Бродячие собаки - Жигалов Сергей Александрович

Глава седьмая

В ночь перед охотой лосиная семья кормилась в сосняке. Это были корова с двумя телятами-сеголетками и могучий бык. Седой загривок и целых семь отростков на лопатистых огромных рогах говорили о его умении уходить от опасности. К утру лоси спустились в лощину, в чащобник. Обступили поваленную ураганом осину, принялись глодать кору. Становились на колени, задирали морды, выискивая, где помягче. Тут же они залегли на дневку.

Близкий рокот трактора, скрип ветвей их не вспугнул. На тракторах всю осень рядом пахали, возили солому, трелевали лес. Звери привыкли и не чувствовали в стальном рокоте опасности. И даже когда на опушке, где они бродили вечером, раздался выстрел, они не встали. Крики, стук палок по стволам деревьев приближались. Первой двинулась корова, за ней сеголетки. Бык повернулся горбоносой мордой в сторону опасности и застыл. Но его большие сторожкие уши, будто локаторы, двигались, не переставая.

В стороне, куда ушла лосиха, застучали выстрелы. Бык метнулся из осинника, когда за деревьями мелькнула фигура загонщика. Тот выстрелил, заорал еще громче:

— Бык на вас пошел, бык!

Пробежав метров двести, лось опять замер. Со всех сторон хрустел снег, звучали голоса. Над черными вершинами дубов выметнулось в тучах солнце. Обледенелый лес беззвучно взорвался колючими лучами. Лось сощурил подслеповатые глаза, побежал прочь от накатывавшихся криков. Вдруг в ноздри зверю ударил пугающий кислушный запах, столь ненавидимый всеми женами. Носитель запаха, страдавший с похмелья на номере с ружьем на изготовку так и не узнает, отчего на него не вышел лось. Не скрипел снегом, не кашлял, а поди ж ты, не повезло. Летел прямо на него и вдруг развернулся.

Бык часто останавливался, двигал ушами. Накатывавшиеся со всех сторон голоса пугали, сбивали с толку. Лесная петля из криков, хруста снега, выстрелов затягивалась вокруг красивого могучего зверя. Толкала его на продрогших стрелков. За семь лет жизни бык не один раз уходил от смерти, прорывался через загонщиков. Крадучись, не хрустнув ни одной веткой, он вернулся в осинник и почти слился с ним. Возбужденные выстрелами и свежими лосиными следами загонщики улюлюкали, визжали, лаяли. Зверь видел мелькавших за деревьями людей. Вот один из них остановился напротив него. Лось почувствовал его взгляд, метнулся. Человек вскинул ружье. Хлопнул выстрел. Срезанная пулей ветка свалилась на спину лосю. Бык вздыбился, развернулся на задних ногах, ломая кусты. Вторая пуля ударила перед ним в дерево, заставив зверя шарахнуться в сторону.

— Лось! На вас пошел! Держи! Пошел! — закричали загонщики.

Стрелки уже сходили с номеров, когда на них вымахнул бык.

Ему оставалось преодолеть полста метров чистого пространства. Охотники с двух сторон второпях палили по зверю.

Лось бежал, царственно неся разлапистые рога. Размеренно кидал длинные ноги, высверкивал белесыми подмышками, являя собой огромную мишень. Ему оставалось до полосы чащобника метров десять. Загремели выстрелы. У быка вдруг подломились ноги, он проехал на заду, по-собачьи сел на дорогу, поводя рогатой башкой то в одну, то в другую сторону. Утопая в снегу, хватая открытыми ртами воздух, к нему бежали люди. Перезаряжали ружья, суетливо навскидку палили. Расщепившая рог пуля, пронзила болью все тело. Бык встал и, пошатываясь, скрылся в зарослях.

— Готов, щас свалится! В позвоночник попали! — задыхаясь на бегу, кричали охотники.

— Не ходите за ним, пусть ляжет!

Лось дышал с тяжкими хрипами. И при каждом выдохе из пробитых легких по обе стороны на снег летела кровь.

Деревья качались перед глазами, лес затапливало красноватым туманом. Ветви цеплялись за рога, каждый толчок отзывался в хребте огненной болью. В низинке лось лег, прижимаясь развороченной раной к насту. Голосов и выстрелов не было слышно. Долбил дятел. Стеклянно позванивали деревья. Лось положил морду на снег, оплавляя жарким дыханием ледяные былинки. Снег остужал горевшую рану. Зверь чувствовал, как он сливается с этим породившим его лесом, запахами мерзлого дерева, теньканьем синицы, прощальными криками ворона.

