Страсти по-губернаторски - Фридрих Незнанский

— Ну иди так…

А между прочим, показательный разговор. Яковлев подумал, что не зря он постарался с «жучком», запись качественная, а главное, почти все в ней понятно. Кроме какой-то Кривухи, которая словно напугала чем-то Казарина. Надо срочно дать ее послушать Александру Борисовичу. Это же все его касается в первую очередь! Смотри чего бандиты с ментовкой продажной удумали!..

Но Александр Борисович возвратился в гостиницу поздно — после визита к Печерскому и довольно долгого разговора с ним он заезжал еще в областной отдел криминалистической экспертизы, где нашли уголок с компьютером для прибывшего из московского ЭКЦ Мордючкова, чтобы Сергей мог в спокойной обстановке поработать со свидетелями. А ведь их было шесть человек. И к каждому нужен свой подход, чтобы свидетель не тушевался, а, напротив, полностью раскрывал свои способности и зрительную память.

Ему понравилась вдумчивая и довольно изобретательная Сережина работа. Из недомолвок, недосказанных фраз тот умел выуживать у свидетелей наиболее точные, по их мнению, черточки и характеристики. По сто раз переспрашивал, сам сомневался и заставлял сомневаться свидетелей, предлагал различные варианты, сам подсказывал, как ему казалось правильнее. В общем-то, довольно муторная работа, но она у Мордючкова получалась. Турецкий это отметил и возвратился в гостиницу, где сразу уединился с Грязновым.

Володя Яковлев, ничего не предполагая о дальнейших планах Александра Борисовича, решил отложить разговор с ним до завтра, до утра. Но отдал наушники и попросил прослушать информацию Поремского.

Тот выслушал диалог, сказал, что по большей части догадывается, о чем у милиционера с бандитом шла речь, и добавил, что Турецкого надо посвятить в это дело обязательно. Так, общими благими намерениями, они и закончили. Беспокоить начальство не решились, легли спать, чтобы утром заняться очередными делами.

Но утром узнали, что Александр Борисович еще на рассвете выехал в двадцать вторую колонию. Выехал один, ничего, естественно, не зная о том, что бандиты, с подачи этого Казарина, готовят там для него ловушку.

Оба Владимира кинулись к Грязнову, который брился и мурлыкал что-то себе под нос. Увидев обеспокоенных своих сотрудников, спросил, что случилось.

Яковлев без объяснений сунул ему наушники и включил запись на воспроизведение. Грязнов слушал молча, все более хмурясь.

Весь диалог не занял и пяти минут, но Грязнов за это время успел накалиться докрасна. Давно не видели его сотрудники в таком гневе.

— Вы с ума тут уже посходили? — тихим от едва сдерживаемого бешенства голосом спросил он их. — Вы что, не понимаете, что натворили? Почему еще вчера мы не знали об этом? Я спрашиваю вас, капитан Яковлев! Молчите! — тут же приказал он. — За такое служебное упущение вас гнать надо со службы самой поганой метлой! А вы, следователь Поремский? О чем вы думали?..

Второй Владимир размышлял, прежде чем ответить на простой вопрос: о чем он вчера думал. И его подавленное молчание немного успокоило Грязнова. Словно из генерала понемногу вышел весь воздух, будто сдулся он, подобно детскому воздушному шарику. Он достал телефонную трубку, посмотрел на нее строго. Потом кивнул Яковлеву:

— Возьми, — он взглядом показал на чемоданчик с «акулой», — и быстро обойди весь номер, а также проверь в коридоре. Бегом!

Володя сорвался с места и через три минуты доложил:

— Все чисто.

— Чисто у них, — сердито пробормотал Грязнов и снова взялся за мобильник.

Турецкий откликнулся сразу, словно только и ждал звонка.

— Саня, у нас чепэ, — совершенно спокойным голосом начал Вячеслав Иванович. — Наши молодцы не решились вчера потревожить начальство. Ну благодарность им за этот шаг мы с тобой еще обсудим. Слушай главное. Наш майор вчера встречался с посланником Журы. Разговор шел об Игоре Коробове и о тебе. У них есть план твоего перехвата. Скорее всего, они планируют это сделать на обратной дороге. Цель — какие-то переговоры. Не исключаю, что близко к тому, о чем мы вчера с тобой рассуждали. Есть еще одна интересная деталь, но мы ее обсудим уже после твоего возвращения. Теперь главное. Я бы задействовал вариант с комбатом, как ты на это смотришь?

— Я думаю, тебе не стоит об этом думать.

— Почему?

