Рыбалка в море Демонов - Майкл Ши

злобных мозгах постоянно роятся миллионы коварных замыслов. Береговая жизнь разнообразием форм и проявлений не уступала безумному изобилию выброшенных на черную гальку морских сокровищ. Все образчики здешней фауны объединяло одно: в строении их тел обязательно присутствовали человеческие черты, иногда в столь большом количестве, что мы, глядя на них, затруднялись определить, то ли перед нами какой-то местный демонический гибрид, то ли изуродованный веками рабства человек. Если хотя бы половика из них были пленниками, то, воистину, род человеческий заплатил своим вечно жаждущим врагам огромную дань. Устилавшие берег бездушные драгоценности – безусловно, лишь малая толика того, что скрывали морские глубины, – и были наживкой в ловушке преисподней, ради которой большинство несчастных проникли сюда, скорее всего по глупости и невежеству воспользовавшись первыми попавшимися заклятиями. В наше время легко можно купить заклинание вызова любого демона, особенно в Кайрнгеме. Но вот подчинить его себе, а тем более отправить обратно можно лишь обладая могуществом, о котором самонадеянные дилетанты даже помыслить не могут, не говоря уже о том, чтобы приобрести за деньги.

Некоторые из виденных нами живых существ, очевидно, принадлежали как раз к последним: людской улов моря Демонов, добыча его злонамеренных и предприимчивых обитателей, этих ловцов душ человеческих. Так, многие гроты были устланы плотными коврами из жертв, в которых лишь черты лица, совершенно не изменившиеся, выдавали людей. Тела же, вывернутые наизнанку и искаженные до неузнаваемости, окружали их коронами из расходящихся в разные стороны червеобразных лучей. Они сильно походили на гигантские морские анемоны. Самое страшное, однако, заключалось в том, что души этих несчастных продолжали жить под неусыпным надзором обитавших в каждом гроте демонических садовников. Их обрюзгшие карминово-красные тела, по форме ничем не отличавшиеся от обычных морских звезд, покрывала короста бесчисленных глаз. Свои источающие слизь животы они волокли прямо по лицам полулюдей-полурастений, населявших подземные сады. Надо было видеть то выражение тоскливого ожидания и беспомощной ненависти, которое возникало на лице человекокуста, когда к нему в очередной раз приближался осклизлый мучитель.

Были там и другие представители человеческой породы: обнаженные, они лежали на прибрежных камнях вплотную один к другому, точно бурые водоросли, которые разгневанное северное море грудами извергает на берег в сезон штормов. Их ноги до самых бедер срослись в один мясистый стебель, на котором, подобно листьям, держались торсы, причудливо извиваясь и сплетаясь в бесконечных объятиях. В то время как соединенная плоть этих существ являла собой апофеоз неодолимого и неразборчивого плотского влечения, голоса их то и дело сливались в тяжкий стон или вопль уставшего от жизни человека, более уместный в больничной палате. Другие демоны, по виду огромные крабы, но обладающие, точно гермафродиты, двумя парами человеческих половых органов, деловито сновали вдоль похотливых зарослей, по-хозяйски время от времени что-то ощупывая или пощипывая.

Но как следовало понимать другую аллегорию подземного мира – огромных черепах, которые то и дело выползали на берег, чтобы отложить в черной гальке целые груды яиц? В следующую секунду из них вылуплялись полчища крохотных чешуйчатых гомункулов, человеческие лица которых отличались пугающим разнообразием и индивидуальностью выражения. Неоднократно становились мы свидетелями того, как они с кровожадностью каннибалов набрасывались на только что породившую их черепаху, обгладывали ее до костей, а потом, набившись в опустошенный ковчег ее панциря, отталкивались от берега и пускались в открытое море.

Не поймите меня превратно: я вовсе не хочу сказать, что сами воды этого моря были лишены каких-либо признаков жизни. Волны его в разных местах то и дело свивались причудливыми спиралями, а громоздящиеся друг на друга замки и башни из облаков и тумана, чьи основания касались поверхности воды, непредсказуемо меняли форму, пульсируя изнутри, точно населенные поднявшимися из морских глубин призраками. Однажды мы наблюдали схватку двух невидимых гигантов на расстоянии примерно полумили от берега. Волны то прогибались чуть ли не до самого дна, то зубчатыми стенами вставали едва ли не до самых небес, пока эти двое кружились среди них в губительном танце. У одного из них была пара не то лап, не то ног, каждая размером с хороший корабль, другой орудовал неисчислимым множеством когтистых щупальцев. Наконец что-то огромное рухнуло на поверхность воды, да так, что волны расступились на мгновение, открыв глубокую долину среди морской глади. Немного погодя, когда все затихло, воздух сгустился в некое подобие шва, из которого потекла шафранно-желтая жидкость; по-видимому, она была плотнее воды, так как долго лежала на поверхности, пуская в глубину спиралевидные корни.

Наблюдая зрелища, подобные этому, вслушиваясь в завораживающий гул моря, мы окончательно утратили всякое чувство времени, как будто превратились в обитателей волшебной страны вечного забвения и покоя. Коварство окружающего нас мира сильнее всего проявлялось именно в абсолютной и мгновенной постижимости всего происходившего. Со всех сторон неслись бессвязные вопли восторга; они сливались в хор, который возносил хвалу тупой Жестокости, торжествующей над беззащитной Жизнью. Легкость, с которой смысл этих песнопений доходил до нашего сознания, сама по себе уже была шагом на пути к безумию. Короче говоря, ноги мы переставляли медленно, зато перед глазами у нас с головокружительной скоростью мелькали видения чуждой жизни. Наверняка прошло немало дней, хотя и не могу сказать сколько, прежде чем Барнар обратил мое внимание на нечто такое, к чему давно уже приглядывался сам. Его голос разорвал внезапно навалившуюся тишину, которая сразу же показалась бесконечной.

– Не могу больше! Я просто должен задать тебе этот вопрос. – И он положил мне на плечо свою громадную лапу, изрядно загрубевшую и потрескавшуюся за последние недели. Другую он вытянул перед собой, указывая на что-то вдали, там, куда лежал наш путь. Двойная белая полоса соляных утесов и разбивающихся у их подножия пенистых волн змейкой убегала вперед, постепенно истаивая на горизонте. Глаза Барнара, которые многие, введенные в заблуждение округлостью его лица, ошибочно называют телячьими, тогда как на самом деле они живые и выразительные, были устремлены на меня. Вид у него был, можно без преувеличения сказать, затравленный. – Скажи мне, я и в самом деле вижу вон там, примерно в трех четвертях пути к горизонту, черноватую точку, которая может оказаться мысом?

Я ответил после долгого молчания, собственный голос показался мне чужим и далеким.

– Да, думаю, именно это ты и видишь.

Изгибы береговой линии растянули наш путь к видению почти до бесконечности. Мы были все еще довольно далеко от вожделенной точки, когда она приняла совершенно определенные очертания, превратившись, таким образом, в источник не только надежды, но и новых сил. То, что издалека казалось крупным береговым выступом, по мере