Америка несбывшихся чудес - Андрей Кофман

Все эти кошмарные подробности впоследствии сообщил единственный, кто выжил из всего отряда, — Франсиско Мартин. С пораненной ногой, в которой уже завелись черви, он дополз до берега реки, зацепился за проплывавший мимо ствол дерева и вверил свою судьбу течению. Так он и плыл, пока его не подобрали индейцы. Сначала они сделали его рабом, а когда заслужил доверие хозяев, женили, и стал он исправным членом племени. На обратном пути конкистадоры Альфингера захватили Франсиско Мартина. Тот поведал о своих злоключениях, пытался отыскать спрятанное золото, но не смог, а при первой возможности сбежал от бывших соотечественников к новообретенным соплеменникам. Его вторично выловили — он снова сбежал; когда же его поймали в третий раз, то заковали в цепи и отправили на родину на перевоспитание. Говорят, перевоспитали, и умер он добрым христианином.

Альфингер два месяца дожидался возвращения отряда, затем послал за подкреплением своего проводника и толмача Эстебана Мартина, который привел из Коро восемьдесят пехотинцев. Экспедиция двинулась на юго-запад, но вместо ожидаемого морского побережья вышла к берегам могучей реки Магдалена. Здесь-то и услышал Альфингер о богатых провинциях Симити и Херира в горных областях вверх по реке. А доказательством их богатства служили сведения о якобы проживающих по соседству карликах. Что касается Хериры, то это название, несомненно, связано с плоскогорьем Херидас, где обитал народ, который стоял на сравнительно высоком уровне развития, хотя не имел ни городов, ни золота, ни тем более золотых городов.

С превеликим трудом Альфингер прошел вдоль русла реки около трехсот километров, но непроходимые трясины заставили его изменить маршрут. Он решил выйти к верховьям реки кратчайшим путем через горы и повернул на юго-восток — то есть пошел прямо в противоположном направлении от Хериры и от истоков Магдалены. Он представлял себе Венесуэлу островом, вытянутым с запада на восток, и, вопреки очевидности, был уверен, что на востоке берет начало и Магдалена и в том же направлении тянутся Анды. Это географическое заблуждение ему дорого стоило. Конкистадоры безрассудно бросились штурмовать кручи гор, не имея даже теплой одежды То был ужасный поход Всадники срывались в пропасти, люди умирали от истощения и замерзали Эстебан Мартин вспоминал в своей реляции. «А лучший ночлег наш был — когда, промокшие насквозь, мы стучали зубами от холода и не было у нас ни крошки во рту». В горах погибло два десятка христиан и полтораста индейцев. Оставшиеся почти без носильщиков, конкистадоры были вынуждены бросить все снаряжение. Наконец, экспедиция перевалила горный хребет и спустилась в населенную долину. Но легче не стало: индейцы сжигали свои селения вместе со всеми припасами и постоянно донимали пришельцев внезапными нападениями

Рассказ об Альфингере завершит хронист Хосе де Овьедо-и-Баньос: «Однажды вечером Альфингер отошел от лагеря, беседуя о чем-то с Эстебаном Мартином, своим большим другом, а индейцы тайно наблюдали за нашими, лишь ожидая подходящего случая; и как завидели, что они вдвоем отдалились, то сразу за рощицей налетели на них, да с такой быстротой и яростью, что те даже мечей не успели выхватить, как Альфингер уже был тяжело ранен; но, не теряя присутствия духа и прикрыв рану, он смело кинулся на варваров, которые наседали со всех сторон, и отомстил за коварное нападение, порешив многих, когда же подоспела подмога и туземцы разбежались, Альфингер был весь в крови и совсем ослабел от ран. Несмотря на все старания спасти его, он умер чрез три дня, навечно оставив память о своих преступлениях, о коих до сего дня напоминает его могила в шести или семи лигах от города Памплона, а долина, где смерть положила конец варварской жестокости этого тирана, до сих пор носит его имя и всем известна как долина презренного Амбросио…»

В отсутствие Альфингера в Коро прибыл с новым отрядом конкистадоров Николаус Федерман, назначенный заместителем губернатора. С этим героем нашего повествования стоит познакомиться поближе хотя бы потому, что он сыграл роковую роль в истории немецкой Венесуэлы. Он родился в городе Ульм в зажиточной семье около 1506 г., учился коммерции, космографии и навигации в «торговой столице мира» — Венеции, а вернувшись в Германию, поступил на службу к Вельзерам и в октябре 1529 г. отправился в Венесуэлу.