— В самом деле, а почему?.. А потому что капитан наш уже и сам настроен весьма решительно и даже воинственно. Мне даже сдерживать его отчасти пришлось. Ну, в конце концов, я бы, наверное, не возражал, если бы они меня встретили на обратном пути. А пока я за собой ни «хвоста», ни погони не вижу. Вероятно, сегодня братва меня просто прозевала. Но раз ты говоришь, что очень хотят видеть, значит, нагонят. А ребятам скажи, чтоб меньше ворон считали. Думать пора, не дети уже. Пока, до следующей информации.

— Вам горячий привет, — сказал Грязнов, отключая телефон. — Посмотрим… Если б я вчера знал… я бы Саню одного не отпустил. Соображать же надо, ребятки, не мальчики. Ну, будем надеяться. А этому комбату… они его Хромым называют, да?.. Я сейчас перезвоню. Ладно, идите занимайтесь своими делами. Володя, — обратился он к Яковлеву, — теперь с этого Казарина глаз не спускать, понял?

— Так точно.

— Свободны, — очень неласково буркнул Грязнов и продолжил бриться.

Глава третья Обострение ситуации

1

«Хвоста» действительно не было. И «виноватыми» в этом оказались сами бандиты. Они установили для себя дежурство, но только в рабочее время, то есть днем, а целями своих наблюдений избрали лишь Турецкого и Поремского. За генералом никто не следил, поскольку никто не знал толком, чем он вообще занимается, а Романова с Яковлевым их не интересовали как слишком мелкие объекты внимания.

Вот, собственно, поэтому братва, уже как бы приученная к размеренному образу жизни руководителя бригады следователей, не выставляла круглосуточного наблюдения, не видя в нем смысла, и «проспала» отъезд синего «пежо». А когда очередная пара братанов явилась в гостиницу, чтобы продолжить свое навязчивое и назойливое наблюдение, выяснили, что Турецкого и след простыл. Но это обстоятельство не сильно огорчило наблюдателей. Не прошло и часа, как Журавлеву, согласно обычной договоренности, позвонил заместитель начальника колонии по оперативной работе Саид Мугушев и сообщил, что Турецкий уже прибыл в колонию для встречи с Коробовым.

Журавлев потребовал, чтобы Мугуш подробно записал, о чем будут говорить следователь с заключенным. Но Саид возразил — и рад бы, да не получится.

Оказалось, что следователь сразу по приезде в колонию отправился к самому «хозяину» и долго разговаривал с ним наедине. А потом начальник ИК вызвал к себе его, Мугушева, и приказал не препятствовать помощнику генерального прокурора разговаривать с заключенным Коробовым наедине вне помещения колонии. Территория достаточно большая, пусть они отойдут в сторонку и беседуют себе сколько влезет.

Мугушев, естественно, расстроился, намекнул «хозяину», что тогда они оба не узнают, о чем у этих двоих шла речь, а может, Коробов станет жаловаться на порядки в колонии, как тогда узнать об этом? Начальник только посочувствовал своему заму в его служебном рвении, но ответил, что вопрос уже решен и не обсуждается. По этому поводу был уже звонок из областного Управления исполнения наказаний, и последовало прямое приказание: не препятствовать. Ну а если кто подслушает, со стороны, мол, добавил начальник, то лично он, наверное, возражать не станет. Порядок все-таки должен соблюдаться.

С подслушиванием не получилось. Турецкий с Коробовым отошли в дальний угол огороженной территории, где за оградой был большой пустырь, и спрятаться на нем наблюдателю было никак невозможно, а все подходы к этому месту со стороны территории хорошо просматривались. Парочка зэков попыталась ненавязчиво этак приблизиться к разговаривающим, но Турецкий пригрозил вызвать охрану, и те ретировались, не желая неприятностей на собственные шеи.

История, которую рассказал Игорь Коробов, была насколько характерна для своего времени — конца девяностых годов, когда немногие предприниматели, особенно в провинции, смогли оправиться после дефолта, настолько и поражающей воображение по своей продуманной наглости.

Швейная фабрика братьев Коробовых была организована в середине девяностых, на подъеме предпринимательской деятельности в стране. Нашлись партнеры в Италии, появились и лица в России, заинтересованные в продаже качественной продукции, созданной по европейским стандартам, но с учетом чисто российской ментальности.

После дефолта девяносто восьмого года дела пошли хуже, но не настолько, чтобы пришлось закрывать производство и выгонять опытных мастеров. Выстояла фабрика, что стоило немалых, однако, трудов организаторам. И вот тогда, когда стало ясно, что производство выжило и, более того, даже по-своему окрепло, к фабрике немедленно возник пристальный интерес со стороны теневых сил при руководстве губернией.