Бродячие собаки - Жигалов Сергей Александрович

Найда рысцой движется к цеху. Бывает, здесь можно поживиться коровьими внутренностями, хвостами. Сегодня Найда натыкается лишь на бугор мерзлых помоев. Она поворачивает назад, но вдруг останавливается, ветерок наносит запах парного мяса. Мясом пахнет от котельной. За дверью, пропитанной вонью солярки и угля. Густо гудит в печах пламя. Дверь распахивается, на снег падает полоса света. Найда ложится на брюхо, карауля глазами каждое движение вывалившейся наружу фигуры. Узнав Подкрылка, Найда плотнее вжимается в снег. Тот покачивается, что-то бормочет. «Смотри, там гусек на снегу!» — донесся голос из приоткрытой двери. Слов она не поняла, но уловила в них угрозу. Отползла за вздыбленную бульдозером снежную насыпь. Подкрылок опять зашагнул в квадрат света. Дверь захлопнулась. К прежним запахам примешался острый запах мочи. Волчица подползла ближе. Запах мяса будто когтями рвал желудок. Это был большой говяжий гусек, вынесли на снег обмерзнуть, прежде, чем сунуть в мешок. Волчица на брюхе подползла, смаху хапнула кусок, пятясь, поволокла по снегу, одолевая яростное желание прямо здесь рвать и кусками глотать парное мясо. Оттащила за ометы, тявкнула. Стая бросилась к ней, окружила. Рык, визг.

Красавец сеттер, которому ничего не досталось, боязливо лизал окровавленный снег.

Вкус мяса только раздразнил стаю, волчица затрусила по тракторному следу к темневшим за фермой деревьям. Псы побежали за ней. След вел на поганый огород, то есть на скотомогильник.

Волчица по большой дуге обогнула деревья с подветренной стороны. Остановилась. В морозной тиши были слышны долетавшие от котельной голоса, мелькал свет фонаря, там искали пропавший гусек. Но ее настораживало не это. Острым звериным взглядом она уже различала на развороченном трактором снегу темневшую коровью тушу. В стылом пресном воздухе она уловила едва ощутимый запах пороховой гари. Резко остановилась, будто у края пропасти. Раззадоренные запахами крови и мяса гончаки на махах полетели к коровьей туше. От белевших обломков бетонных плит темноту навстречу псам рассекли два продолговатых просверка пламени. Один за другим бумкнули выстрелы. Один из псов упал на бок, дергая лапами, другой взвыл и, волоча зад, пополз через развороченный трактором бруствер снега. Дробь третьего выстрела вдогон ему сбила снежные комья на гребне.

Когда из-за обломков плит, хрустя валенками, вышел сидевший в засаде на лис охотник, стая уже пропала в морозной дымке.

Охотник подошел к дергавшемуся в предсмертных судорогах гончаку. За хвост оттащил его подальше от коровьей туши, прикопал снегом: «Из-за вас, гадов, вся охота насмарку!» Перезарядил двустволку, пошел к снежному брустверу. Но там никого не было. Человек закурил и, разминая затекшие от долгого сиденья ноги, пошел на село.

… От выстрелов псы кинулись кто куда. Потом опять сбились в стаю, вытянулись цепочкой.

Припадая на изрезанные о наст лапы, низко опустив хвост, бежал красавец сеттер. Прыжками, чтобы не отстать, мчался спаниель. Его уши при каждом прыжке взметывались и опадали, будто крылья. За ним, с поднятой кверху головой, ориентируясь по хрусту снега, глубоко проваливаясь, ступал Кавказец.

Волчица вывела стаю на дальнее поле к стогу соломы. Остановилась с подветренной стороны, ловя ноздрями запахи мышей и плесневелой соломы. Застыв серым камнем, вслушивалась в смущавшие ее шорохи на шапке омета. Тянувший снизу от оврага ветер лохматил шерсть на загривках псов. Было слышно, как дрожит всем телом сеттер.

Волчица медленно двинулась к омету, не сводя глаз с верхушки. Когда разглядела терзавшую мышонка сову, затрусила рысцой.

С подветренной стороны они разрыли мерзлую окрайку омета до сухой соломы, сделав что-то вроде логова. Долго топтались, укладываясь и тесня друг друга, взрыкивали. Сеттер, вихляясь всем телом в знак покорности, норовил втиснуться в самую середку. Прижимался к кавказцу, греясь от его большого тела. Кололись репьи на боку кавказца. Отодвигаясь, сеттер наступил на дворнягу. Тот для острастки клацнул зубами. Угревшись, они уснули, осыпаемые завихрившейся снежной пылью. Волчица во сне сучила лапами, по-щенячьи тонко взвизгивала, уворачиваясь от двух гонявшихся за ней огненно-багровых шмелей.

