Лезвие на воде (СИ) - Оксана Самсонова

помощью которого мог оборвать жизнь любого в один момент. Один мой шаг и все погибли бы. Мне оставалось лишь беспомощно сидеть в темнице вместе с остальными. Никто не решался переубедить меня, потому что среди нас были дети.

Как только мы оказываемся в поместье, Госпожа Флинн пытается связаться с Хиларией. Я, Данте и Оберон отходим чуть дальше, чтобы не мешать. Данте успокаивающе берет меня за руку, когда я уже раздираю себе палец до крови. Оберон не моргая наблюдает за госпожой Флинн и Хиларией.

Время тянется целую вечность, но в конце концов прабабушка Тюрина отходит от Хиларии, сочувственно глядя на нас.

Часть 22. Хилария

Хилария

— Ну что, дорогая, теперь мы с тобой в одной лодке. Знаешь, а такое заточение мне даже нравится.

В голове без конца продолжает звучать этот противный голос.

Снова я возвращаюсь назад. Я потеряла все.

— Ну чего ты, душечка, поговори со мной. Уверяю, я прекрасный собеседник.

Я даже не хочу пробовать принять этот голос, как я делала с воспоминаниями Эйрин. Сейчас это будет огромной ошибкой. Нужно максимально отделить его от себя. Не подпускать близко, иначе раздвоение личности мне гарантировано.

— Даже не старайся. Я уже часть тебя.

— Еще чего.

— Все равно тебя бы никто не принял полностью ни тот парень, ни окружающие тебя люди. Даже те девушки, что были с тобой в рабстве, как только узнают, отвернутся от тебя. А я могу даже помочь. Хочешь выбраться?

Вокруг одна тьма. Густая обволакивающая тьма. Я даже чувствую ее в легких. И неужели я теперь проведу всю вечность вот так? Я не жалею, но надеялась, что я хотя бы погружусь в сон.

— Да какой там сон, будем теперь вечность коротать с тобой и болтать обо всем на свете, рассказывать, что видели за всю нашу жизнь. Я явно продержусь дольше, прожил-то я больше тебя тысячелетия на три. А вот ты за свои жалкие двадцать многое увидела?

— Ты лишь скопление темной энергии.

— Зато я много видел и знаю. Могу даже рассказать о твоих родителях.

Я лишь усмехаюсь на его попытку меня подкупить.

— Неужели ты думаешь, что меня интересует судьба людей, которые меня бросили?

— Ну да, повели они себя очень плохо. Могу заверить, судьба их наказала по полной за такое предательство. Я считаю они получили по заслугам.

— Меня не интересует твое мнение. Ты лишь зло. Я не буду тебя слушать.

— А почему ты считаешь меня злом? Все вы земные сознания примитивны. Истребляете друг друга, а называете себя разумными. Не я убивал Властителей, не я мучил стихийников, не я безжалостно выкачивал из них силу, чтобы подпитывать свою собственную. Это вы все сами, я лишь дал воспользоваться своей силой, а вот в какую сторону ее использовать — это решаю не я. Агирик свободно мог стать лучшим стихийником и завоевать доверие своего родственничка, но он решил все забрать себе. Ну вот скажи, разве я не прав?

— Ты наверняка запросил высокую цену за такую силу.

— Ну, куда без этого, я поглотил много его энергии.

— Что и заставило его истреблять сородичей, чтобы подпитывать себя.

— Но это его выбор.

— Хватит. Не говори со мной.

— Увы не могу. Мне это очень нравится. Я с Агириком также беседовал.

— Он наверняка сошел с ума.

На миг голос замолкает.

— Да… — раздается скрипучий смех. — Я и правда могу заговорить до безумия. Так что готовься. Свыкайся с этой мыслью.

И так проходит вечность. Я не чувствую, как течет время.

Из ниоткуда появляется яркий свет и быстро гаснет, но я стараюсь зацепиться за него. Я иду в том направлении, где только что видела его. Чувствую в пространстве чью-то энергию. До боли знакомую и совершенно чужую. Даже голос в моей голове затих. Я иду дальше и держусь на тонкую нить, которая вот-вот порвется.

Чувство густого тумана сменяет нестерпимая режущая боль во всем теле, усиливающаяся с каждым моим шагом. Я чувствую, что все не просто так. Я могу выбраться. Продолжаю идти, режущая боль вызывает дикие крики. Режет все, даже глаза — это не передаваемо. Меня крошат на мелкие кусочки, но я продолжаю идти дальше. Хочу вернуться домой, хочу вернуться к Оберону. Боль окончательно разбивает меня изнутри и из меня вырывается последний крик.

Часть 23. Эйрин

Эйрин

— Простите… — произносит госпожа Флинн, опуская виноватый взгляд.

Оберон так и стоит на месте, едва сдерживая бескрайнюю ярость внутри.

— Госпожа Флинн, — я подхожу ближе к женщине, не отрывая взгляда от статуи Хиларии, — Вы сделали все, что могли?

— Мне очень жаль… — женщину прерывает посторонний шум, и мы все оборачиваемся к Хиларии. На каменном изваянии начинают появляться трещины. Статуя разлетается, расколовшись на мелкие кусочки, освобождая Хиларию и сгусток темной энергии.

Оберон подхватывает Хиларию, а госпожа Флинн затягивает темную энергию в сосуд.

— Сосуд нужно спрятать как можно дальше от живых существ.

— Самое дно океана подойдет?

— Вполне…

— Но там его могут обнаружить. — произносит Данте качая головой, неуверенный в надежности названного мной места.

— Не беспокойся об этом.

Я принимаю из рук женщины сосуд. Хилария без сознания лежит на руках Оберона. Ее тело все еще бьет дрожь и светится.

— Данте, позови лекаря. Объясни ему, что она контактировала с артефактом, лишающим магических сил. Боюсь мы ничего не может сделать, но пусть будет рядом и поддерживает ее физическое тело как может. Я скоро вернусь.

— Не волнуйся. Я пригляжу за ними.

Я седлаю коня и покидаю поместье.

Прыгаю в воду и погружаю сосуд на самое дно океана, заковываю его во льды и устанавливаю защиту.

Если кто-то окажется поблизости, я узнаю об этом.

***

Я возвращаюсь в поместье и залетаю в комнату Хиларии. Она бьется в лихорадке, и лекарь старается сбить температуру. Оберон нервно меряет шагами комнату, а Данте не сводит глаз с лекаря.

— Что говорит лекарь?

От моего голоса Данте вздрагивает, видимо он даже не заметил, как я вошла.

— Ее лихорадит…

— Господин Нолан, что скажете? — перебиваю Данте и перехватываю лекаря, когда тот едва отходит от постели Хиларии.

— Я делаю все, что в моих силах. Госпожа Флинн порекомендовала одно снадобье, я даю его девушке. Я лишь читал о подобном, процесс запущен. На практике я с таким не сталкивался…

— Что значат Ваши слова? — произносит Оберон, тяжело дыша и испепеляя лекаря волчьим взглядом.

— Все в ее руках…

— Снова! — Оберон нервно дергает руками и отворачивается к окну.