ИБН БАТТУТА(ЖЗЛ-364) - Игорь Тимофеев

«Проводником в той земле служит собака, которая там уже не раз бывала, - писал о Стране Мрака Ибн Баттута. - Такая собака стоит до тысячи динаров. Повозку прикрепляют к ее шее, и каждую из таких повозок тащат три собаки. Если передняя повозка остановилась, прекращают движение и все остальные. Хозяин не бьет собак и не кричит на них. Когда приносят еду, он сначала кормит собак, а потом уже людей; иначе собаки рассердятся и разбегутся, оставив хозяина умирать. Пройдя сорок дней, путники достигают Страны Мрака. Там они оставляют товары, с которыми пришли, и отправляются спать. Наутро вместо своего товара они обнаруживают соболей, белок, куниц. Если купец остается этим доволен, он берет товар, а если нет, то оставляет, и к нему за ночь добавляют мехов или, наоборот, забирают обратно, оставляя нетронутым товар купца. Так у них происходит купля-продажа. Приехавшие туда не знают, с кем они торгуют - с джиннами или людьми».

Ибн Баттута упоминает, что в Стране Мрака он не был. Кое-что в его описании почти буквально совпадает с аналогичным описанием Страны Мрака, содержащимся в известном труде арабского историка и географа Абуль Фида «Таквим аль-Булдан». Некоторые фрагменты главы о Булгаре перекликаются, а временами совпадают с заметками арабского географа Ибн Джубейра.

Чешский исследователь С. Яничек, опубликовавший в 1929 году сенсационную статью под заголовком «Путешествие Ибн Баттуты в Булгар: правда или вымысел?», утверждает, что описания Булгара и Страны Мрака были целиком взяты из литературных источников.

Как они попали в книгу Ибн Баттуты? По чьей инициативе? Возможно, Ибн Баттута, диктуя свои воспоминания много лет спустя, счел целесообразным занести на свой счет путешествие, которого он в действительности не совершал. И сделал это, руководствуясь тщеславным стремлением превзойти всех землепроходцев, пускавшихся в путь до него. Возможно, это так. Но не исключается, впрочем, что поездку в Булгар приписал ему литературный секретарь Ибн Джузая, не пожелавший отступить от традиций арабской географической литературы, в которой Булгар и Страна Мрака были неоднократно описаны задолго до Ибн Баттуты. И в этом тоже трудно усмотреть какую-либо недобросовестность. Ведь известно, что строгим правилом всего средневекового словотворчества было не отступление от канона, а, напротив, неукоснительное следование ему. Считая, что в книге Ибн Баттуты все должно быть так, как у других, Мухаммед Ибн Джузая старательно заполнил все пропуски или провалы в памяти великого путешественника фрагментами, взятыми у авторов, чей научный авторитет в то время считался неоспоримым.

Итак, будем считать, что Ибн Баттута в Булгаре не был.

Долгий, тягучий, знойный рамадан он провел в ставке ордынского хана, где, по его собственным словам, успел нанести визиты всем наиболее значительным лицам, в том числе ханским женам и сыновьям.

Затянувшееся пребывание в Золотой Орде начало тяготить Ибн Баттуту. Отвыкший за годы странствий подолгу сидеть на одном месте, он затосковал, ушел в себя, с нетерпением ожидая удобного повода испросить разрешения хана на отъезд из его ставки.

Такой повод не замедлил представиться. Сразу же после праздника Узбек-хан собрался в Хаджи-Тархан, небольшой городок в низовьях реки Итиль. В Хаджи-Тархане он намеревался разбить свою ставку и сидеть все лето и осень, пока не подоспеют морозы и не скуют ледяным панцирем реку Итиль, по которой можно будет снарядиться вверх, на север, в Сарай.

В Хаджи-Тархане одна из хатуней, юная Баялун, беременная на пятом месяце, стала просить Узбек-хана отпустить ее в Константинополь, к отцу, византийскому императору, где она надеялась разрешиться от бремени в окружении близких и родных. Узбек-хан не стал противиться ее воле и повелел готовить царский обоз.

Ибн Баттута, настроившийся на отъезд в Хорезм, мигом изменил свое решение. Перспектива побывать в стране неверных, еще недавно представлявшаяся ему дикой и бессмысленной, неожиданно увлекла его, да так, что он перестал спать ночами, обдумывая со всех сторон, как лучше всего преподнести хану свою неожиданную прихоть.

Узбек-хану просьба Ибн Баттуты не понравилась.

- Баялун едет к отцу, румийскому василевсу, - сказал он, нахмурясь. - Царской дочери будет царский прием. В тебе же неверные усмотрят врага, и, неровен час, кто-нибудь из баловства всадит тебе в спину кинжал. А я, как ты видишь, ценю тебя и не желаю твоей гибели. Дело, конечно, твое, но мой совет - оставайся в ставке, а не захочешь - дам тебе в дорогу все, что необходимо.

- Мне нечего бояться, - осторожно, но с напором возразил Ибн Баттута. - Покуда я нахожусь под твоим покровительством, никакая опасность меня не страшит.

Узбек-хан ничего не ответил. Хлопнув в ладоши, он вызвал казначея и велел ему выделить Ибн Баттуте тысячу пятьсот динаров, присмотреть для него дорогую одежду и отобрать из ханского табуна несколько добрых коней.

Началась подготовка к отъезду. Ханские жены были чрезвычайно добры к Ибн Баттуте, одарили его серебряными слитками. Всех превзошла ханская дочь Ит Кучук: она послала Ибн Баттуте лучших коней из своего табуна, несколько сундуков с одеждой, беличьи и собольи меха.

Принимая подарки, Ибн Баттута на всякий случай по пять раз на дню посылал благодарения аллаху, наблюдая за гулямами, которые, тяжело дыша, поднимали окованные железом сундуки на громоздкие, о четырех колесах повозки, довольно прицокивал языком, притворно поругивался, браня носильщиков за нерасторопность.

Десятого дня месяца шавваля огромный, без конца и края, обоз наконец-то выступил в путь. На первом перегоне юную хатунь сопровождал сам Узбек с женами; от тысяч копыт, потревоживших растрескавшуюся от зноя землю, поднималась волнами, долго не улегаясь, стена пыли, исчезавшая лишь у горизонта, и, когда в голове колонны распрягали коней, устраиваясь на ночлег, плетущимся в хвосте оставалось пути еще на несколько часов.

После первой ночевки Узбек-хан простился с женой и, развернув свой обоз, укатил в ставку; хатуни же задержались еще на один переход, и лишь на третий день пути обоз поредел, выровнялся и двинулся дальше, сопровождаемый лишь пятью тысячами всадников под началом эмира Байдара да полусотней личного эскорта хатуни, который чуть не наполовину был подобран из мамлюков и русоволосых румийских воинов.

Весь караван состоял из четырехсот телег, да по обочинам, где еще не вытоптана трава, гнали около двух тысяч подменных верховых и тягловых лошадей, несколько стад волов и с две сотни верблюдов.

Охранники знали Ибн Баттуту в лицо. Дважды в день, на утренних и вечерних привалах, он наведывался к хатуни Баялун, прижимая правую руку к груди, кланялся, расспрашивал о здоровье. Молодая ханша была приветлива с ним, всякий раз дарила ему коней, которых у Ибн Баттуты постепенно собралось около пятидесяти.