Психология - Уильям Джеймс

Иллюзии второго типа. Сюда относятся иллюзии, при которых мы воспринимаем ложный объект, потому что наш ум занят им всецело в момент восприятия и всякое ощущение, которое хоть сколько-нибудь с ним связано, сообщает толчок цепи ожидаемых образов и порождает в нас убеждение, что ожидаемый объект действительно перед нами. Вот всем хорошо знакомый пример подобной иллюзии: «Охотник, подстерегая ку- лика в засаде, вдруг замечает, что поднялась и мель-

220

кает среди листвы птица, по размеру и оперению напо- минающая кулика; не имея времени определить даль- нейшее сходство этой птицы с куликом, охотник немед-ленно умозаключает от сходства цвета и размеров к наличию остальных свойств кулика, стреляет и к вели- чайшей досаде находит дрозда, а не кулика. Со мной случилась именно такая иллюзия, и я едва верил гла- зам своим, что убил дрозда, так убедительно стало для меня под влиянием воображения ложное восприятие»(Romanes. «Mental evolution in animals»).

Таковы же иллюзии в играх, в ожидании врагов, в страхе перед мертвецами и т. п. Всякий, ожидающий в сильном страхе появления чего-нибудь в темном месте, примет любое неожиданное впечатление за это явление. Дети, играющие в «палочку-воровку», преступники, ук- рывающиеся от преследователей, суеверные люди, спе- шащие через лес или кладбище при лунном свете, че- ловек, заблудившийся в лесу, девушка, робко назначив- шая возлюбленному свидание вечером,— все они под- вержены звуковым или зрительным иллюзиям, которые заставляют их сильно волноваться, пока иллюзия не прекратится. <...>

Так называемые корректорские иллюзии. Я помню, как однажды вечером в Бостоне, поджидая омнибус с надписью: «Mount Auburn», который мог бы доставить меня в Кембридж, я прочитал на дощечке приехавшего омнибуса именно эти два слова, между тем как на ней (я узнал впоследствии) было написано: «North Avenue».Иллюзия была чрезвычайно жива: я едва поверил, что глаза обманули меня. Аналогичные иллюзии возникают при чтении. Лица, постоянно читающие газеты и ро- маны, не могли бы читать так быстро, если бы для во- сприятия слов им нужно было воспринимать отчетливо каждый отдельный слог и каждую отдельную букву. Более половины букв читатели дополняют воображени- ем, и, наверное, менее половины воспринимается ими с напечатанной страницы. Если бы это не было так, если бы мы воспринимали каждую букву в отдельности, то типографские ошибки в хорошо знакомых нам словах никогда не пропускались бы незамеченными. Дети, ко- торые еще не привыкли разом охватывать мыслгнноцелые слова, читают так, как напечатано. Напечатанное нашими же буквами, но на иностранном языке мы чи- таем настолько медленнее, насколько содержание кни-ги нам менее понятно и насколько медленнее мы мо-

221

жем охватывать мысленно слова. Но тем скорее при этом замечаем опечатки. Вот почему произведения, на- писанные на латинском, греческом и в особенности ев- рейском языках, содержат менее опечаток, так как ис-правляются немецкими корректорами с большей тща- тельностью в иностранных сочинениях, чем в произве-дениях, напечатанных на их родном языке. Двое моих знакомых знали еврейский язык, один — очень основа- тельно, другой — поверхностно; однако последний пре- подавал еврейский язык в учебном заведении. Когда однажды он обратился к приятелю с просьбой помочь исправить упражнения учеников, выполненные на еврей- ском языке, то оказалось, что преподаватель умел го- раздо лучше находить даже самые мелкие ошибки вextemporalia (импровизациях) своих учеников, чем его ученый приятель, потому что ученый привык слишком быстро охватывать смысл целого слова, не разбираясь в его частях (Lazarus. «Das Leben der Seele»). В разго- ворной речи половина звуков, якобы воспринимаемых нами извне, дополняется нашим слуховым воображе- нием. Привычная нам речь понятна, даже когда произ- носится тихим голосом или звучит издалека. Речь на малознакомом языке при тех же условиях непонятна:

идеи связаны с определенными звуками в последнем случае не так прочно, как в нашем родном языке, и по- тому не возникают с такой быстротой в нашем уме по поводу известных звуковых впечатлений.

