Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Савченя Ольга "Мечтательная Ксенольетта"

Красивую девушку тогда под надзором Раильи осматривала я. И жалела. Чуть старше меня, а выглядит так, словно жизнь ее на каждом шагу била. Грусть в огромных глазах такая невыносимая, что смотреть в них было тоже невыносимо. Она улыбалась той улыбкой, какой улыбаются старушки, наблюдая за горестями молодых. Тоскливо. И я жалела девушку, отгоняя от нее шумных детей, чтобы она хотя бы во время короткого осмотра могла отдохнуть недолго. Как выяснилось, жалеть не стоило…

Супруга настолько любила избранника сердца, что прощала ему даже вечные загулы и множество его детей в чужих семьях. На это мне потом указала знахарка, и я стала присматриваться к детворе по соседству. И вправду, похожих на него ребятишек бегало по поселению уж очень много.

Высокий, широкоплечий, черноглазый – в общем, яркий. К тому же лучший охотник и боец среди всех. Этот фадрагосский Аполлон привлекал к себе много внимания противоположного пола, а он и рад был скрасить немного жизнь в поселении, оторванном от всего мира. Как только до мужиков доходило, что их ребенок – не совсем их, они колотили жен, а потом шли к настоящему отцу. Правда, его побить не могли. И духов побаивались озлобить, и самого мужика.

– Мне вода нужна. – Я подошла к кровати и пощупала влажный лоб девушки. Она стиснула мою руку, хватая воздух ртом, будто рыба без воды, и хрипло застонала. Я стиснула мокрую ладонь в ответ, обозначая свое присутствие и участие. – И простыни.

Надо отдать должное мужику. Несмотря на некоторую безалаберность, ждать он не заставил. Вытащил из комода несколько светлых полотен, бросил их мне и отправился за водой.

– И соседку позови! – крикнула ему в спину.

– Какую?

– Да хоть какую! Мне помощь нужна!

Не тратя времени, призвала Айссию, попросила снять боль. Пощупала живот. Потом снова, потом еще раз… Руки затряслись, и мне пришлось постараться, чтобы унять дрожь. Поглаживая по волосам девушку, успокоившуюся после помощи Айссии, думала, как быть, и ругала Раилью. Повитуха из меня никудышная. Я лишь мельком изучила это дело, чтобы просто иногда помогать и фиксировать для Раильи состояние будущих мам. Всем этим заведовала она. Как старая знахарка допустила меня до этого?

Дверь хлопнула. Роженица вздрогнула и слабо застонала.

– Ну, что? – деловито спросил чернявый и водрузил ведра с водой на дубовый стол.

– Лохань давай! Корыто! Хоть что‑нибудь! – Я подбежала к ведрам, призвала духов. Закрутилась на месте, разглядывая дом. Утвари нигде видно не было. – Где соседка?

– Одевается!

– За Раильей иди.

– Зачем это? – Мужик застыл с приподнятым люком подвала, спрятанного прямо в углу комнаты. – Она ж сказала, что никуда не пойдет.

– Ребенок не так лежит! – от отчаяния, победившего на миг, крик дошел до неприятного визга.

Я сомкнула губы плотно и обхватила шею. Жилка билась в унисон пульсу – оба оглушали и долбили по нервам быстро‑быстро. Подозрительная тишина заставила напрячься, и я вспомнила о детях в сенях. О маленькой русалочке, о ее огромных черных глазах. Сердце покрылось ледяной коркой, и меня вслед за сердцем бросило в холодный пот.

Быстро сократив расстояние между отцом семейства, явно туго соображающим над моими словами, и собой, призналась тише:

– Я сама не справлюсь.

Он, вопреки грузной внешности, потупился, словно ребенок.

– Так она сказала, что ей нельзя сюда. Что она недуг дурной сюда принесет.

Я стиснула кулаки и зажмурилась.

– Так что делать, Рель? Давать тебе корыто?

