Избери жизнь - Людмила Георгиевна Головина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зайдём? – предложила Вера.
Чтобы попасть внутрь пришлось повоевать с длинными и прочными побегами, но им всё же удалось прорваться.
В храме царила тишина и пустота.
– Все иконы и вся утварь отсюда перевезены в наш храм в «Малом стаде», – пояснила Вера. – Именно здесь, в этом храме мои папа и мама познакомились с моей бабушкой. Да, у меня тоже была бабушка. Баба Сима. Она тоже была приёмная, но я её любила, как родную. Когда случилась Катастрофа, дом родителей был разрушен, а дом бабы Симы – нет. И бабушка пригласила их пожить у себя. А потом и меня удочерили. И с тех пор мы не расставались. Сейчас бабушки уже нет с нами, и мне её очень не хватает. А ещё, в этом храме меня крестили.
Они постояли ещё немного и вышли. После полумрака и прохлады, царивших в храме, снаружи было жарко, а солнечный свет слепил глаза.
Вера и Олег шли по улицам бывшего города. Одни дома выглядели как пирамиды цементных и кирпичных глыб, поросшие зеленью, другие, обрушившиеся наполовину, ещё хранили на себе отпечаток былой жизни. Третьи стояли почти без повреждений, если не считать выбитых стёкол. Кое-где виднелись выцветшие таблички: «Не подходить! Опасная зона». Евгений Иванович рассказывал Вере, что такими табличками предупреждали людей о возможности дальнейшего обрушения.
– Вера, давай зайдём в этот дом, – попросил Олег, когда они проходили мимо одного неплохо сохранившегося дома.
– Что ты! Это не разрешается! Вдруг там есть трещина и дом обвалится на нас!
– Ничего он не обвалится, раз столько лет простоял. Мы осторожно. Понимаешь, Вера, мне это почему-то очень нужно. Я должен вспомнить, должен!
– Что вспомнить?
– Как мы жили до Катастрофы. У меня в голове что-то всё время шевелится и шевелится. Мне уже кажется, что я ухватил эти воспоминания, и вдруг они исчезают. Остаются только какие-то обрывки. И это меня очень мучает.
– Ну ладно, – сдалась Вера (ей, если честно, самой очень захотелось зайти в докатастрофный дом). – Но учти, при малейшей опасности мы сразу уходим. И никому об этом не рассказывай, а то нам попадет
– Ладно, – обещал Олег.
Дверь в подъезде висела на одной петле, её удалось с некоторым усилием открыть. Внутри было темно и сыро. Олег внимательно рассмотрел двери лифта и лестницу.
– Это лифт, я вспомнил, – пояснил он Вере. – Там за дверками большой ящик, который возит людей вверх и вниз.
Вера ничего о лифтах не знала.
– Пойдём, – потянул Олег Веру к лестнице.
– Олег, это очень опасно! – попыталась остановить его Вера.
– Тогда я пойду один! – заупрямился её спутник.
Вере не могла допустить, что Олег отправится в опасный путь один, и они стали медленно подниматься, пока благополучно не достигли верхнего этажа. Отсюда, через выбитое стекло открывался удивительный вид на город. Никогда ещё Вере не приходилось смотреть вниз с такой высоты. Было даже немного страшно.
– На моём этаже в юзерхаузе было ещё выше! – поделился впечатлениями Олег. – Только там смотреть было не на что: свалка и чёрное от дыма небо. А здесь красиво.
– Осторожней! – заволновалась Вера, когда Олег подошёл слишком близко к краю. – Если от сюда упасть, костей не соберёшь!
– Как это? – удивился Олег. А потом задумался и спросил: – А как же я тогда по лестнице из юзерхауза спасался, там ведь ещё выше было? Я ведь тоже мог упасть?
– Тогда у тебя не было выхода. Что, лучше было бы оказаться в вагонетке, а потом – в печи? Но ты большой молодец, что сумел тогда преодолеть все трудности.
Юноша остался доволен похвалой.
– Давай потихоньку спускаться, – предложила Вера.
Они стояли на лестничной площадке, куда выходили двери четырех квартир.
– Вера, давай зайдём, – нерешительно попросил Олег.
– Нет, это нехорошо. Это не наша квартира. Нельзя без спроса заходить в чужое жилище.
– Это уже ничейные квартиры, и спросить некого, – резонно возразил Олег. – Вера, пойми, я должен своими глазами увидеть, как жили люди, когда я был маленьким.
Первые две двери, которые они подёргали, были заперты, а третья поддалась и распахнулась.
Они оказались в прихожей. На вешалке висели плащи и куртки. На полу выстроилось несколько пар обуви. Около двери постелен коврик. Как будто, хозяева отлучились на минутку и пропали на двадцать лет.
В квартире были две комнаты. Они, наверное, сохранились бы в неприкосновенности, если бы не отсутствие стёкол. Снег и дождь, попадавшие в квартиру, сыграли свою разрушительную роль: мебель деформировалась, обивка дивана покрылась плесенью. Впрочем, в глубине комнат всё сохранилось получше. Удивительно, что помещения дали приют птицам. На шкафах, карнизах и даже на подушке были сооружены птичью гнёзда.
Комната поменьше была детской. И, судя по игрушкам, здесь жил маленький мальчик.
На аккуратно заправленной кроватке сидел большой плюшевый мишка. Возможно, малыш любил засыпать, прижимая к себе мохнатого друга. На столике разбросаны цветные карандаши и фломастеры. О том, что ребёнок, живший в этой комнате любил рисовать, говорили и развешанные по стенам милые, наивные детские рисунки. На одном – домик, окружённый цветами, а над ним сияет огромное оранжевое солнце. На другом – мужчина и женщина, а между ними – маленький человечек, которого родители держат за руки. И все улыбаются. На третьем – кораблик, плывущий по синим волнам, а за ним – деревья, похожие на пальмы. Очевидно, впечатления от летнего отдыха. И снова солнце. Яркие краски, чистые цвета. Безмятежная радость на каждом рисунке. Удивительно, что картины юного художника почти не выцвели.
Вера оторвалась от созерцания рисунков и увидела, что Олег рассматривает машинки, стоящие рядами на полке. Их тут было несколько десятков. Видимо мальчик, живший здесь когда-то, коллекционировал их.
Дети, родившиеся после Катастрофы редко играли в машинки, они ничего не говорили их сердцам. И на складе валялось без употребления великое множество самых разнообразных машинок. Зато успехом пользовались фигурки лошадок и различных домашних животных. Воистину, дети в игре стараются подражать взрослым.
Когда Вера слышала слово «машина», в её представлении сразу возникала ржавеющая куча железа. Из всех на свете машин она хорошо знала только старенький трейлер без колёс, но совершенно не могла представить его в движении.
Но совсем не так было с Олегом. Он брал с полки то одну, то другую машинку и шептал:
– Самосвал, Скорая, Пожарная…
Вера подошла к нему.
– Смотри, Вера, у меня был точно такая машинка, и вот такая тоже, – Олег не мог оторваться от созерцания игрушечного автопарка.
А Вере вдруг стало очень грустно. Тот мальчик, наверное, был ровесником Олега. Как сложилась его судьба? Погиб ли он в первый день Катастрофы или остался жив? И какова судьба его родителей? Вместе ли они? А если нет, попал ли он в новую семью, как она сама, или оказался в лапах безжалостной Системы? Подвергся ли он ломающей