Европолис - Жан Барт

Словно обезумевшие звери, впились они друг в друга руками и зубами. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. Лежа на рее, каждый пытался столкнуть другого в зияющую пропасть. Когда Никола почувствовал, что испанец оттеснил его на самый конец реи и он вот-вот полетит вниз, он отпрянул от испанца и выхватил нож, который висел у него на шее, привязанный к шнурку. Шнурок оборвался, и Никола вонзил лезвие в грудь испанца по самую рукоятку.

В тот же миг они оба полетели с мачты, словно птицы со сломанными крыльями.

— Я, — пояснил Никола, — был на самом конце реи, и мне посчастливилось упасть в воду, а испанец был ближе к середине и упал на деревянную палубу…

— И?.. — глаза Логаридиса блестели из-под очков.

— Разбился насмерть… Меня выловили целым и невредимым… Заковали в кандалы… Судили… Сослали на каторгу…

— Сколько лет тебе дали?

— Десять. В груди у испанца торчал мой нож.

— Десять лет. — Логаридис покачал головой.

Немного помолчав, Никола принялся рассказывать о злоключениях морского путешествия в колонию, где он должен был отбывать наказание.

Его погрузили на корвет «Луара», который возил осужденных во французскую колонию, в Кайенну. Каким страшным был этот путь! Какие мучения пришлось перенести в этой плавучей тюрьме! Их было пятьсот заключенных, загнанных в тесный трюм без воздуха и света. По очереди их вытаскивали на палубу, чтобы они могли вздохнуть свежим воздухом, без которого они страдали больше, чем без пищи. С матросами из экипажа разговаривать запрещалось. По утрам, свернув подстилку, на которой спали, они раздевались догола и их окатывали морской водой из насоса.

После нескольких недель пути началась цинга. Горячей пищи им не давали. Галеты, которыми они в кровь раздирали десны, были изъедены червями. Когда выбросили за борт первого покойника, распространился слух, что на борту чума. Началась страшная паника. Осужденных каждый день окуривали дымом от птичьего помета.

Прежде чем пересечь тропик, они попали в жестокую бурю. Корабль затянуло в водяной смерч. Вода и тучи — все слилось воедино. Перед лицом смертельной опасности заключенным разрешили выходить на палубу: теперь стали все равны, офицеры, матросы, каторжники. Рассеяв пушечными выстрелами смерч, они еще пять дней и пять ночей боролись со стихией. Они избежали гибели, но остались посреди океана с порванными парусами и сломанными мачтами. «Луара» дала течь. Нужно было круглосуточно откачивать воду. Если бы прекратить откачку хоть на два часа, корабль пошел бы ко дну. После трех месяцев изнурительного пути они высадились в Кайенне.

Заключенных осмотрели, накололи им на коже номера и распределили по разным службам. Николу, как моряка, определили лодочником при тюремном похоронном бюро. В Кайенне не было похоронных дрог и никто не копал могил. Мертвеца заворачивали в мешковину, укладывали в деревянный гроб и вывозили на лодке в открытое море. Священник читал краткую молитву, потом мертвого извлекали из гроба и бросали в море.

Голодные акулы набрасывались на труп и пожирали его раньше, чем он опускался на дно. Эти прожорливые чудовища настолько привыкли к таким похоронам, что, заслышав погребальный звон колокола, собирались словно к обеду, где им обязательно будет уготовано человеческое мясо.

Вместе с Николой работал лодочником араб из Туниса, осужденный на двадцать лет. Он заставил свою жену выпить стакан теплой крови, выпущенной из ее любовника, которого он убил у нее на глазах.

Как-то вечером араба не оказалось на перекличке.

На следующий день обнаружили, что пропал гроб. Араб бежал. Лодку он не мог взять, потому что ее охранял часовой, и он решил бежать морем в гробу, который тщательно проконопатил и зашпаклевал, чтобы в него не попадала вода. Многие видели, как он строгал какие-то деревянные лопатки, но никто и не подумал, для чего они ему нужны. Четыре дня спустя французский пароход заметил плывущий в открытом море гроб. В нем лежал потерявший сознание полумертвый араб. Его подняли на борт и привезли обратно.

Все каторжники и день и ночь мучительно думали о побеге. С одной стороны простирался пустынный, безграничный океан, с другой — девственный, тропический лес. Всех привлекала вода: она, казалось, давала больше шансов на спасение.

Всех мучило одно желание: попытаться бежать морем. Жадными глазами все смотрели вдаль, в морской простор: там была свобода. А сзади, на земле, была тюрьма, унижение и смерть.

Никола все время считал, сколько же лет ему придется пробыть в Кайенне. Первый срок и повторный срок — итого двадцать лет, потому что, когда каторжник отбывал наказание, ему не разрешалось покинуть остров, раньше чем он проживет на нем, уже как свободный человек, такой же срок, на какой он был осужден.

Шесть человек сговорились между собой бежать морем.

Три месяца они готовили побег.

Молодой итальянец, работавший на складе, украл сверток парусины. Старый грек из судоремонтной мастерской соорудил нечто вроде лодки, у которой только остов был сделан из дерева, и вместо обшивки натянута парусина. Эту лодку они спрятали на берегу в густом камыше.

Никола, который был среди них единственным профессиональным моряком, должен был вести лодку по морю. Остальной экипаж составляли два бандита-корсиканца и гигант француз, бывший мясник из Лиона, нарезавший свою жену.

Они собрали на дорогу сухари, консервы, солонину и сахар. Для пресной воды итальянец украл на складе два бочонка.

В одну из ночей они тайком покинули Кайенну. Им повезло: с берега дул добрый ветер, и они быстро вышли в открытое море. Три дня и три ночи плыли они в виду берега, в надежде достичь территории Голландской Гвианы, спасительного пристанища для всех беглецов. Но у них не было ни компаса, ни карты.

Завидев на горизонте дым, они устремлялись к берегу, спускали парус и привязывали к мачте пальмовые листья, маскируя лодку.

Погода стояла отличная, море было тихим, но беглецов постигла неудача: ночью плавучее бревно пропороло днище их лодки. Делать было нечего. Поскольку они оказались на песчаной отмели возле берега, они попрыгали в воду и живыми и здоровыми выбрались на сушу.

Сначала они не могли идти по берегу, настолько у них онемели ноги, пока они сидели в лодке.

На воде все подчинялись Николе, который считался капитаном. На суше во главе их стал великан мясник. Тяжелым тесаком, украденным в караульном помещении, рубил он траву, прокладывал путь вперед. Гигантские лианы, колючие вьющиеся растения между ними образовывали нечто вроде густой завесы, которая на каждом шагу преграждала им путь по девственному лесу, в котором не видно было никаких следов.

Они думали двинуться вдоль берега и таким