Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 - М. Маллоу

Короче говоря, настроение было удручающим.

Подул слабый ветер. Насыпало песка в тарелки и кувшин с прохладительным.

— Надеюсь, господа, — произнес, наконец, Вандерер, — вы понимаете, что мы больше не можем находиться в вашем обществе?

Профессор крякнул. Эдна ахнула.

— Ты идиот, Ральф, — констатировала тетушка Элизабет. — Я сейчас лишний раз убедилась, что ты законченный идиот. Ты просто не в состоянии взяться за какое-нибудь дело, чтобы не превратить его в комедию.

— Ну, тетечка, я вовсе не идиот. Во всяком случае, я не страдаю манией преследования и не ищу доказательств злого умысла там, где их нет.

— Да ты даже приличного человека сведешь с ума.

Она повернулась к немцу:

— Логика, Засс, никогда не была вашей сильной стороной. Вы слишком серьезно к себе относитесь. Кроме того, я бы на вашем месте пересмотрела свои взгляда на этот, как вы его называете, социал-дарвинизм. Иначе вы еще не раз окажетесь в унизительном положении.

Герр Засс, наконец, осмыслил, что именно ему сказали и потерял последнее соображение. Полное лицо его налилось кровью, он выскочил из-за стола и бросился на Ральфа. Под его весом тот грохнулся со стула. Засс был сильным и крепким человеком, к тому же, каждое утро делал гимнастику.

— Послушай, — недовольно сказала тетка, не обращая внимания на то, что племянника возят по песку, пытаясь задушить, — нельзя же быть такой свиньей!

— Почему это я свинья? — сдавленно отвечал тот. — Это вы, тетушка, испорчены. Сочувствуете кому угодно, только не мне. А ведь вы не хуже моего знаете, что наши друзья, Лоу и Хэтфильд, каждый день потрошили наши вещи. Бог знает, что они там искали, но согласитесь: выставить человека идиотом ничего не стоит. Не стоит, тетя?

— Не стоит, — согласилась та. — Однако, Ральф, я кое-чего не понимаю. С чего это ты вызвал у них такую ненависть?

— Ой, тетушка, — отозвался ее племянник, — вы же знаете, как сброд относится к приличным людям. И потом, согласитесь: я-то не стану бить морду другому за то, что у меня самого не хватило мозгов.

За столом повисла зловещая тишина. Адвокат, не оставлявший попыток задушить Ральфа, замер.

— Герр Засс, вы позволите? — произнес тот.

Засс выпустил его воротник. Противники встали.

— Может быть, привлечь внимание к моей особе? — поинтересовался Ральф.

— Ты и сам прекрасно с этим справляешься, — фыркнула тетка. — Зачем бы им привлекать внимание к твоей особе?

— Понятия не имею, — Кеннел отряхивал брюки. — Чтобы отвлечь его от того, что они воруют из раскопок золотые побрякушки?

— Ах ты, урод! — заорал Хэтфильд.

— Я в суд на него подам! — неожиданно тонким голосом взвизгнул Лоу. — Тебя вздернут за клевету, ублюдок!

Ральф не обратил на это никакого внимания.

— А может, из удовольствия лишний раз унизить? — поинтересовался он. — Как вы думаете, тетечка?

Тетушка Элизабет доела ростбиф, допила чай, кивком поблагодарила прислугу и встала.

— Не знаю, — сказала она. — Никогда не понимала, почему люди с такой готовностью позволяют делать из себя дураков. Не деньги делают человека, но достоинство. Пойдем, дружок. Мы уезжаем.

Часть четвертая. Febris Flava

Глава двадцать шестая, посвященная вопросам морали

Отъезд прошел с помпой. Обыск, который немедля приказал устроить Вандерер в палатках Лоу и Хэтфильда, обнаружил много интересного. У Засса, который тоже был подвергнут унизительной процедуре, не нашли ничего компрометирующего, если не коллекции порнографических открыток. Экспедиция профессора Кейна с достоинством перенесла оскорбление и отбыла с гордо поднятыми головами. Положение портили только крики: «Ральф!» «Ральф!» и бегущая за грузовиком Эдна.

Скоро машина вывернула на дорогу, оставив позади и рыдающую девочку, и Вандерера, который даже не подозревал, что пассажиров в грузовике не трое, а четверо.

Четвертым была громоздкая мумия сидящего на корточках Артемия с головой крокодила и невероятно толстым туловищем. Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед обернули ее мешками, сунули сверток в брезентовый чехол от палатки и у всех на глазах погрузили вместе с прочим добром.

Теперь следовало дождаться дахаби.

Дахаби — небольшие крытые лодки, использовались для доставки по Нилу всевозможных грузов. Артемий остался в гараже «Шепердс», ожидая путешествия до Александрии вместе с партией табака, а Кейн с Ральфом и его теткой вернулись в прежний свой номер.

— Приходило ли вам в голову, коллеги, — поинтересовался профессор — он пил сельтерскую, — почему Вандерер с таким энтузиазмом хотел познакомиться с доктором Филипсом?

Ответом ему был дружный хохот. Подельники уселись на диван.

— Вы правы, — профессор отсалютовал стаканом. — Если бы доктор Филипс на самом деле копал в Красной Пирамиде, немедленно состоялись бы торги! Несчастный потерял бы концессию. Заметьте — никакой кражи. Все было бы совершенно законно.

— Законный налет, — засмеялся Джейк.

— Скорее, абордаж, — поправил его Фокс.

— Вот будет смешно, если после того, как мы украли мумию, кто-то уведет ее у нас, — заметил Саммерс.

— Полагаю, вы можете пойти дальше в своих размышлениях, — улыбнулся профессор. — Однако, уповаю, что следующее звено цепи появится несколько позже того дня, когда я передам мумию клиенту.

Фокс содрал парик.

— Дело сделано, — произнес он, — и теперь нас интересуют вопросы морали. Хочется быть хорошим, не так ли? И вот что интересно: для кого? Для людей? Но ведь они ничего не узнают? А если бы узнали, это все равно ничего бы не изменило. Одни сказали бы: «таков бизнес» и больше не прибавили бы ничего. Другие: «такова жизнь». И стали бы рассуждать, кто в этой истории вел себя более грязно. Ответ на этот вопрос зависел бы в большой мере от того, с какой стороны судьи — со стороны Вандерера или с нашей. Третьи отвернулись бы с презрением, но мы с вами понимаем, что это за люди. Они очень любят рассуждать о высоких материях, но никогда ничего не предпринимают сами. Вряд ли их мнение будет иметь вес для кого бы то ни было, кроме них самих. Тогда для кого мы ищем оправданий?

Саммерс пожал плечами.

— Какое нам дело, кто что скажет? Я не работаю на публику. Я работаю на себя.

— Хорошо, — улыбнулся Фокс. — Перед собой я не чувствую вины. А вы? Тоже нет? Но тогда для кого? Для бога? Насколько мне известно, ни один из присутствующих не является верующим. Ну, вы, Джейк — безбожник. Найджел, может быть, с момента нашего последнего разговора что-нибудь изменилось?