Дэйви - Эдгар Пэнгборн

Церковь прилагала спорадические усилия, чтобы управлять бродячими комедиантами, неизменно пытаясь прищемить им хвост. Время от времени у какого-то предприимчивого прелата возникает идея и он, думает, что она новая. Архиепископ Кониката преуспел в этом в 318 году, незадолго до того, как мы объехали вокруг этой страны и направились в южный Кэтскил и Пенн. Он объявил, что каждая труппа бродячих комедиантов, проезжающая через Коникат, должна иметь в качестве одного из своих членов священника. Это просто, сказал он — как они могли бы возражать и почему никто не додумался до этого раньше? Молва распространилась прежде, чем его закон вступил в силу; когда это произошло, все труппы покинули Коникат. За пределами каждого значительного пограничного поста — в Ломеде, и в Дэмбери в южном Бершаре, и в Норроке, который является единственным настоящим южным портом Леваннона, и даже вдалеке, в Мистике, на границе с Родом, — труппы бродячих комедиантов устроили лагеря в пределах видимости коникатских таможенных чиновников, с которыми они подружились и были довольно приветливы, но в течение трех месяцев ни одна труппа не появилась на территории Кониката и ни один хозяин комедиантов не позаботился объяснить почему.

Комедианты были вежливы со всеми посетителями, но в тех лагерях они не устраивали представлений, которые могли быть видны с коникатской стороны. Никакой музыки, так как музыка не признает границ. Никаких продаж коникатским покупателям, и никаких передач новостей. Труппы просто находились там. Трех месяцев блокады оказалось достаточно, чтобы привести каждый город и каждое село в стране до крайнего раздражения и протеста — более того, там все еще сетовали на «забастовку комедиантов» много месяцев спустя, когда мы проезжали мимо и мне хотелось, чтобы мы устроили представление, но в это время мы чертовски быстро уезжали в северный Леваннон. Часто за эти три месяца несколько отобранных подобострастных священников посещали лагеря и предлагали себя в качестве членов — временных, даже с ограниченными привилегиями, все, что угодно, чтобы вернуть труппы обратно в страну, прежде чем население взбунтуется. Оптимистам-отцам с сожалением сообщали, что хозяин еще не совсем передумал, но будут рады сообщить им, когда он созреет. Сейчас я представляю себе, рассматривая все в исторической ретроспективе, которую Ники и Дайон объяснили мне, что если бы церковь пыталась обойтись с бродячими комедиантами круто, это могло бы вызвать вспышку религиозной войны с совершенно непредсказуемыми результатами; но церковники были сообразительны и смягчили свою позицию. Тогда, наконец, труппа в Норроке — предварительно договорившись, но это отдельная история, каким образом посыльные комедиантов мгновенно переходили окольными дорогами и тайными тропами от труппы к труппе, держа всех в курсе событий — приняла приятного маленького священника как временного члена и отправилась проездом через страну.

Они подготовились для этого. Отправилась труппа Билла (Лардпота[81]) Шэнди. Папа Рамли знал Лардпота; он сказал, что этот человек все делал так, как ел, никогда не останавливаясь на полпути. Прежде, чем они отправились со священником, большие картины похотливого содержания на фургонах были перекрашены в серые тона — скучное и печальное зрелище. Где бы они не останавливались, как будто для обычного выступления, не играла музыка, а исполнялись только церковные гимны. Никаких представлений, никаких спектаклей с подглядыванием за голыми женщинами. Вместо сводки новостей с отдаленных мест, которую хозяин комедиантов обычно предусматривает в начале каждого посещения, приглашался священник, чтобы произнести проповедь. От этого, в самом деле, было обиднее всего, потому что, как я говорил, бродячие комедианты были единственным источником новостей, которому люди могли доверять: ничто другое в нашем робком, пораженном нищетой, безграмотном мире, не может заменить газет Древнего Мира. Не прошло и трех месяцев, а весь Коникат волновали слухи — землетрясения в Кэтскиле, восстания атеистов в Нуине, Вэрмант переполнен революционерами, прорицателями и трехглавыми телятами. Тот бедняга-священник — Лардпот намеренно выбрал самого наивного — фактически читал проповедь дважды, второй раз для преданной и упорной группы из пяти пожилых леди: они не могли слышать достаточно хорошо, но были обрадованы, когда узнали, что комедианты прекратили свою непристойную деятельность в пользу приятных поучений для нравственного воспитания в семье.

