, да и только. Если подумать, мне о нем больше и рассказать нечего…

У меня язык чесался спросить напрямую: «Ефимыч, а что ты скажешь про старые слухи, будто Жебрак – наподобие колдуна? И про батьку его такие слухи ходили…» Не мог Гармаш ничего об этих сплетнях не слышать – он местный, хоть и покинул эти места, уйдя на Гражданскую, служил здесь с октября тридцать девятого и до войны, один из его подчиненных, тоже местный, три года в партизанском отряде особым отделом руководил…

Но я сдержался. Во-первых, Гармаша такой вопрос несказанно удивил бы, а поднимать его пока что не стоило – быть может, до поры до времени. Во-вторых, было более насущное дело, ко всякой «чертовщине» не имевшее никакого отношения…

Примерно через четверть часа я ушел из отдела НКГБ с тощенькой папочкой «дела второго покойника» и большим пакетом из плотной бумаги, где лежали его скудные пожитки. Как я и предвидел, Гармаш с превеликим удовольствием согласился отдать все нам. Так что прошло гладко: я тут же из кабинета позвонил Радаеву, он кратенько поговорил с Гармашом, договорились, что официальное отношение Радаев напишет позже, сегодня же, а пока что мы с Гармашом составили стандартную расписку на бланке НКГБ: передал-принял, звания, должности, подписи…

Пистолет и прочие мелочи меня не интересовали совершенно, а вот на мундштук я возлагал определенные надежды – да и на часы тоже. В сочетании с татуировкой и тремя старыми ранами…

Уже на улице мне пришел в голову вопрос, который следовало бы задать майору гораздо раньше: почему Гармаш ни словечком не упомянул о зельях, которыми Жебрак лечил людей? Где же тут «полная раскладка»? Траволечение и «чертовщина» – разные вещи. То, что Жебрак лечил людей – как сказал бы Остап Бендер, медицинский факт. Можно в траволечение, проводимое деревенским знахарем, не верить, как не верили те темблинские ученые доктора, но есть факт, о котором следовало упомянуть. Нелепо думать, что майор об этом факте не знал, все Косачи знали, а он, твердый профессионал, ведать не ведал? Напрашивается вывод: может быть, Гармаш старательно избегал этой темы? Не хотел ее затрагивать, подозревая, что за разговором о зельях последуют другие мои вопросы?

Конечно, я не стал возвращаться, задавать эти вопросы. У меня внезапно нарисовалось более важное дело…

…Я еще позавчера узнал, что Крамер не улетел обратно, как следовало бы ожидать. Кто-то (какой смысл выяснять, кто? Явно кто-то из наших, может быть, сам Радаев) устроил ему комнатку в небольшом одноэтажном домике, превращенном в офицерское общежитие, но не для армейских офицеров, а для части наших сотрудников и людей из НКГБ, а также командированных к нам и «смежникам». Тогда же я подумал, что, похоже, знаю ответ: в ближайшее время Крамеру будут устраивать выход на ту сторону, к немцам, и гораздо удобнее сделать это из Косачей. Догадку я, разумеется, держал при себе…

Крамер встретил меня приветливо – понятное дело, он сидел тут безвылазно и отчаянно скучал. В таких случаях людям вроде него прямо предписывается не общаться особенно с окружающими. Ну а они, в свою очередь, навязывать свое общество ни за что не станут – народ подобрался тертый, видывавший виды. Прекрасно понимает: если среди офицеров оказался бородач в цивильном, значит, так надо и набиваться в собеседники не стоит…

Когда мы уселись на старинные, но крепкие стулья, я не стал терять время: вынул из пакета мундштук и показал Крамеру, для наглядности держа вертикально между указательным и большим пальцами, и спросил:

– Вам, товарищ Крамер, случайно не доводилось видеть такой… прежде? Возьмите, посмотрите, речи нет, чтобы сохранять отпечатки пальцев…

– Ну, вы так его держали… – усмехнулся Крамер, взял у меня мундштук и, бросив