Вопросы теории гибридной войны - Александр Александрович Бартош

«Соединенные Штаты никогда не станут колебаться, решая, стоит ли применить силу, если это необходимо для защиты жизненно важных национальных интересов».

Но все же элементы прозрения есть. В Оценках осторожно отмечается, что «использование военной силы должно быть крайней мерой», а на первый план необходимо вывести «дипломатию, развитие и искусство экономического управления», что представляет собой не что иное, как призыв к применению стратегии ГВ, которую США уже дано сделали важнейшим инструментом внешней политики.

Американская администрация исходит из того, что достижение внешнеполитических целей основывается на ключевом стратегическом предложении: «Соединенные Штаты должны восстановить свои непреходящие преимущества с тем, чтобы мы могли отвечать на сегодняшние вызовы с позиции силы. Мы будем лучше строить наши экономические основы; восстановим наше место в международных институтах; поднимем наши ценности у себя дома и выступим в защиту их по всему миру; модернизируем наш военный потенциал, в то же время ведя в первую очередь дипломатию; и оживим непревзойденную сеть альянсов и партнерств Америки». Проиграв на афганской земле очередную «войну цивилизаций», правящие элиты США внимательно наблюдают за новой конфигурацией сил вокруг Афганистана.

Для российской дипломатии и разведки определяющими являются следующие факторы постафганского урегулирования, сформулированные проф. В.И. Винокуровым:

• стремление США и НАТО свалить вину за неудачный исход операции в Афганистане на Россию;

• попытки США вынудить мировое сообщество расплачиваться вместо себя за экономический ущерб, нанесенный афганскому народу;

• возрастание активности и расширение географии деятельности террористических и экстремистских организаций на границе с Россией, стремление США использовать эти структуры против национальных интересов России;

• укрепление сотрудничества в области обороны в рамках ЕС;

• усиление давления на Россию путем укрепления военно-политических связей со странами, расположенными по периметру территории РФ;

• стремление США укрепить связи с граничащими с Афганистаном странами Центральной Азии под предлогом активизации борьбы с терроризмом и контрабандой наркотиков;

• повышение конфликтной напряженности на Среднем и Ближнем Востоке;

• попытки препятствовать России в разрешении сирийского конфликта[114].

Значимость этих факторов определяется тем, что Афганистан — один из объектов соперничества между тремя центрами мировых сил — находится в непосредственной близости от России и Китая. Соперничество разыгрывается в постсоветской Евразии, регионе, о котором Москва давно сигнализирует, что он жизненно важен для ее национальных интересов, что делает эту страну объектом пристального внимания российской дипломатии и разведки.

Стремительный захват талибами власти и укрепление позиций «Талибана» в Афганистане требует адекватной реакции на случившееся от всех заинтересованных стран, включая, конечно, Россию, страны ОДКБ и Китай. Эта реакция определяется национальными интересами, прежде всего интересами безопасности, которые могут быть поставлены под угрозу столь стремительным американским уходом. Ясно, что Москву и Пекин объединяет стремление оградить себя от возможного выплеска афганской смуты за пределы границ Афганистана к своим границам, и оба государства будут делать для этого все возможное. Если для этого потребуется установление прагматичных отношений с новым афганским режимом, то будет сделано и это. Правда, в зависимости от действий новых хозяев Кабула во внутренней и международной политике.

Для российской дипломатии отношения с соседями Афганистана в данном регионе являются логическим продолжением интеграционного процесса в рамках Евразийского экономического союза. Что касается инициативы «Один пояс — один путь», то Москва не желает присутствия американских баз поблизости. Поэтому Пекин и Москва будут координировать действия в отношении Афганистана и Центральной Азии. Это будет происходить на двусторонней основе или в рамках Организации договора о коллективной безопасности и Шанхайской организации сотрудничества.

Пока что не ясно, придаст ли победа «Талибана» новый импульс другим террористическим движениям продолжать свою борьбу на Ближнем Востоке, в Центральной и Юго-Восточной Азии, в Африке и некоторых странах Латинской Америки.

Задачи поддержания стратегической стабильности в постафганском мире обусловливают необходимость для разведки действовать с опережением, что требует уже сейчас от России, её союзников и партнеров пересмотра взглядов на эффективность терроризма как важного инструмента ГВ для достижения политических целей. Капитуляция США в Афганистане достаточно красноречиво доказывает это.

Угроза международного терроризма должна стать важным фактором дш укрепления сотрудничества России, США, Китая и НАТО.

В центре внимания разведки России должны быть действия по активизации ИГИЛ в Афганистане, где предпринимаются попытки завербовать бывших бойцов спецназа «Талибана» (всего их около 30 тыс.) в ряды «Исламского государства». Перспектива пополнения боевых отрядов ИГИЛ опытными бойцами-спецназовцами усиливает угрозу для России и центрально-азиатских республик. По-видимому, фронт борьбы с ИГИЛ будет представлять важный элемент антитер-рористического сотрудничества как в рамках ОДКБ и ШОС, так и между Россией, Китаем, а также США и НАТО на Ближнем Востоке.

Кроме того, России следует внимательно следить за действиями талибов, связанными с возможной продажей доставшихся им в «наследство» американского оружия и военной техники в СЗ на южных границах нашей страны, в первую очередь на Украину и в Грузию.

Действуют и другие факторы, связанные с потерей для США стратегического доступа к Среднему Востоку после 20 лет имевшихся возможностей, что является физическим следствием неправильной разведывательной оценки Вашингтоном ситуации в Афганистане. Примечательно, что все это проистекает из абсолютного отсутствия у США стратегических целей в момент вторжения в Афганистан после террористических атак 11 сентября 2001 г.

По мнению В. И. Винокурова, «отстаиваемый атлантистами “миропорядок, основанный на правилах” (подпираемый еще и насквозь идеологизированной концепцией “противостояния демократий и автократий”), не имеет будущего, потому что является просто попыткой законсервировать выгодное Западу, но уже не работающее мироустройство. Англосаксонский проект глобализации провалился, и его не реанимировать ни под каким видом»[115].

При этом изменение правил, естественно, необходимо. Политика баланса интересов, учитывающая позиции всех крупнейших игроков на международной арене, как раз и должна выработать новые правила для построения нового миропорядка — и сегодня это главное направление деятельности российской дипломатии и разведки.

Одним из таких правил, учитывающих национальные интересы России, должны стать договоренности с США и НАТО о мерах по обеспечению безопасности Российской Федерации.

В условиях мировой ГВ разведке и дипломатии предстоит дать ответы на вопросы, какие последствия мирового масштаба можно ожидать в результате глобальных изменений мирового порядка в ближайшей и долгосрочной перспективе.

Глава 5

ТЕХНОСФЕРА ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

5.1. ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ТЕХНОСФЕРЫ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

В стратегии ГВ важное место отводится технологическому противоборству, разворачивающемуся в военной техносфере с охватом нескольких взаимосвязанных направлений борьбы, где важнейшими являются мир киберпространства, технологии ИИ, использование БПЛА, космических систем связи и геопространственной разведки, радио- и радиотехнической разведки.

Технсюфера — основа информационно-психологической войны, где стратегия для достижения геополитических целей противоборствующих сторон построена на использовании информационно-коммуникационных технологий в рамках стратегии КВ.