Место встречи - Левантия - Варвара Шутова

— Пошел вон! — прохрипела она почти без голоса и почти побежала, сама не зная куда, лишь бы подальше.

«Пыль-пыль-пыль-пыль». Арина шла быстро, не глядя по сторонам. Идти все равно было некуда.

Из какой-то подворотни на нее залаяла собака. Не зло, так, для порядка. Арина вспомнила, как в детстве они с отцом ездили в гости к его однокашнику, дяде Аркадию, разводившему охотничьих собак.

Арина вдоволь наигралась с мягкими пузатенькими щенками, а потом спросила: «А можно мне тоже щеночка? Ну, если ваши собачки захотят еще детей». Взрослые долго смеялись, а потом дядя Аркадий сказал: «Ирэночка, детка! Мои собачки заводят щенков, когдаяэтого хочу». И так он выделил это «я», что маленькой Арине стало не по себе. Страшно стало.

Она тогда заплакала — и ее тут же отправили спать.

Но это было давно, много жизней назад. А сейчас Арина чувствовала себя той самой собачкой. Хозяину понадобились щеночки, а мнение собаки — ну кто будет спрашивать собаку? Да, любят, да, гладят по шелковистым ушкам, но права выбирать свою судьбу не дают.

Но Шорин ошибся — с Ариной этот номер не пройдет. Она не позволит решать за себя.

А сейчас как раз ее ход. И она сделает все, чтобы в ее жизни никакого Шорина больше не было. Страна большая, место найдется. Можно уехать хоть в Кенигсберг, хоть в столицу, хоть к черту на рога. У нее своя жизнь, и пускать в нее Шорина только потому, что он так захотел, — велика честь для подлого обманщика. Как-нибудь без него справится. Хотя, конечно, с ребенком будет труднее…

Мысль о ребенке заставила Арину замереть. В ее жизни появится человек, от которого не убежать, не скрыться. Который будет полностью зависеть от нее…

Ладно, время есть — эту мысль можно пока отложить.

Более важная мысль — где ночевать. На работе — не вариант. Ключ от кабинета у Шорина есть, так что наверняка он будет ее там ждать. А сил на последний разговор нет. Надо все обдумать, чтобы разговор точно стал последним.

Так, это потом.

Можно пойти к Якову Захаровичу. Они с женой всегда рады Арине… ну, были рады когда-то, в одной из прошлых жизней. Не важно. Но даже с милейшим, все понимающим Яковом Захаровичем говорить нет сил. Он поймет, он, может, и подскажет что дельное — но не сейчас.

Арина задумалась. А потом подняла голову — и пошла в сторону вокзала. Там можно поспать в тепле, даже кипятком разжиться. Заодно узнать, куда можно уехать подальше от карих глаз с красным отливом — еще утром таких любимых, а сейчас — глаз обманщика и врага.

Как ни странно, на вокзале удалось вполне прилично выспаться. Впрочем, с билетами было туго: «Страна вся на колесах, никуда не выехать», — хмуро пробормотала билетерша, захлопнув перед Ариной окошко.

Больше народу, чем на вокзале, было только в женской консультации, куда Арина побежала с раннего утра. Но она все-таки дождалась своей очереди. Вчерашний день не оказался ночным кошмаром или игрой воображения.

«Еще одна по мужикам допрыгалась», — брезгливо, почти не снижая голоса, сказала врач акушерке за спиной у Арины. Когда же Арина несмело спросила, не будет ли каких осложнений, если ребенок унаследует Особые способности, получила по полной. Что старая для первых родов, что тощая слишком, что думать надо было головой, а не тем местом между ног, что осложнения будут обязательно, что статистику материнской смертности она всему району подпортит…

В общем, бежала оттуда Арина, втянув голову в плечи и стараясь не расплакаться.

На работе стало только хуже. В кабинете у нее сидел Шорин.

— Ты пил? — спросила она, задыхаясь от невыносимой вони смеси одеколона и перегара.

— Как ты убежала, я сразу к Ростиславычу. Мол, чем вы человека так напугали. Он и рассказал. Ну, я на радостях немного… позволил себе.

Арина сражалась с заевшим оконным шпингалетом. Шорин подошел сзади, помог, попытался обнять ее — но она отстранилась.

— На радостях? — Арина распахнула окно и жадно вдыхала свежий воздух.

— Ну… — веселый настрой слетел с него, — ты же помнишь, мы мечтали, как бы все здорово было, если бы…

— Если бы что? Если бы мы были моложе, если бы не были изгрызены войной, если бы были силы, если бы готовы были строить что-то новое, а не ползать по обломкам, делая вид, что все так и есть?

— Ну, может, мы что-то сможем?

— Нет, мы сможем только еще больше покалечить друг друга, а потом — и ребенка. Так что нет. С этого момента — никаких «нас». Есть я, есть ты, и мы не имеем друг к другу никакого отношения.

— А ребенок?

— Это уже только мое дело. И я постараюсь с ним справиться. Твой дорогой Станислав Ростиславович сказал, что у меня все получится. Партия поможет.

— Так и сказал? Узнаю… Арин, я понимаю, ты зла на меня, но ведь нам хорошо вместе…

— Было. Пока ты не обманул меня самым подлым образом. А теперь иди, не хочу тебя видеть.

— Ну, работаем мы все еще вместе.

— Я постараюсь как можно скорее ликвидировать это досадное недоразумение. Прощай.

Она хлопнула дверью собственного кабинета и выскочила на крыльцо. Где, конечно, стоял, небрежно облокотясь о перила, Моня. Посмотрев на Арину, он молча протянул ей платок. Только тогда Арина заметила, что по лицу у нее текут слезы. Она надеялась, что Шорин не видел ее плачущей. Впрочем, какая разница. Все, что с ним связано, — уже позади. Она выкурила подряд две папиросы — и почувствовала, что злость улеглась холодным черным комом где-то в районе груди, а сама Арина осталась спокойной, даже немного веселой. Она вытерла лицо и улыбнулась Моне.

— Ну, как прошел первый банный день? Как тебе Станислав Ростиславович — скажи, душка? — Цыбин скроил настолько брезгливую физиономию, что Арина не удержалась и хихикнула, — Дальше, впрочем, проще. Никаких бесед по душам, просто: жив, здоров, Давыд Янович тоже не хворает, приветы вам передает, в опасных настроениях замечен не был.

— Надеюсь, никакого «дальше» не будет. Не хочу иметь ничего общего с этим твоим Давыдом Яновичем.

— Что значит «не хочешь»? Насколько я понимаю, у вас… как бы это сказать… через некоторое время появится нечто… общее.

— Я смотрю, он не только подл, но еще и болтлив.

— Молчалив