Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

– А часовой?.. Он что, для украшения пейзажа поставлен?

Бегичев не хотел, да и не имел права рисковать. Действовать следовало если не наверняка, то хотя бы с надеждой на успех.

Офицер вернулся в блиндаж. Потом оттуда кто-то выскочил, убежал по траншее. Пришла смена часовому. По поляне, усеянной розовыми и алыми маками, прошмыгнули два связиста с катушками кабеля.

Снова посыпал переставший было дождь. Перепеча поежился. Холодные дождевые капли сползали по шее за ворот. Лучше бы уж стоял мороз – привычнее… Закутаешься в тулуп и сидишь возле майны[52], ждешь, пока тюлень появится. А как высунет из воды усатую морду и начнет тебя разглядывать – сиди не двигайся. Зверь смелеет, выползает на лед. Тут ему и амба… Может, и часового так? Привлечь чем-нибудь и хознуть![53] Один раз с легкой руки Федюни он, как народный артист, сыграл роль подсадной утки. Правда, тогда ему здорово намяли бока, но все-таки клюнули…

– Слышь, младший лейтенант!..

Перепеча шепотом изложил план командиру.

– Хочешь прямо пойти на часового?

– Ну да, подползу поближе, сколько возможно. Потом встану, руки вверх… Сдаюсь, мол.

– А он с перепугу пальнет в тебя или закричит?

– Все может статься. Но вроде бы не должен. Обалдеет ведь! А ты, младший лейтенант, тем временем сзади…

Бегичев ответил не сразу. То, что предлагал ефрейтор, было слишком дерзко, но именно это и могло обеспечить успех.

– Будь по-твоему, – отгоняя последние сомнения, решительно сказал он. – Подождем только смену часового. Давай потихоньку подбираться поближе.

Прячась, они ползком обогнули поляну. Дождь не утихал. Сыпал и сыпал, мелкий, нудный, въедливый. Но Перепеча уже не чувствовал озноба.

Все произошло так, как было задумано. Бегичев пробрался дальше, а Перепеча, продвинувшись немного, затаился в густой траве. От него до часового оказалось не больше пятнадцати метров. Услышав крик совы – сигнал, поданный Бегичевым, Перепеча встал, поднял руки – автомат он оставил на земле – и двинулся на часового. Как и следовало ожидать, японец при виде русского солдата от неожиданности окаменел. Опомнившись, крикнул и вскинул винтовку. Темный зрачок дула глянул ефрейтору в глаза…

Перепеча никогда не задумывался о смерти. Привык к тому, что она ходит рядом. И все же умирать было не с руки. Слишком много незавершенных дел осталось на земле. Прежде всего он обязан был довести до ума сынов. Старшему, правда, уже пятнадцать годков – самостоятельный мужик, с артелью промышляет. Хорошо, что война к концу, а то и ему пришлось бы надеть солдатскую шинель. Зато два остальных – те совсем малолетки, их еще растить долгонько. Без солдатского ремня да отцовского пригляда туго жене придется…

Бегичев прыгнул на часового сзади. Блеснул нож, и солдат без звука свалился на землю.

– Теперь живо! – распорядился Бегичев. – Сработай за часового. А я туда, в логово…

Сейчас решали секунды. Стоит чуть замешкаться, и японцы очухаются, поднимут тревогу.

Перепеча мгновенно напялил на себя японскую накидку и головной убор. Подхватив автомат и винтовку, спрыгнул в окоп и стал на место часового. Бегичев, нырнув в траншею, побежал к блиндажу. Кубарем скатился по ступенькам вниз и рывком распахнул дверь. Увидел офицеров. Двое склонились над столом, третий – Бегичев сразу узнал любителя цветов – стоял чуть поодаль. Как по команде, они подняли головы. В глазах отразились растерянность, ужас, страх… Бегичев вскинул автомат и резко нажал на спуск. Под низкими сводами оглушительно прогрохотала очередь, уложившая троих. Подскочив к столу, Бегичев сгреб лежавшую на нем карту, какие-то бумаги, разбросанные в беспорядке; вывернул вверх дном металлический ящичек с документами в попавшееся под руку полотенце и засунул сверток за пазуху. Он успел еще рвануть телефонные провода, как наверху грохнул разрыв.