Закон, который издается церковью, никогда не отменяется[82]. Но, прежде чем группа Билла Шэнди достигла границы Рода, архиепископ объявил в нью-хейвенском соборе, что несчастный причетник, который вначале передал архиепископское послание, совершил отвратительную ошибку, пропустив слова, за что он сейчас подвергнут наказанию, которое будет отбывать в течение некоторого времени — при этом, говорят, архиепископ чмокнул губами и улыбнулся, в какой-то степени, мирской улыбкой. Что архиепископ, на самом деле, сказал — и если бы он не был так занят, заботясь о духовном благоденствии своей паствы, он узнал бы об ошибке и исправил ее намного раньше, — что он действительно сказал, так это то, что любая труппа бродячих комедиантов, которая этого пожелает, может принять священника в качестве члена своей труппы и т. д. и т. д. Заметьте, пожалуйста, сказал архиепископ, какое огромное различие для понимания закона может иметь присутствие или отсутствие трех небольших слов, и попытайтесь вести себя соответствующим образом, хвала господу, и отдавайте себе отчет в сказанном. Поэтому народ на улицах танцевал. Не понимаю, как самое лучшее послание архиепископов могло получить так много от этих «и т. д.», «и т. д.»

Поэтому, практически, комедианты — граждане мира, живут, главным образом, по законам, которые церковь, как смущенная учительница, называет «почетной системой». Это значит, что хозяин бродячих комедиантов должен принимать на себя многие функции полицейского, священника и судьи. Предполагается, что он должен выяснять и сообщать обо всех беременностях, даже если труппа через несколько месяцев окажется на расстоянии в сотни миль. Он должен убедиться, что за женщинами имеется должный уход во время критического периода. И, если случайно родится мутант, когда труппа не находится в пределах досягаемости священника, хозяин комедиантов должен взять собственной рукой нож и убедиться, что он проник в сердце, и собственными глазами присмотреть, чтобы тело было погребено под молодым деревцем, которое должно быть согнуто в форме колеса…

В каждом из трех других фургонов труппы Рамли, за исключением театрального, имелось достаточно жилых помещений для, максимум, двенадцати человек, не заставляя кого-либо спать в «гостиной» — думали, что это принесет неудачу — бродячие комедианты были полны пустячных суеверий, подобных этому, но необычайно свободны от больших. Включая главный фургон, верхний предел для целой труппы составлял сорок два человека. Некоторые труппы имеют шесть фургонов или даже больше; это слишком много. Тридцать шесть человек — численный состав труппы после присоединения нас с Сэмом — самое подходящее количество, не слишком большое, чтобы папа не мог уследить за всем, что происходило, но достаточно большее, так что самые крутые бандитские шайки вряд ли нападут на нас. — Ребята Шэга Донована были не бандитами, а городскими хулиганами довольно глупой породы.

В тот первый день в Хамбер-тауне, после принятия нас в состав труппы, папа Рамли отправился по своим делам и, я вспоминаю, Бонни Шарп, прислонив затылок к колену мадам Лоры, потихоньку играла на мандолине, поэтому, не осталось никого, кроме Минны, чтобы позаботится о нас с Сэмом.

Жизнь бродячих комедиантов проходила в таком ритме, что напряженное состояние, быстро и очевидно, сменялось спокойной обстановкой. Бонни явно получала удовольствие, слушая мою историю и вопросы мадам Лоры, и случайные замечания моего папы, она переводила взгляд своих веселых девичьих глаз, огромных и серых, от одного к другому, ничего не упуская. Потом я закончил, и Бонни поняла, что, наверно, Минна позаботится о нас, если для этого не найдется никого другого, поэтому окружающий мир для Бонни удобно сузился до небольшого местечка на бурой медвежьей шкуре, блестящих струн мандолины, легких звуков музыки, издаваемых ею, удовольствия, которое она испытывала в своем здоровом теле, и теплоты колена мадам Лоры. Время напряжения, время расслабленного спокойствия, с музыкой при этом, — я тоже научился такому ритму через некоторое время. Если бы Ники не научилась этому, я не мог бы ладить с ней так, как сейчас — ну, без этого она была бы какой-то другой, неосознанной. Избави меня бог от общения с достойными людьми, чья одержимость энтузиазмом никогда не позволяет отдыхать расслабленным.