Европолис - Жан Барт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американец, еще не зная как следует порядков, существовавших в порту, явился слишком поздно. Выбор рабочих уже состоялся, и артели работали вовсю. Робкий и униженный, он растерянно искал какой-либо помощи. Несколько рабочих, оставшихся на причале без работы, стали подталкивать друг друга локтями и посмеиваться над американцем. Один из них, понахальнее, улыбаясь из-под усов, сказал громко и резко:
— Вот, братцы, и миллионер попал в нашу компанию, к мешку и лопате!
Медленно прошел мимо них американец, стиснув зубы. Не проронив ни слова, он робко остановился перед смотрителем комендатуры.
С первого же взгляда представитель власти понял, в чем дело. Господин Базгу, служивший в порту много лет, некогда бывший военным моряком, был известен как человек добросердечный, хотя и вспыльчивый и необычайно честолюбивый на службе.
Господин Базгу расправил свои седые усы, обычно пышные, но порой, в сырую погоду, печально свисающие вниз.
— Да, поздновато ты поднялся… Трудно тебя пристроить на работу… Другие шум поднимут… Да и книжки портового рабочего у тебя нет.
— Что же делать? Я не знал. Хочу вот подыскать где-нибудь место, — глухо проговорил американец.
— Спиру! — властно позвал смотритель одного из артельщиков. — Ну-ка, позаботься о нем, возьми его в артель на баржу. Как-никак, а он соотечественником вам доводится.
Спиру, высокий, сгорбленный, худой как палка, ловкий и хитрый, заговорил тихим, вкрадчивым голосом, прижимая руку к сердцу:
— Как прикажете, господин Базгу, но только я боюсь, как бы в порту не случилось скандала… Сами знаете, что у меня в артели этот смутьян Сечеляну, а все другие за ним идут, как овцы.
Спиру было выгодно набирать «журавлей», то есть новичков, рабочих из других мест, которых было легче обсчитывать по вечерам при расчете в кофейне, но он боялся, что неуживчивые румыны, которые были подстрекателями всех скандалов и забастовок в порту, опять поднимут шум.
Как только американец появился на барже, со всех сторон поднялся крик. Все выражали свой протест, крича во всю глотку: «Не примем чужака на работу в порту! Самим нет работы, а чужаки хлеб изо рта вырывают! Пускай едет в свою Грецию, здесь румынская страна! В шею его!»
Брань и дикие выкрики поднялись над баржей.
Тщетно пытался Спиру утихомирить рабочих.
— Погодите, братцы! Это комендатура поставила его на работу, чтобы и ему дать кусок хлеба.
— Комендатура не имеет права подсовывать нам чужаков! — закричал один из рабочих, злясь, что никак не может выбраться из зерна, в котором утонул почти по пояс.
Гвалт все нарастал. С пеной у рта все кричали в полный голос. Корпус баржи содрогался от адского шума, она казалась плавучей клеткой, в которой металась сотня разъяренных зверей.
Первым выбрался на палубу Сечеляну, простоволосый, в пиджаке на одном плече. За ним с лопатами в руках стали вылезать и другие. Смотритель, надвинув фуражку на лоб, решительно вышел вперед.
— Ну что? Опять бунтуете? Значит, из-за вас человек не может себе на хлеб заработать.
Сечеляну, белокурый великан, дерзко встал перед ним. Сильные руки его были обнажены, волосы растрепаны, лицо и брови запорошила серая пыль, поднимавшаяся от зерна.
— Не имеет права! Здесь только мы должны работать. Право здесь наше. Мы отслужили в армии, мы в своей стране, а чужаки пусть катятся к себе…
Смотритель подергивал себя за усы, стараясь овладеть собой.
— Значит, власти не могут в крайнем случае, так сказать, поставить человека на работу в порту?
— Не смеют они нарушать наши права… Когда мне нечего есть, зачем лезут эти чужие гады? Последний кусок изо рта вырывать, да?
Маленький чернявый рабочий, сжав кулаки, суетился за спиной Сечеляну.
Показывая на него пальцем, смотритель закричал:
— Послушать только — с голоду они умирают! А кто в корчме у Мокану на святого Василе прикурил цигарку от бумажки в сто лей? Тогда еще тесть влепил тебе пару оплеух, так что искры из глаз посыпались. Умираете с голоду, когда в порту нет работы, потому что не откладываете про черный день. На выпивку лопатой деньги выбрасываете.
— Деньги наши, вот и пьем. Кому какое дело? — послышались из-за спин хриплые голоса.
— А на свадьбе дочки Добрикэ разве не вы привязывали к ушам лошадей ассигнации, разве не вы разъезжали по всему порту с бочкой вина на бричке? Вот вы, заводилы всякой смуты и забастовок, попридержите язык за зубами и поберегите свои головы, а то мы прижмем вам хвосты.
И господин Базгу стремительно направился к караульному помещению, чтобы вызвать охрану порта.
— Если так, — прорычал хмурый рабочий, — тогда и мы чего-нибудь устроим… Ударился в амбицию, но и мы это дело так не оставим. Братцы, пойдем до конца!
Вдруг Сечеляну, слову которого слепо повиновался весь порт, сбросил с плеча пиджак и надел его на лопату, как развевающееся знамя.
— Э-гей! Кончай работу! Кончай работу! Э-гей!
Голос его, словно рев быка, покрыл все шумы в порту и затерялся где-то в открытом море. Все работы в порту, словно по команде высшего начальства, остановились.
Шум элеваторов, стук поршней, скрежет лебедок — все это стало постепенно затухать, словно придавленное невидимой рукой. Последнее облачко дыма, фыркнув, вылетело из черных труб и растаяло в воздухе — порт замер.
Набережная почернела от народа. Бросив работу на воде, все перебирались на сушу. Из глубины мрачных трюмов рабочие, словно муравьи, ползли наверх сквозь щели парохода, к ослепительному свету. Они поднимались, пропыленные, потные, полуголые, с мешками на плечах. Некоторые были укутаны платками, словно женщины, у других ко рту были подвязаны губки или тряпки, чтобы поменьше вдыхать пыли, превращавшейся в легких в клейкую массу.
— Что такое? Что случилось? Почему прекратили работу? — спрашивали один другого, недоумевая, почему в самом разгаре вдруг остановились все работы.
Забравшись на высокую кучу каменного угля, Сечеляну, простоволосый, с засученными рукавами рубахи, горячо убеждал собравшуюся толпу:
— Братцы! Кусок хлеба вырывают у нас изо рта! Не уважают наши права!.. Товарищи! Никто из нас не выйдет на работу, пока снова не будет установлен контроль над чужаками, которые приходят работать в порт.
Комендант порта по дороге из дома на службу, как обычно, зашел в кофейню, чтобы выпить стакан утреннего чаю. Не успел он присесть к столику, как появился запыхавшийся смотритель, чтобы доложить о случившемся в порту. Вслед за ним прибыло несколько дребезжащих пролеток. Лошадей гнали галопом. Это встревоженные агенты и капитаны пароходов, на которых прекратилась погрузка, спешили узнать, по каким причинам в порту вновь возникла забастовка.
Комендант
