Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - Николай Николаевич Колодин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здание в стиле позднего модерна построено в 1894 году. Здесь размещалось училище на 600 человек с читальным залом при нем на полторы тысячи читателей. Тут же школа с классами на двух этажах: нижний – для мальчиков, второй – для девочек, В самом верхнем третьем этаже – учительские квартиры. Для детей устраивались школьные праздники, ставились детские спектакли, демонстрировались «живые картинки». Проводились праздники обычно в читальном зале. Из книги А.Ф. Грязнова «Ярославская Большая мануфактура»: «Кроме чтения, на сцене читального зала даются спектакли…» Значит зрительный зал не что иное, как зал читальный!
Сказать, что у перекопцев клуб имени Сталина пользовался большой популярностью, – значит, ничего не сказать. Он для многих стал не столько любимым местом отдыха, сколько домом, родным домом. К слову сказать, здесь игре на домбре обучалась и будущий космонавт Валя Терешкова.
Завершившаяся реконструкция сделала из здания настоящий Дом культуры. Все отделано по высшему клубному разряду тех времен. Понимая значимость отдыха для молодежи не только комбината, но и района в целом, денег не пожалели. Мягкие кресла, люстры и плафоны, обеспечивающие прекрасное освещение, паркетные полы – все настраивало на прекрасный лад. Короче, не хуже, чем в «Рабочем саду», и такие же милиционеры и дружинники. Нет, драк в клубе практически не случалось. Блюстители порядка для того, чтобы выявлять стиляг и вообще «не наших», да и за музыкой следить: мало ли чего?! Нарушителей бесцеремонно удаляли из зала, а парней с длинными волосами даже насильно стригли.
Особое удовольствие в новом клубе доставляли два обширных фойе. В них и стали устраиваться вечера отдыха. И хотя в афишах они назывались комсомольско-молодежными, пригласительные билеты распределялись в комитетах ВЛКСМ и исключительно комсомольцам. Не удосужившись вступить в ряды Ленинского коммунистического союза молодежи в школе, кинулся срочно исправлять ситуацию. Комитет комсомола «новой» фабрики размещался в небольшой комнате, всегда переполненной девчатами. Я под диктовку написал заявление, в котором просил принять меня в комсомол, мотивируя тем, что хочу быть в передовых рядах строителей коммунизма. На той же неделе в райкоме комсомола мне выдали билет, а на фабрике сразу же включили в общественную работу, поручив выпуск стенной газеты.
Несколько вечеров, игнорируя смешки и издевки Генахи, я рисовал, сочинял и писал. Помнится, был там такой рисунок: поле, канава, из кустов выглядывает растрепанная голова – и подпись:
Он лежит, полон весь состраданья,
Тишина, и не видно ни зги,
Комсомольцы сбежали с собранья,
Их комсорг ищет, полон тоски.
Газета произвела фурор, особенно стихи. Никак не могли поверить, что кто-то еще, кроме Маяковского или модного тогда Щипачева, может сочинять.
Застройщик
От тяготившей меня работы в хозотделе спасло то, что мать, как остро нуждавшуюся в жилье, включили в список застройщиков. Было такое движение в пятидесятые годы. Оно заключалось в том, что будущим жильцам выделяли участок земли и они сообща строили свой многоквартирный многоэтажный дом от фундамента до крыши. При этом сами рубили лес, пилили доски, делали двери и рамы. Все своими руками. Поскольку моя зарплата в триста рублей была вдвое меньше материнской, то и работать на стройку пошел я.
Оказался самым молодым. Благодарен старшим напарникам, которые оберегали меня как могли. Конечно, ни о каких четырех-шести часах трудового дня речи не шло. Более того, если раствор, например, привозили в шесть вечера, то, пока его не израсходовали каменщики целиком, ни о каком окончании смены «думать не моги». Но меня чаще отправляли отогреваться к печке-буржуйке, не ставили на очень тяжелые работы, связанные с монтажом, а в учебные дни отпускали домой в пять вечера, невзирая на ситуацию…
Лес я не рубил по причине своей малолетности и хилости, столярку не делал из-за полного неумения, а вот шлакоблоки, из которых собственно первые пять домов на улице Закгейма и построены, готовил. Для их производства на площадке деревообрабатывающего завода (имелся и такой на комбинате) смонтировали специальную установку. Работа никакой особой квалификации или сноровки не требовала. Одни загружали в ковш смесь, другие заваливали её в особую емкость, из которой жидкая смесь разливалась по специальным формам, третьи эти формы доставляли в печь для обжига, четвертые готовые блоки вынимали из форм и складировали для последующей транспортировки на стройку. Но до самих наших домов было, ох, как далеко!
Первым нашим объектом стал спортзал позади клуба имени Сталина на территории бывшего фабричного склада. Начали копать в августе. Жара. Грунт – песок. Все плывет. А тут еще на глубине метра в полтора стали попадаться человеческие кости и даже черепа. Теперь-то знаю, что копали траншеи под несущие стены будущего спортзала на месте бывшего Николо-Сковородинского мужского монастыря. Работы находка не остановила. Знали мы мало, да если б и знали, все равно работу не прекратили, перспектива своей квартиры явно превысила бы значимость любых аргументов.
После газифицировали Рухловский поселок, за нами также – нулевой цикл зданий будущего профилактория и детского сада в Кустаревском саду. Здесь случилось чрезвычайное происшествие, надолго отвратившее от каких-либо контактов с электричеством. Шло перекрытие второго этажа. Тогда еще бетонных плит не использовали, во всяком случае, у нас, на Перекопе. Между деревянными балками перекрытия настилались своеобразные дощатые щиты. Они по самый уровень балки засыпались смесью из мелкой гальки и шлака. Сама эта смесь, вываленная из самосвала, кучей высилась на земле. Для доставки её наверх смонтировали лебедку. Вниз опускался ковш вроде экскаваторного. Я подтаскивал его к куче, совковой лопатой наполнял ковш, кричал «майна», после чего поддерживаемый мною за края ковш выравнивался по стене, затем поднимался наверх. В очередной раз, взявшись за ковш, я получил такой удар током, что отбросило от той кучи шлака метра на четыре. Работы остановили, чтобы выявлять причину, по которой электрический ток промышленного напряжения пробило на трос. Меня же утешали тем, что, если б не резиновые сапоги, мог сгореть.
Из бывшей усадьбы директора комбината перешли на строительство детского сада позади десятого корпуса. Здесь моим наставником стал плотник из цыган. С острым топором в руках, он выглядел не очень привлекательно, даже страшновато. Но потом я привык, мы даже подружились. Он научил меня держать топор и работать на высоте. И когда не так давно потребовалось сделать стол у бака с водой на даче, я с ножовкой и топором сделал его.