Как водится, оценки этого человека в трудах хронистов подчас полярно противоположны. Конкистадор и знаменитый поэт-хронист Хуан де Кастельянос, автор «Элегий о достославных мужах Индий», превозносит Федермана и говорит о нем как о «человеке необыкновенного ума, выдающемся и достойным восхищения военачальнике». Овьедо-и-Баньос, отмечая его «добросердечие, любезность, мирный нрав», считает, что «самый взыскательный взгляд не отыщет в нем недостатков», и готов поставить его в один ряд с «наиболее известными героями его эпохи». Напротив, фрай Педро де Агуадо пишет, что «был он человеком непоседливым, высокомерным и изнеженным и часто оскорблял подчиненных дурными словами». Судья Венесуэлы Хуан Перес де Толоса свидетельствует, что он «оставил по себе дурную славу», а Бартоломе де Лас Касас клеймит Альфингера и Федермана как кровожадных и алчных конкистадоров, сравнивая их с «самыми лютыми ягуарами» и «бешеными волками». При столь разноречивых мнениях пусть будут ему судьей его слова и поступки.

В Венесуэле Федерман не стал сидеть сложа руки. Он разорил несколько индейских селений, набрал две сотни рабов-носильщиков и со ста десятью пехотинцами и двумя десятками всадников устремился на юг, к Южному морю, берега которого, как он полагал, завалены жемчугом и золотыми слитками. В долине реки Баркисимето Федерман обнаружил несколько крупных селений — тамошние жители подарили ему золотые безделушки и подтвердили сведения о море, лежащем к югу. И такие подтверждения Федерман получал на протяжении всего своего пути. Индейцы вовсе не намеренно морочили конкистадорам голову: дело в том, что толмачи передавали понятие «море» словом «парагуа» (букв.: «большая вода»), а индейцы понимали под этим словом не только море, но также широкую реку или крупное озеро.

Следуя указаниям туземцев, конкистадоры пересекли горный кряж — и перед ними распахнулось море. Бескрайнее море венесуэльских равнин — льянос. На равнинах с их влажным и жарким климатом многие христиане заболели лихорадкой. Больных несли в гамаках и везли на лошадях, а чтобы у туземцев, встречавшихся по пути, не возникло сомнений в бессмертии христиан, конкистадоры представляли заболевших большими начальниками. «Войско продвигалось медленно, словно цыганский табор или толпа инвалидов», — вспоминал впоследствии Федерман. Носильщики — кто повымерли, кто разбежались, и тогда конкистадорам пришлось оставить часть провизии и снаряжения, взяв с собой лишь самое необходимое. Пошли безлюдные места, и начался голод. Люди роптали и требовали повернуть назад. «Если бы так продолжалось еще какое-то время, — признавался Федерман, — жизни моей угрожала бы немалая опасность со стороны моих сотоварищей». Ситуация изменилась, когда конкистадоры достигли населенных районов и принялись грабить деревни, попадавшиеся по пути. Если туземцы оказывали сопротивление, их безжалостно убивали, после чего Федерман объяснял покорившимся вождям, что сам-то он пришел с мирными намерениями, но поведение индейцев вызвало гнев «божеств» (коней), а он лишь подчиняется их священной воле.

В декабре отряд вышел к крупному селению Акаригуа, где вместе с прилегающими деревнями проживало около пятнадцати тысяч индейцев. Туземцы на удивление мирно приняли непрошеных гостей. Чтобы закрепить мир не только словом, но и делом, конкистадоры на всякий случай взяли заложником вождя, а потом, как и обещали жителям Акаригуа, устроили карательную экспедицию против враждебного им племени. В ходе той экспедиции Федерман спалил несколько селений, пролил море крови и захватил в плен шестьсот человек — из них двести раненых он отдал индейцам, а четыреста здоровых распределил среди своих людей.

Окрепнув, конкистадоры двинулись дальше на юг. В селении Техибера они получили сведения о том, что через три дня пути достигнут холма, откуда видно море. В нетерпении Федерман оставил свое медлительное войско и с сорока всадниками устремился вперед. Когда он взошел на холм, то в туманной дали действительно увидел множество селений и «большую воду», но так и не смог понять, что это было — море, озеро или широкая река. Скорее всего, он наблюдал один из крупных притоков Ориноко.