Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II - Юрий Александрович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, как сообщает об этом официальный сайт «Росатома», уже на первом этапе советского атомного проекта
«был определен самолет-носитель: ТУ-4 (по приказу И. В. Сталина воспроизведена американская «летающая крепость» Б-29)»[428].
Так что независимое решение Курчатова и Харитона только укрепило Сталина и в правильности своего решения по дальнему бомбардировщику и, конечно, в правильности выбора научного руководителя атомного проекта и главного конструктора атомной бомбы».[429]
И, разумеется, в правильности выбора главного куратора атомного проекта – Лаврентия Берии!
14.32. Л. П. Берия и И. В. Сталин[430]
Однако, более тщательное рассмотрение истории создания бомбардировщика ТУ-4 показало, что никакого «предвидения» у Сталина не было, и его решение по созданию бомбардировщика для создаваемой нами атомной бомбы было принято после того, как в Спецкомитете Курчатов «победил» Капицу[431] в выборе стратегии создания бомбы и было принято окончательное решение делать её «по американскому образцу».
Работа по копированию B-29 и проектированию на его основе советского аналога Б-4 действительно началась ещё в июле 1945 года.[432] И если бы тогда Сталин категорически запретил Туполеву «модификацию» американского самолёта, то можно было говорить о его предвидении необходимости для гарантированного успеха нашей атомной программы соблюдения всех технических характеристик B-29. Так что ключевым в этом вопросе является установление даты совещания у Сталина, где было принято решение о точном копировании B-29.
В литературе нашлось описание времени проведения этого совещания:
«Еще стояли в руинах русские города, еще ютились в землянках беженцы, чьи села сожгли гитлеровцы, еще матери и жены не успели оплакать павших, еще в госпиталях продолжали умирать раненные на войне, а уже все громче и громче стали звучать голоса поджигателей новой войны… Атомная бомба, которую американцы уже сбросили на Хиросиму и Нагасаки, становилась также козырным тузом в этой грязной игре. Вот в такое тревожное время вновь назначенный министр авиационной промышленности Михаил Васильевич Хруничев позвонил Туполеву и сказал, что его и Архангельского ждет Сталин, будет рассматриваться вопрос о новом бомбардировщике».[433]
Удалось также установить, что М. В. Хруничев назначен народным комиссаром авиационной промышленности в январе 1946 года (с марта – министр).[434] Значит, совещание состоялось не раньше января 1946 года, а, если считать правильным указание должности Хруничева, не ранее марта.
Подтверждает это и воспроизведение реплик Сталина и Архангельского, заместителя А. Н. Туполева, на мемуарных материалах которого и основано изложение событий в книге Л. Л. Лазарева.
Сталин:
«Сроки мы вам устанавливаем жесткие. К середине 1947 года первые самолеты должны быть готовы. Желательно, чтобы они приняли участие в воздушном параде на празднике Воздушного Флота».[435]
А.А. Архангельский:
«Сроки очень жесткие. Фактически полтора года. И это уже и на серийное освоение».[436]
День Воздушного флота в СССР праздновался 18 августа. За «полтора года» до празднования 1947 года – это 18 февраля 1946 года. Известно, что утверждение Курчатова в роли главного научного руководителя советского атомного проекта состоялось на его встрече со Сталиным 25 января 1946 года. Значит, совещание у Сталина состоялось вскоре после того, как Курчатов в личной беседе со Сталиным рассказал ему о своём видении стратегии создания бомбы.
После совещания у Сталина должно было быть принято соответствующее постановление правительства. И оно действительно состоялось:
«26 февраля 1946 года, постановлением правительства СССР, утверждены основные характеристики самолёта «Б-4»»[437]
А кто, кроме Берии и Сталина знал о решении копировать конструкцию американской атомной бомбы?
«Из советских физиков – разработчиков ядерного оружия – лишь три-четыре человека, включая, естественно, И. В. Курчатова, были, по свидетельству Харитона, посвящены в эту тайну».[438]
В эту «тройку-четвёрку», вероятно, входили физики И. В. Курчатов, Б. В. Курчатов, Ю. Б. Харитон, К. И.Щёлкин (реальные разработчики бомбы).
14.33. Б. В. Курчатов.[439] 14.34. К. И.Щёлкин[440]
Об этой тайне, конечно, догадывался и П. Л. Капица, оппонент принятого Курчатовым и Харитоном решения.
Позже об этом, конечно, узнали и другие ведущие физики.
Об этом свидетельствует такой факт. При личной встрече Ю. Б. Харитона и А. Д. Сахарова в декабре 1987 года на квартире Ю. Б. Харитона, состоявшейся после долгого перерыва в отношениях (Харитон был вынужден подписать письмо «против Сахарова»…) у них состоялась беседа.
Присутствовавший при ней внук Ю. Б. Харитона А. Ю. Семенов вспоминает, что
«во время этой долгой встречи, кроме обычных разговоров и расспросов, А. Д. и дед затронули два интересных момента. Первое – это роль Клауса Фукса в создании отечественного ядерного оружия. У них была единая позиция, заключавшаяся в том, что информация, переданная Фуксом, сыграла важную роль в создании первой советской атомной бомбы, и не сыграла роли в создании водородной бомбы».[441]
Это весьма примечательно – два «ключевых игрока» советского атомного проекта в частной беседе друг с другом более чем через сорок лет после обсуждаемых событий выделяют роль Клауса Фукса и разведки.
Кроме физиков, об этом, конечно, знали члены Спецкомитета –
«четыре генерала: Ванников, Завенягин, Первухин и Махнёв, три члена правительства: Берия, Вознесенский и Первухин, секретарь ЦК Маленков».[442]
Скорее всего, никакого «широкого обсуждения», а, тем более, «официального решения» о принятии в качестве образца американской конструкции, на заседаниях Спецкомитета принято не было. Может быть, Берия или сам Курчатов сообщил кому-то из генералов и членов правительства об этом «кулуарно» или на каком-то совещании «в узком кругу». И то, я думаю, это не было сделано явно, а, скорее, в виде намёка на решение «самого», и только в случаях, когда непонимание и упрямство кого-то из причастных к проекту руководителей серьёзно тормозили дело.
Такая «полупосвящённость» в тайну этих людей нисколько не мешала Курчатову в работе – им, в отличие от Капицы, по большому счёту, было совершенно всё равно, какую схему реализовывал Курчатов.
Курчатов и Капица: лёд и пламень не столь различны меж собой…
Курчатов и Капица проработали вместе в Спецкомитете ровно четыре месяца. Им обоим было трудно – «два медведя в одной берлоге…».
