Охота на Лис - Марк Адамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто против того, чтобы остаться, и хочет пойти дальше, в Люведенн? — вопрошал Варион.
Конечно, первым поднял руку Вийм, а затем и Нималия. Крысолов неуверенно озирался, но всё же поддержал свою безответную любовь. А потом и Полоз с Котелком присоединились. Неудивительно: они с первых шагов по крепости вели себя так, будто попали в свой худший кошмар.
— Пятеро, — вздохнул Бертольд. — Пятеро — против, восемь — за.
— Стало быть, пока мы остаёмся, — Химера кивнул. — Можете уходить, если хотите: мы никого не держим. Но я считаю, что мы заслужили настоящий отдых.
Никто не ушёл. Конечно, Вийм ещё долго возмущался вполголоса. Потом он выпрашивал себе оружие, чтобы защищаться от призраков, но с этим и у самих Лис было туго.
Смирившись с поражением, возражающие присоединились к остальным и начали обживать спальные комнаты. Всего их было двенадцать, по две койки в каждой. Разумеется, больного Басса взял на попечение Вийм, не желавший оставаться один. Так что всем остальным досталось по отдельной комнате. Скорее, даже келье.
Химера расстелил шерстяное покрывало в два слоя поверх каменной плиты. Всё равно было жестковато, но спать можно. Наслаждаясь теплом, он разделся и расположился в своей новой колыбели. Гудели ноги, ныли руки, а голова пульсировала от усталости. Но зато успокоилось плечо, горевшее с бассельского побоища. Что бы ни призвал себе на помощь Альхиор, зачем бы он это ни устроил — врождённый маг встретил свой конец от собственного же творения.
От этой мысли Варион заснул с лёгкой улыбкой на устах. И, впервые за долгие луны, ни один морок не осмелился нарушить его покой.
Глава 16. Десять дней
Этим вечером Бассель пытался прийти в себя, и Каддар занимался тем же самым. Гвардейцы любезно проводили его в замок вместе с новым знакомым Гуррабадом, вот только доклад герцогу пришлось отложить. По словам третьего командующего Гелланна, Его Светлость оказался слишком занят переживаниями о судьбе города. Судя по тому, как Содагар губил вино в Соборе, переживал он изрядно и к закату принять следопыта был не в состоянии.
Каддар вернулся в гостевые покои замка под скорбную песнь раненного города. Взрывы и грохот затихли после того, как тёмное существо растворилось в небе. Зато крики сотен раненых стали слышны гораздо лучше. Они прекрасно сочетались с ругательствами солдат и рабочих, приступивших к разбору завалов.
За короткий путь через Замковый квартал следопыт успел заметить две повозки, доверху гружённых трупами. Их успели пригнать за то недолгое время, что потребовалось им на отдых после изгнания монстра и ожидание доверенных гвардейцев, унесших священный перст Литанда на опустевший алтарь Собора.
Мариш уже был в комнате, когда Каддар таки спровадил двух солдат и вернулся в покои. Бреккец сидел на краю своей кровати. Он разжился бутылкой и теперь вливал в себя её содержимое частыми мелкими глотками.
— Здравствуй, — Каддар повёл ладонью перед остекленевшими глазами телохранителя.
— Ты живой, — успел сказать Мариш между глотками.
— Живой, — кивнул следопыт. — Не поверишь, но я остановил эту гадость. Ту, которая выглядела как тёмное облако.
— Молодец, командир, — подобие улыбки мелькнуло под бородой бреккца. — А скольких она успела сожрать?
— Сложно сказать. Может, герцог Содагар подскажет на нашей встрече завтра. На этот-то раз ты меня не бросишь?
— Я извинился.
— И что? С каких это пор извинения отменяют то, что сделано? — следопыт сдавил виски, но обида всё же выплеснулась вместе со словами. — Ты бросил меня, Мариш. Ты оставил меня на ступенях и даже не взял свой драгоценный меч. Клянусь Началом, Мариш, ты даже спишь с ним, а в этот раз бросил!
— Не истери, командир.
Каддар запнулся. Действительно, для него было редкостью повысить голос. Но не такой редкостью как дерзость Мариша.
— Что ты сейчас сказал?
— Извини, командир.
— Ну вот, опять. Мариш, запомни: извинения не переписывают прошлое. Лучше позаботься о том, чтобы в будущем такого не было.
— Да нет никакого будущего! — бреккец расколол бутылку о спинку кровати. Каддар вздрогнул. — Этот город проклят, ясно? И всегда был проклят! Сколько мы с тобой прошли, командир? Сколько?
— Семь лет, Мариш.
— Вот именно! Аррагда, Велеатар, Крестедия, Граденн, Нодемар, Трисфолд… Половину Большой Земли прошли безупречно, а тут всё сразу пошло в Пекло! Мы просрали задание.
— Ничего подобного…
— Просрали, командир! — Мариш вытаращил глаза словно безумец. — Ты хоть что-то выудил из Химеры? Нет! А теперь он сдох, и мы даже башку его не притащим в Трисфолд.
— Я что-нибудь придумаю, поверь. Одна заминка — ещё не конец.
— Ты сам мне сказал, командир, помнишь? Тогда, в Трисфолде, ты сказал, что всё наше дело держится на твоей… Как это слово?
— Репутации.
— Точно! Всё держится на твоей репутации.
— Одна погрешность не зачеркнёт годы моей работы.
— Да? Сейчас ты Каддар Безупречный. Человек, который выполнил все задания до единого. Что будет, если Броспего растрезвонит всем, что ты ошибся? — Мариш сжал кулаки и напряг все мускулы на смуглом лице. — Всё. Конец.
— С чего ты это взял, Мариш? Броспего — тоже всего лишь человек. Что значит его слово против моего?
— Командир, я тебе сейчас твои слова и припомнил. В Аррагде с нами служил Веззен. Он прошёл четыре войны, даже годаранцев порубил, когда они пытались высадиться. Но запомнили его не за это, а за то, что он наяривал свой стручок в кладовке казармы. И сдал его обычный уборщик. Вот и всё: Веззен Бесстрашный стал Веззеном-рукоблудом.
Каддар выдохнул и накрыл лицо ладонями. Он понимал, о чём говорит Мариш, ведь сам всегда гордился своей непогрешимостью. Чем дольше длился успех, тем чаще Каддар просыпался в поту после кошмара, в котором терпит поражение. В конце концов, в Западных Королевствах много следопытов, а безупречен среди них только один.
Но то был старый Каддар. Тот, который не держал потустороннее чудовище в собственной Клетке Фульвраха и не спас целый город от разрушения. Бесстрашный Каддар появлялся после каждого успешного задания, но он ещё никогда не был столь силён. Да, всякий раз он со временем уходил в небытие. Следопыт не сомневался, что воодушевление после победы над чудищем скоро пройдёт и уступит место горькому осознанию того, что основное задание провалено.
Каддар не любил врать — по крайней мере, себе — но всякий раз попадался в ловушку иллюзий. Никакой обгоревший труп не