Но эти привычные звуки разрезало кинжальное ширканье лыж. За ним шли по следу. Лось встал на передние ноги и, волоча зад, сделал несколько шагов, потом вскинулся и побрел.

— Рано пошли, — донеслось до него бормотанье охотников. — Ишь кровь алая. В легкие тоже попали. Не дали ему улежаться, остынуть, теперь долго будет идти.

Лось до темна кружил по лесу. Охотникам так и не удалось выдавить его в поле.

По тропке в снегу Вовка следом за охотниками подошел к убитой лосихе.

— Ты чего, слепой! Корову с быком спутал, — ругался на высокого с большим красным носом охотника егерь. — Всю зиму будешь теперь только в загон ходить!

— Там частик. Не видать. Думал, бык комолый, — оправдывался носатый.

— Сам ты бык комолый. — Венька повесил ружье на сук. Огромный бурый зверь с перерезанным горлом, поблескивая черными копытами, лежал на боку. Мальчик остановился, пораженный увиденным. Варежкой смахнул снег с лосиной морды. Долго с любопытством рассматривал крошечную фигурку — собственное отражение в зверином глазу. Присев на корточки, потыкал сучком в черную глубь перерезанного горла.

Никто не обращал на мальчика внимания. Обступив добычу, с ножами в руках, охотники, переругиваясь и смеясь, снимали с коровы шкуру.

— Расскажи, Толян, как ты лосихе стриптиз показывал, — донимал молодой верткий мужик носатого, в лисьей шапке охотника. Тот крутил головой, отмалчивался.

— Стою на номере, — не унимался верткий. — Гляжу Вальдшнеп под сосной на бугре то согнется, то разогнется. Думаю, приспичило. Расскажи сам.

— Чо рассказывать-то? — Польщенный вниманием, Вальдшнеп сбил на макушку шапку. — Стою, живот скрутило, ну мочи никакой нет терпеть. Щас, думаю, в штаны накладу. Токо сел. Вот она лосиха летит.

— А ты?

— Испугался. Думаю, пропущу, вы же меня сожрете. Поднялся и выстрелил.

— А штаны?

— Гляжу, Вальдшнеп так распрямляется, — вклинился Верткий. — Штаны на валенки ниже коленок упали. Целится. Причиндалы ветром раскачивает, звенят. Лосиха такую чуду увидела, стала как вкопанная…

— Брешешь, небось, Славка, — хохотали мужики. — Мужской стриптиз. У лосихи-то разрыв сердца… Он теперь на охоту может без ружья ходить. Увидит зверя — расстегнул штаны и готово!

Лосихе вспороли брюхо, вывалили на снег парящие внутренности.

— Глянь, стельная. Да два. Лосята-то уж большие. Ну ты Вальдшнеп своим стриптизом сразу трех лосей завалил.

Вовка видел, как отец хмурился. Вальдшнеп примолк, старался держаться от егеря подальше.

Охотники вытирали окровавленные ножи, мыли снегом руки, закуривали. Один, хакая, рубил тушу на куски. Мужики пятились, прикрывая лица от брызг крови. Волокли огромные куски туши, оставляя на снегу красноватые полосы, швыряли на сани. Отрубленную лосиную голову швырнули в солому.

— Интересно, Вован? — подтолкнул мальчика тракторист. — Учись, пригодится!

Малец смотрел. Слушал. Впитывал…

Охотники разложили на доске еду. Пили «на кровях» водку, закусывали. Подкладывали Вовке лучшие куски. Стреляли по бутылкам из ружей, потом из егерского пистолета. Дали стрельнуть из пистолета и Вовке. Отец показал, как снимать с предохранителя. Вовка обеими руками взялся за рукоятку. Долго целился в стоявшую на пне бутылку. Ствол нырял вниз. Мужики отошли от греха подальше.

— Стреляй, что-ли, — велел егерь. Малец нажал спуск. Пуля щелкнула в пень рядом с бутылкой. «Ну, Вован, снайпер», «Ты даешь», — зашумели охотники.

Скоро упали на лес сумерки, будто кто-то пытался поскорее скрыть от Всевидящего Ока следы людского разбоя.