История средневековой философии - Альберт Штёкль

большей частью проповедники, которые естественно излагали свои мистические теории не на академическом латинском языке, а на народном. Они стремились посредством мистики привлечь народ к более совершенной христианской жизни. При этом они ссылались в своих проповедях не только на Отцов Церкви, но и на «учителей школы» и на учителя этих учителей, Аристотеля, стараясь извлечь отсюда доказательства для своих доктрин. «Немецкая мистика» вовсе не была обязана своим происхождением прямой оппозиции против схоластики, хотя, конечно, в своем развитии она пришла к результатам, противным схоластическим идеям.

4. Последния столетия Средневековья обыкновенно называют периодом упадка схоластики. Это верно лишь наполовину. Об упадке известного философского течения в строгом смысле, по нашему мнению, речь может идти лишь в том случае, если упадок касается самого его философского содержания, т. е. если из него все более и более исчезает момент спекулятивной истины и теряется в ложном философском миросозерцании. Этого нельзя сказать о схоластике XIV и XV вв. Она все время крепко держалась за основоположения великих схоластиков XIII в., и ее отступления в учении никогда не касались основ христианской спекуляции. Только номинализм пытался направить философию на путь эмпиризма и скептицизма, но, с одной стороны, номиналисты не дошли до крайних выводов из своей системы, с другой, как было уже упомянуто, номинализму не удалось занять господствующего положения, и он всегда оставался лишь второстепенным течением.

5. Если речь идет об упадке схоластики, то это может относиться только к ее форме. В этом направлении мы отнюдь не хотим отрицать «упадок» схоластики в XIV и XV веках. Прежде всего язык схоластики этого времени становится все небрежнее и грубее, стиль – тяжелее и безыскусственнее. Нет больше того гибкого, приятного изложения, которое мы привыкли встречать в раннем Средневековье. Язык до такой степени отступает на задний план пред содержанием, что как бы лишается в противоположность мысли всяких прав.

6. Во-вторых, метод, введенный в XIII в. в подражание Аристотелю, достиг крайней степени утрировки и вырождения. Когда позднейшие схоластики принимались обсуждать какой-нибудь вопрос, то они приводили всевозможные мнения о нем вместе с их основаниями, затем опровергали все доводы неправильных, по их взгляду, мнений, снова выдвигали возражения, которые можно было бы выставить против их опровержения, опровергали в свою очередь и эти возражения и т. д., так что при чтении подобных запутанных quaestiones с трудом можно было удержать нить рассуждения. Это, конечно, было большим злом и не могло содействовать успехам схоластики.

7. В-третьих, образование различных упомянутых выше школ заключало в себе то дурное последствие, что многие схоластики считали свою задачу выполненной, если только точно придерживались учения своей школы и защищали его от противников. Это создавало условия, в высшей степени неблагоприятные для возникновения истинной оригинальности. При таком положении дела философия и богословие не могли получить дальнейшего развития, и схоластики постоянно возвращались к тем вопросам, которые давно уже были вполне исчерпаны. Зато они изощряли до бесконечности свое остроумие при обработке этих вопросов. Вследствие этого окончательно терялась научная серьезность, а на место ее выступало тщеславие. Публичные диспуты часто вырождались в страстные перебранки. Приличие и достоинство нарушались до такой степени, что папы и епископы издавали строгие указы, в которых спорящие партии призывались к спокойствию и порядку.

8. Таковы были отрицательные стороны схоластики, к которым с исторической точки зрения невозможно отнестись иначе как только с полным порицанием. Но они свидетельствуют об упадке схоластики только по ее форме, но не по содержанию. Зерно схоластики было и всегда оставалось здоровым, но оно заключилось в твердую и горькую кору. Часто утверждают, что в позднейшей схоластике произошло полное разделение философии и богословия в том смысле, что была признана возможность противоречия между философией и богословием. Взгляд этот совершенно несостоятелен. Позднейшие схоластики, как и раннейшие, решительно держались того принципа, что истинное с философской точки зрения не может быть ложным с богословской и наоборот. Противоположное мнение высказывалось, но очень редко. Отделение философии от богословия в смысле признания первой за особую самостоятельную науку, правда, удерживалось позднейшими схоластиками, но в этом не было ничего нового. Это провозглашали и великие схоластики XIII века.

9. После всех этих предварительных замечаний перейдем сначала к выдающимся номиналистам XIV и XV вв., затем – к важнейшим реалистам (к которым мы причисляем и формалистов) и закончим немецкими мистиками[82].

I. Номиналисты

1. Петр Авреоли и Вильгельм Дуранд

1. Номинализм исходил как из скотической, так и из томистической школ. Первым скотистом, проложившим путь номинализму, был Петр Авреоли, францисканец и преподаватель в Париже († 1321 г.), написавший комментарии к сентенциям и «Quodlibeta»[83]. Он учил, что общие понятия относятся исключительно к области мышления. В действительности существуют только индивидуальные вещи; универсальное же имеет лишь интенциональное бытие: оно есть просто понятие (conceptus) и не более. Поэтому и вопрос о принципе индивидуации является совершенно праздным. Все действительное как таковое уже индивидуально. Однако если уж заходит речь о принципе индивидуации, то таковым может быть названа только действующая причина, которая дает вещам их бытие. Для обяснения интеллектуального познания нет надобности принимать species в качестве forma specularis.

2. Первым представителем номинализма из среды томистов был доминиканец Вильгельм Дуранд. С 1313 г. он также читал лекции в Париже и умер епископом в Мо в 1332 г. Главным его сочинением признается комментарий к «Сентенциям№ Ломбарда[84]. Его учение об универсалиях то же, что у Авреоли. Общее не заключается субъективно в вещах, но есть лишь предмет мысли; оно покоится на том, что мы сравниваем вещи между собою, и те из них, которые подобны друг другу, мыслим, не принимая во внимание их различий. Общее и частное в нашем познании означает одно и то же, с тем лишь различием, что первое обозначает предмет неопределенно, а второе – определенно. Таким образом, познание всеобщего является неопределенным и спутанным. Чтобы объяснить возникновение познания, вовсе не нужно прибегать к понятию species, а потому нет оснований полагать различие между деятельным и возможным разумом.

Мы не будем останавливаться подробнее на мнениях этих писателей, а прямо перейдем к собственному основателю номинализма, в системе которого полностью выразилось все номиналистическое учение со всеми его выводами. Его система даст полную картину номиналистического направления, каким оно выступает во второй половине Средних веков.

2. Вильгельм Оккам

1. Вильгельм происходил из деревни Оккам в английском графстве Суррей. Позднее он вступил в францисканский орден, был учеником Дунса Скота в Оксфорде и Париже и затем сам читал лекции в Париже, производя большое впечатление своими