Похрустывание снега первым, как всегда, услышал кавказец. Он поднялся, раздвигая жавшихся к нему собратьев, весь белый от снежной пыли. Высунул из норы лобастую башку. Насторожилась волчица, вглядываясь в катившееся на них темное пятно. Она выбралась из норы на чистое место и припала на снег. Пятном оказался раненый гончак. Собаки окружили его. Долго обнюхивали. Потом опять забились в нору. Гончак, оберегая рану, лег с краю. Дворняга подполз к нему и принялся вылизывать разодранную дробью ляжку.

К утру подул юго-западный ветер, мороз ослаб. У входа в нору за ночь вырос сугроб. Собаки спали, сбившись в тесную кучу, грея друг дружку. Над судьбой каждого из них тяготела злая человечья воля.

Глава третья

Расправа над фермерскими овцами разбудила в Найде волчье начало. Она ушла в лес. Научилась добывать пищу. В начале лета в средней полосе России так много легкой добычи: птенцов, зайчат, сусликов… Время от времени в сумеречной памяти ее возникали образы егеря, Подкрылка, Танчуры, Ласки. Но чаще всего человеческого детеныша, которому она зализывала рану, а он угощал ее такой вкусной, необычно пахнущей едой.

Она внутренне пугалась этих возникавших в памяти образов. Порой по ночам она с задов прокрадывалась к егерскому дому. Замерев, подолгу вслушивалась, осязала знакомые запахи. И опять уходила в лес. Одна.

По осени у нее началась течка. За Найдой увязались гончаки, черно-белый спаниель. Дворняга. Это была не стая, а собачья свадьба. Тогда они и набежали на Кавказца.

Кавказец выглядел жалко. Оттого, что на пашне, в сосновых посадках он оступался в рытвины, тыкался носом в землю, морда его была в грязи. Слепые глаза слезились. С пасти паутиной свисала слюна. От частых падений на коленях из крови и грязи образовались огромные наросты. Если бы не встреча с Найдой, зимой он бы погиб. Теперь, боясь потеряться, он, как щенок, не отставал от нее ни на шаг. Бежал следом, высоко вскидивая могучие, в мужскую ладонь лапы.

… Полгода назад по весне его молодые хозяева, муж с женой, в выходной день укатили в город. Джима, так они его назвали, оставили на цепи. Дремавшего в конуре пса разбудил запах дыма. Выбравшись из конуры, Джим разомкнул в могучем зевке пасть и застыл. Из-под двери веранды ползло, заворачивалось кверху полотнище дыма. Скоро дымом затопило двор. От жара начали лопаться оконные стекла, вырвались страшные языки огня. Джим бросался в стороны, опрокидывался от рывков тяжелой цепи. Рыл землю, заползал в конуру, спасаясь от едучего дыма. Весь в пене, со слезящимися глазами, кричал от нестерпимого жара, как человек.

… Пожарные ломом разбили цепь, и пес умчался со двора. Через несколько дней глаза Джима заволокла белесая муть. Он ослеп. Дом сгорел дотла. Хозяева переехали в город, оставив слепого пса своим старикам. Но тем было самим до себя. Джим бродил по дворам, натыкаясь на изгороди, потерянный, голодный. Мальчишки швыряли в него камни. На дороге его ударило машиной. Пес стал держаться подальше от людей. Пробавлялся мышами, птичьими яйцами, выкапывал корешки, жевал просяные метелки, подсолнухи. К осени он встретил Найду. Сука лизнула его в грязную морду. За ней заявку на дружбу сделал спаниель. Работая обрубком хвоста как пропеллером, он бесстрашно подкатился к гиганту, излучая дружелюбие и радость. Другие кобели сторонились, чуя в Джиме соперника. С потерей зрения у пса сильно обострились слух и обоняние. Джим раньше всех чуял приближение опасности.

Джима невзлюбил дворняга Кабысдох. Он не упускал случая напасть на кавказца. Первая схватка случилась в самую собачью свадьбу. Кабысдох следовал за сукой по пятам и, когда Джим сослепу толкнул его, Кабысдох бросился рвать его. Клыки дворняги вязли в свалявшейся на войлок шерсти. Джим огрызался, хватая пастью пустоту. Кабысдох бросался на него, все больше зверея от беспомощности соперника. Найда, навострив ушки, взирала на свалку. Помахивала хвостом, как дама веером на рыцарском турнире. От кавказца летели клочья. Остервенев от ярости, потеряв осторожность Кабысдох при очередном броске нарвался-таки на страшный клык противника. После могучего удара в бок пес едва поднялся и, шатаясь, убрел в бурьяны зализывать разорванный бок. Найда в тот сезон огулялась с кавказцем. Так они сбились в стаю. Вместе добычливей была охота.