За семью замками. Снаружи - Мария Анатольевна Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Их было двое.
Агата сказала тихо, чувствуя, что слова еле выходят. Наверное, им действительно лучше бы остаться застрявшими в горле, но…
— Ты спрашивала у Гаврилы про Вышинского, потому что один из двоих был похож на него?
Не ожидавшая получить этот вопрос Агата почувствовала, что тело внезапно начинает бить дрожь. Сильная и необъяснимая.
Она снова нажимает на ручку, она снова хочет сбежать, но Костя не дает.
Разворачивает, обнимает вместе с вжатой в грудь рукой, которой Агата держит одеяло, по голове гладит, утыкается губами в висок…
Четко фиксирует, что попал больно. И очевидно, что он этого не хотел. Ему правда важно разобраться. Но она — важнее.
Поэтому дальше они несколько минут просто стоят в обнимку. Костя водит по волосам и спине, Агата дрожит, прислушиваясь к своему рваному дыханию и его негромким словам спокойным голосом.
— Всё хорошо, Замочек. Веришь? Всё хорошо. У нас всё хорошо. У тебя всё хорошо. Ты мне просто расскажи, как всё было. И ничего больше не надо. Я дальше сам. Я тебя ото всех защищу. Вообще не сомневайся. Но мне важно знать, чтобы нам никто не навредил, хорошо?
Агата понимала: Костя надеется, что она кивнет, но хотелось только головой мотать. Потому что безопасно ничего и никому не рассказывать. Никогда не рассказывать. Она и так позволила себе слишком много…
Костя сжал ладонями щеки Агаты, чуть отнял её лицо, посмотрел в глаза.
— Да.
А потом закрыл свои, получив ответ от Агаты. Ожидаемый, скорее всего, но всё равно шокирующий.
— Это был тот, которого быстро пристрелил напарник? — следующий вопрос Кости тоже был закономерным. И Агата даже видела, что он будто просит и во второй раз ответить «да», но дело в том, что…
Она не отвечает, а просто переводит голову из стороны в сторону, насколько позволяют руки мужа.
Который снова закрывает глаза на секунду, длинно выдыхая…
— Он порезал тебе лицо… — И дальше Костя уже не спрашивает. Перечисляет просто, глядя в глаза. — И мать убил тоже он…
Но ни кивать, ни протестовать у Агаты нет сил. Она просто смотрит в ответ, будто в ступор впав. Её держат Костины руки, и очень хочется цепляться за них, чтобы не нырнуть в воспоминания, которые начинают затягивать…
— Это его грохнули при задержании…
Костя продолжает, Агата же не выдерживает. Жмурится, всхлипывает, снова чувствует, что мужские руки отпускают лицо, заключают в объятьях, сама обнимает в ответ, вжимаясь всем телом, отпуская узел ткани. Цепляясь изо всех сил.
— Замочек, это очень важно… Скажи мне честно… Это его убили при задержании, правда?
Гордеев снова спрашивает, дрожь Агаты усиливается.
Она понимает, и чего он ждет, и чего боится. Она понимает, что ему нужна правда. Она наконец-то понимает, что это действительно очень важно. Она шепчет:
— Да…
И Костя будто бы облегченно выдыхает.
— Хорошо.
Снова гладит по спине, целует в щеку, которую пересекает тот самый шрам…
Наверняка опаздывает знатно, но не спешит оставить её, получив нужную информацию.
— Не бойся. Тебя никто не тронет. Я к тебе никого не подпущу. Дом охраняется, поселок тоже. Никто не узнает, что ты рассказала мне. Никто никогда ничего не узнает. Эта гнида сдохла. Это главное. А не сдохла бы — я бы сам её убил. Хорошо?
И если раньше Агату просто трясло, то на последних Костиных словах почему-то вдруг накрыло. Сначала дыхание перехватило, а потом начало выходить тихими, сдавленными будто всхлипами. Потому что за всю жизнь с того дня ни один человек не сказал Агате, что та гнида заслуживала смерти.
Глава 19
Костя Викторович набрал Гаврилу с самого утра.
В неприличное для нормальных людей время. Говорил отрывисто и не очень определенно. Но что Гаврила понял точно: им надо поговорить. Это очень важно. Это связано с Агатой.
Переиграл свои планы, первым делом понесся в офис.
Ждал Гордеева у его кабинета. А увидев приехавшего чуть позже — хмурого, злого, взвинченного, пусть он и ни слова не сказал, просто по движениям и выражению глаз было понятно, что внутри пылает, мысленно выругался.
Потому что если Победитель со своим «Замочком» снова разосрались… Он просто не выдержит опять сосуществовать с этим — на всю голову долбанутым чувствами — Константином.
Гордеев кивнул на дверь кабинета, Гаврила первым зашел. А потом следил, как Костя колесит по комнате.
Как отбрасывает портфель на диванчик, как подходит к одному окну — постоит… Потом к другому… Тоже постоит…
Достает телефон из кармана. Смотрит на экран долго, потом скидывает входящий, хмыкнув.
Снова прячет…
Достает…
Скидывает…
— Ещё и наяривает, сука старая…
Цедит зло, взвешивает телефон в руках, не со всей дури, но не очень-то аккуратно отбрасывает на диван же. Туда, где портфель.
А дальше вновь окно.
Оставляя Гавриле возможность разве что в спину пялиться, не совсем понимая…
Но и первым лезть с расспросами не стоит, это было ясно. Оставалось ждать.
Пока Костя сложит что-то в голове. В голове же с собой договорит. А уж потом явит миру.
Сначала он глубоко вздохнул, потом подошел к столу, с силой массируя пальцами лоб, будто голова разболелась. Остановился у него, не сел, уперся руками в спинку кресла, позволяя голове провиснуть, ещё раз выдохнул, и только потом посмотрел на Гаврилу.
Тяжело и зло.
— Их там было двое, Гаврила. Сын Вышинского и тот, второй, друзья-наркоманы. Походу Вышинский отказался давать на дозу, сынок где-то нашел пушки и решил доказать отцу, что он может добыть сам. Только отцу вряд ли понравится, как он это сделает…
— Кость, если Агата… — Гаврила прекрасно понимал, откуда растут