«Обнаружены! – мелькнуло в голове. – Жаль!»

Выскочив из блиндажа, младший лейтенант увидел стоящего в окопе Перепечу, приготовившегося швырнуть гранату.

– Отходим! – крикнул Бегичев. – Поторопись!

Пригибаясь, они побежали к лесу. Вдогонку захлопали беспорядочные выстрелы. Разведчики скатились в овраг, на миг замерли, прислушиваясь.

– Они шли… на меня прямо!.. Не сдержался. Не мог!.. – еле переводя дыхание, начал оправдываться Перепеча. Он чувствовал себя виноватым.

– Чего уж там, – успокоил его Бегичев. – Все правильно, Никанор Парфеныч. Бежим. Проскочить бы, пока не опомнились, гады. Главное, дот миновать, прежде чем там услышат сигнал тревоги…

Перепеча первым нырнул в дренажную трубу. Он никак не ожидал от себя такой прыти. Сюда добирались около получаса, а на обратный путь потребовалось не более десяти минут. Они успели добежать до крайних деревьев, когда сзади басовито заговорил крупнокалиберный пулемет. Очередь над головой срезала ветви.

– Ложись, командир! – крикнул встречавший их Ладов. – По-пластунски, в тайгу, вглубь…

Они отмахали изрядное расстояние, пробираясь сквозь чащобу, прежде чем решились остановиться передохнуть. Бегичев наконец смог вытащить добычу, прихваченную в блиндаже. Документы были подмочены и сильно измяты.

– Разбирайся! – протянул он Юле сверток и упал на траву как подкошенный.

Девушка пробежала глазами текст одного листка, потом другого, сказала как бы самой себе:

– Катакана.

– Непонятно?

– Наоборот. С иероглифами было бы хуже. А катакана – японская слоговая азбука, принятая для военной документации. Она легче.

– Ну и о чем эта катакана сообщает?

– Сейчас, дай сообразить, – ответила Юля, продолжая перебирать бумаги. – Здесь различные приказы. Вот, например, о численном составе укрепрайона. Называется цифра пять тысяч четыреста человек, не считая резервистов.

– Годится! – заметил Ладов, разворачивая тем временем карту, пестревшую условными значками. От удовольствия сержант присвистнул. На карте были нанесены три основных узла сопротивления, расположение огневых средств, инженерных сооружений. Одних дотов он насчитал семнадцать, да еще что-то около ста пятидесяти дзотов.

– Как улов? – спросил Бегичев.

– То, что нужно, командир. На большую удачу и рассчитывать было трудно.

– Вот и дождичек в руку, – ухмыльнулся Перепеча, подмигивая Юле. Он был чрезвычайно доволен, что примета оправдалась. – Сеянец – он всегда к прибытку.

Снова отрывисто залаял пулемет. Послышались винтовочные выстрелы. Просвистело и глухо разорвалось несколько мин.

– Разворошили вы осиное гнездо, – сказал Ладов. – Теперь покоя не дадут. Отходим, командир. Куда?

– Разумнее всего двигаться дальше в тыл противника, на Котон, – сказал раздумчиво Бегичев. – Путь на север нам отрезан. Когда сеанс связи?

– Через два часа, – ответил Шибай.

– Нас, несомненно, будут преследовать. Постараемся оторваться. Встали!

Бегичев не ошибся. Минут через сорок они обнаружили: японцы идут следом и постепенно их нагоняют.

Тайга простиралась без конца и края, то взбегая на сопки, то спускаясь вниз, в глубокие заболоченные распадки. Двигаться становилось труднее, и, что самое неприятное, позади оставались хорошо видимые следы. Поднявшись на очередную сопку, Бегичев заметил у подножия цепочку японских солдат.