В силу подобных же причин удостоверение личного тождества приводит к баснословным заблуждениям. До- пустим, человек был свидетелем происшествия или бы- стро совершенного преступления и унес с собой зри- тельное впечатление увиденного. Впоследствии его вы- зывают на очную ставку с подсудимым, образ которого он тотчас же мысленно переносит в обстановку проис- шествия и отождествляет с личностью мельком виден- ного преступника, хотя вполне возможно, что подсуди- мый даже никогда не был на месте преступления. То же наблюдается на так называемых сеансах с материа- лизацией, которые устраивают шарлатаны-медиумы: в темной комнате человек видит облеченную в легкое газовое одеяние фигуру, которая шепотом говорит ему, что она его покойная мать (сестра, жена или дочь), и бросается ему на шею. Темнота, материализованные фигуры и ожидание делают то, что желанный образ вполне овладевает его воображением, и не удивитель-

222

но, если он вследствие этого видит в материализован- ной фигуре внушенное ему лицо умершей. Эти шарла- танские сеансы могли бы доставить драгоценный мате- риал для психологии восприятия, если бы можно было собрать о них поболее точных данных. В гипнотическом трансе всякий внушаемый объект ясно воспринимается. У некоторых лиц способность воспринимать внушение более или менее сохраняется и после пробуждения. Можно предположить, что при благоприятных условиях подобная восприимчивость может обнаруживаться у людей, вовсе не впадающих в гипнотический транс.

Восприимчивость к внушению могут проявлять все органы чувств, хотя некоторые крупные авторитеты в психологии выражали сомнение по поводу того, что эта деятельность воображения могла вводить в заблуждение наши непосредственные чувства. Всякому случалось за- мечать роль внушения в сфере обонятельных ощущений. Когда в квартире повреждена труба для стока нечистот, мы призываем водопроводчика, чтобы прекратить рас- пространившееся зловоние: нерадивый водопроводчик делает вид, что починил трубу, получает деньги и ухо- дит, мы же на некоторое время успокаиваемся, вообра- жая, что дурной запах уменьшился. Определяя темпе- ратуру и чистоту воздуха в доме, мы также принимаем нередко то, что, по нашему мнению, должно быть, за то, что есть. Вообразив, что вентилятор закрыт, мы на- чинаем жаловаться на духоту. Когда оказывается, что на самом деле он открыт, впечатление духоты пропа- дает.

То же замечается на чувстве осязания. Всякий зна- ет, как благодаря осязательной иллюзии чувственные свойства данного предмета кажутся одними и затем вдруг по исчезновении иллюзии обнаруживается, что они совершенно иные: например, прикоснувшись рукой в темноте к чему-нибудь мокрому или волосатому, мы испытываем на мгновение чувство отвращения или стра- ха, пока не признаем в осязаемом предмете хорошо знакомую нам вещь. Даже подобрав на скатерти после обеда ничтожную крошку картофеля, которую мы при- няли за крошку хлеба, мы испытываем на несколько мгновений неприятное чувство отвращения, пока не определим, что такое у нас в руке.

В слуховых ощущениях иллюзии изобилуют. Каждый может привести множество примеров, когда какой-ни- будь звук казался ему совершенно иным благодаря то-

223

му, что рассудок приписывал этому звуку иную внеш- нюю причину. Однажды, когда у меня сидел приятель, забили часы с курантами на очень низком регистре. «Слышишь,— говорит мне приятель,— шарманка игра- ет в саду!» Узнав настоящий источник звука, он был очень удивлен. Со мной самим случилась иллюзия по- добного рода. Поздно ночью я читал, вдруг в верхней части дома раздался страшный шум, прекратился и за- тем через минуту возобновился. Я вышел в зал, чтобы прислушаться, но шум не повторялся. Только я успел вернуться к себе в комнату и сесть за книгу, снова под- нялся тревожный, сильный шум, точно перед началом бури или наводнения. Он доносился отовсюду. Крайне встревоженный, я снова вышел в зал, и снова шум пре- кратился. Вернувшись во второй раз к себе, я вдруг обнаружил, что шум производила своим храпом малень- кая собачка, шотландская такса, спавшая на полу. При этом достойно внимания, что, раз обнаружив истинную причину шума, я уже не мог, несмотря на все усилия, возобновить прежнюю иллюзию.

Чувство зрения изобилует иллюзиями обоего типа. Никакое чувство не дает таких изменчивых впечатле- ний от одного и того же предмета, как чувство зрения. В зрении более, чем в каком-либо другом чувстве, мысклонны принимать непосредственные ощущения за по- казатели определенных свойств внешних объектов; ни- какое другое чувство не вызывает в нашей памяти с такой непосредственностью представление известной вещи и, следовательно, восприятия последней. Воспри- нимаемая нами вещь всегда напоминает (как мы уви- дим ниже) объект какого-нибудь отсутствующего в со- знании в данную минуту ощущения; она напоминает обычно какой-нибудь иной зрительный образ, который служит показателем реального явления. Это постоянное сведение наших непосредственно данных зрительных образов к более устойчивым, соответствующим действи- тельности формам побудило некоторых психологов оши- бочно полагать, будто нашим первоначальным зритель- ным ощущениям вовсе не присуща никакая прирожден- ная форма.