События завертелись, как в тумане. Стены дома качались перед глазами, а Айссия перестарались с обезболиванием, и я хваталась за руку девушки, распластавшейся на кровати, прощупывая пульс. Роженица изредка приходила в себя, и тогда кричала от боли, рыдала и пыталась перевернуться на бок. Я боялась поить ее сонным зельем, как и боялась, что Айссия только навредят, снимая боль. Великие духи исцеления в этой ситуации были фактически бесполезны. Хотя казалось бы…

Вместе с соседкой в дом ворвалась болтовня. Дородная женщина лепетала о своем хозяйстве, о бестолковом муже, о детях – обо всем. Впрочем, болтовня никак не мешала ей споро разбираться с делами. Она помогала, приободряла и меня, и отца, успевала шугануть детей, сующих в комнату любопытный нос, да и успокоить приходящую в себя роженицу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Осмотрев девушку еще раз детальнее, я отправила главу семейства снова к Раилье. Даже пустым надеждам свойственно жить вопреки самым худшим прогнозам. Я была уверена, что старая знахарка изначально без весомой причины не бросила бы роды на мои плечи. К сожалению, обстоятельства сложились не в мою пользу. Плод требовалось перевернуть, иначе умрут оба. Однажды Раилья рассказывала, как она когда‑то спасла мать с ребенком в подобной ситуации, но о подробностях мы тогда говорили мало. Она только жаловалась на то, как ей было трудно.

Я действовала осторожно, не позволяя себе спешить. Иногда оставляла попытки и позволяла себе передышку. Оттягивала принятие осознания, которое пришло еще тогда, когда я впервые ощупывала живот девушки. Какими бы сильными мы ни казались себе или другим, нам дано осилить далеко не все. Я не справлюсь.

Ближе к утру поймала на себе взгляд влажных глаз помощницы. Она убрала руки от бессознательной роженицы и подала мне ветошь. Молча.

Вытерев руки, я отправилась за отцом семейства.

В сенях было прохладнее. Дети спали, сидя кто на скамейке, кто на мешках с овощами; жались друг к другу, как цыплята. Отец сидел на полу, смотрел на спящую дочку и гладил ее по голове. Заметив меня на пороге, подорвался бесшумно, заскочил внутрь и прикрыл за нами дверь.

Я глотком царапнула пересохшее горло, набрала воздуха побольше. Готовилась к трудным объяснениям, но выпалила на одном выдохе:

– Если не спасти вашу избранницу – умрут оба.

Стыд бурлил в груди, обжигал щеки. Смотреть в черные глаза мужчины стало буквально больно, и я отвернулась.

– Ее спаси, знахарка, – прозвучал голос твердо. – Как это я без нее? Не, я без нее никак. Ее спасай.

И ушел обратно в сени.

Плечи опустились против воли. Заболела шея и затылок. Вернулось давнее чувство неподъемной вины, о котором, мне казалось, я успела благополучно позабыть. Но что делать?

Надо, Рель… Просто надо.

Закончила к утру. Вместе с соседкой отмыли измученную девушку от крови. Опасаясь трогать ее лишний раз, осторожно постелили под нее чистую простыню, второй накрыли сверху. На пороге я в последний раз оглянулась. Не на спящую девушку. На нее посмотреть не могла – сил не хватило… Глянула на стол, убедилась, что не забыла оставить нужные зелья, нарисовать углем на дощечке разные флаконы и написать напротив дозировку палочками. Читать в этой семье не умели – только считать немного. Оба бежали откуда‑то с Края мира. О причинах побега знал лишь староста, но я догадывалась. Сколько было этим подросткам, когда она впервые забеременела от него? К сожалению, не всякие родители потерпят подобное.

В сени выходила под несмолкающий гул в голове. В глазах все покрылось дымкой, дрожь вновь пробрала руки, слабость охватила ноги. От легкого касания к бедру едва не пошатнулась. Опустила голову. Маленькая черноглазая русалка терла один глаз и держала второй рукой край моей туники.

– Ма? – пролепетала девчушка и едва не упала, путаясь в собственных ногах. Старший брат поддержал ее. Тоже проснулся и тоже смотрел на меня неотрывно. Требовательно. – Ма патите.

Я вздрогнула всем телом от слабого голоска. Будто вдруг оказалась в центре позорного круга и готовилась выслушать обвинения, и любой громкий возглас мог обратить на происходящее со мной больше внимания и интереса прохожих. Собрав внутренние силы, я присела на корточки, посмотрела на круглое личико и заправила кудрявый локон за маленькое ушко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Твоя мама поправится. Она просто спит.

– С ней все будет хорошо? – спросил мальчуган, отталкиваясь от стены и поднимаясь на ноги.

Пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.