За семью замками. Снаружи - Мария Анатольевна Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она не придумывает, Гаврила. Она там была. Она всё это пережила. И это больше похоже на правду чем то, что рассказал мне ты. Если бы сына Вышинского там грохнули, он землю рыл бы, но всех виновных посадил. Я не про того, который по официальной версии расстреливал сам. Я о каждом, кто медлил. Каждом, кто не штурмовал. Он расквитался бы со всеми по вертикали. А он этого не сделал. Потому что на верхушке вертикали стоял он. Я не понимал, зачем он позволил тихо замести все следы, а теперь я понимаю — он сам заботился о том, чтобы их замели. Я даже думаю, что они не штурмовали, потому что сходу засекли, кто в банке. Агата же так и сказала — двое зашли в помещение, начали палить, положили всех мордами в пол, забаррикадировали. Они сразу одного человека пристрелили. У них сходу был труп. Путей назад нет. Может переговорщик быстро выяснил, что это Вышинский-младший, он мог начать требовать связаться с его отцом. Скорее всего, так и сделал. По камерам проверили, вероятно. Поняли, что у них совсем жопа. Не рискнули взять на себя ответственность. Я думаю, что они ждали реакции папашки. И пока они ждали — эти двое продолжали убивать.
Костя говорил вроде бы спокойно, но оба понимали, настолько по животному жестоко звучит эта версия. И оба же понимали, что такое возможно.
Только Костя уже жил в реальности, в которой скорее всего так и было, а Гаврила зачем-то еще пытался найти контраргументы, чтобы джин остался в бутылке.
— Почему Агата об этом никому не рассказывала? За ней должны были в очередь становиться, чтобы поговорить…
— Я думаю, её запугали. Она и мне не сказала. Я сам догадался скорее…
— Костя… Это серьезно, тут нельзя «самому догадываться». Она сегодня подтверждает, что это был младший Вышинский, мы начинаем разгонять, завтра оказывается…
— Мы не начинаем разгонять, Гаврила.
Костя перебил друга, смотря еще серьезней. Это был приказ. За неисполнение голова может легко полететь с плеч.
— Почему? Если всё так… Если это правда был его сын… Если он правда подмел следы… Это бомба, Костя.
Гаврила говорил, прекрасно понимая, что объяснять это Гордееву не нужно. Он не дурак. Только вот…
— Потому что я не хочу, чтобы Агату полоскали. Я ж её не закрою и интернет не отрублю, Гаврила. Она уже раз это пережила. Я не хочу, чтобы переживала ещё раз. Мы просто для себя должны знать это. Знать и учитывать.
Гаврила не спешил с ответом. Думал, складывал, прокручивал, в итоге же кивнул.
— Ну ты понимаешь, правда, что если всё так… Её отчим скорее всего реально смотрящий. Поэтому и приезжал. Дочку заслал, наверное, тоже по указке Вышинского, чтобы контролировала Агату на время кампании. Чтобы старый хрен мог спокойно заниматься своими делами, не переживая, что его маленький секретик в опасности раскрытия. Когда возникли подозрения, что у неё кто-то появился — отцим уже сам явился. Пиздюлин получил и явился. Сбрехал, что Агата на месте… А потом Вышинский её увидел.
Костя смотрел в лицо Гаврилы, который озвучивал всё то, что сам Гордеев всю дорогу до офиса прокручивал в голове.
Он тоже видел ситуацию так. Они влипли с Агатой. Как-то нашли друг друга… Реализовав страшный сон Вышинского. Вряд ли этот случай можно назвать счастливым. Точно не для старого говнаря.
— Я уверен, что он если не узнал сразу, то засомневался. А потом… — Гаврила продолжил. — Наверняка поручил следить кому-то из своих. Наверняка видел, и что я к ней катаюсь, и что ты. Наверняка знает, что сейчас она уже у тебя. Наверняка думает, что ты ему мстишь так, Кость…
— Наверняка.
Костя согласился, кивнув.
— Он разрыл про мою мать. Я — его грязный секрет. Ждет теперь, когда запущу… Названивает…
Костя бросил взгляд в сторону дивана, на котором снова жужжал телефон.
Сомнений в том, что звонит старый козел, не было.
— Это его грохнет, Костя. Ты должен понимать. Если мы это вскроем — лично его это уничтожит.
— Я это понимаю, Гаврила. Прекрасно понимаю. Но мы не будем это делать. Агате родить надо спокойно. А мы и так выиграем. Выиграем, а потом я добьюсь, чтобы он присел.
— А если он попытается…
— Он ничего не попытается. Он уверен, что я держу серп под яйцами. Одно резкое движение — он останется без них. Даже послушать можем…
Костя оттолкнулся от кресла, подошел к дивану, взял телефон, провел по экрану, принимая входящий.
К уху не подносил — включил динамик, повернул микрофоном к губам, смотрел на Гаврилу.
— Слушаю.
Произнес холодно.
— Добрый день, Костя. До тебя дозвониться сложнее, чем до главного.
Голос Вышинского звучал вроде как спокойно. Но проблема в том, что спокойные люди не наяривают до бесконечности.
— Чем могу помочь? — Костя проигнорировал и приветствие, и замечание. Спросил, прокручивая в голове варианты того, как хотел бы… Помочь. Раз и навсегда чтоб.
— Хочу встретиться с тобой.
— Зачем? Мы уже встретились и всё обсудили. Мне было обещано, что я вроде как пожалею, сказано, что я оказался недоговороспособным. Я жду, когда пожалею…
В ответ на Костину колкость Вышинский смолчал. Вероятно, на языке крутилось то, что озвучивать большому политику вроде как не по статусу.
— Куда ты лезешь, Костя? И зачем ты сюда лезешь? Не переоценивай свои силы.
Владислав произнес не очень терпеливо, Костя хмыкнул. Злая ирония состояла в том, что еще совсем недавно он посчитал бы, что у него в руках — флеш-рояль. А теперь он с радостью эти карты скинул бы. Задавая Агате вопросы утром, совершенно искренне надеялся, что она ответит не так. Что произведенный на свет говнюк Вышинского окажется тем, которого грохнули сразу. Потому что так было бы проще. Так дерьма было бы
