Колумбарий - Александр Александрович Подольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я продолжал полосовать красивое женское тело, получая все новые проклятия в свой адрес. Девчонка попалась не из сговорчивых.
– И ты вот так просто меня убьешь? – От постоянных криков голос Евы охрип. В нос бил запах крови, мочи и пота. – Без причины?
– А что такого? Убийцей я стал, едва появившись на свет. Смотри. – Я показал ей уродливые рубцы на шее. – Петля из пуповины – не лучший подарок новорожденному. Мать была шлюхой вроде тебя, я оказался ей не нужен. Но задушить меня не получилось – она потеряла слишком много крови. Получается, я убил ее, даже не зная, что она хотела убить меня. Забавно, правда?
– Ты просто больной. Больной сын шлюхи.
– Возможно. Тем хуже для тебя.
Я почти вырезал осьминога, когда Ева сбивчиво заговорила. Простыня настолько пропиталась кровью, что на полу собралась целая лужа.
– Хватит, хватит, прошу, все, хватит… Я его не знаю, и никто из моих не знает… Живет где-то у озера.
– Озеро большое. Точнее.
– Да не знаю я, правда, не знаю… Говорят, на одном из островков у северной части, у топей…
– Очень мало информации. Понимаешь? У нас ведь с тобой еще и спина не охвачена.
– Не надо, прошу! – заскулила Ева. – Его долго не было, а недавно появился, да, наркотики искал, у нас тут все на них сидят, даже рыбаки, почти все… Затейник три дня не приезжал, я сама в ломках, а тут ты…
– Затейник – кто такой?
– Умелец один, старик, варит, химичит, делает дрянь всякую, кислоту, все подряд, говорят, прямо из крови Глааки делает…
– Где живет?
– Не знаю.
Я вздохнул, окинул взглядом перечеркнутое ранами тело. Теперь Еве придется серьезно скинуть цену на свои услуги. Если, конечно, она выживет.
– Я правда не знаю, Затейник сам приходит, сам привозит, к себе никого не пускает… Знаю только, что в трущобах где-то…
Отойдя к окну, я достал сигарету. За стеклом свистел ветер, разгоняя остатки дождя. На улице посветлело, высыпал народ, загудели такси. Обычные будни рабочего квартала.
– Похоже на правду. Только зачем такие жертвы, почему сразу не рассказала? Боялась, что одноглазый накажет? Этот ваш Циклоп, считай, уже труп.
За спиной раздался булькающий смешок.
– Не-е-ет… – с улыбкой протянула Ева. – Скорее, ты труп. Потому что Циклоп – особенный. Ты видел его вообще? Все говорят, что со дня на день Глааки проснется… И разбудит его особенный рыбак… И все изменится.
– Понятно… – выдохнул я. – Так ты фанатичка.
– Я просто верю, что скоро исчезнут ублюдки вроде тебя, глаза которым закрывает ненависть. Те, кто не видят среди рыбаков нормальных…
– Они не могут быть нормальными, это грязные мрази, чье место – в их болоте. А лучше – в банке собачьих консервов.
– Среди людей мразей еще больше.
Я не собирался ничего доказывать. Десятилетия назад все решили за нас, теперь оставалось просто жить в этом мире. Бок о бок со всеми его обитателями. И ждать, чья чаша терпения переполнится раньше.
– Кляп вставлять не буду, дыши. Если не обманула, перевяжу, как только вернусь из трущоб. Если обманула, то лучше бы тебе сдохнуть до моего возвращения.
На улице меня окружила свора ребятни. Чумазые беззубые оборванцы толкались и пихались, дергая за плащ.
– Добрый человек, дай денег! Помоги! На пропитание, добрый человек! А, добрый человек?!
– Попрошаек не кормлю, пошли вон! – процедил я.
– Зачем попрошаек? – удивился самый длинный, с горизонтальным шрамом на лбу. – За газету! Хорошая газета, добрый человек! Сегодня привезли из Верхнего города, да! Хороший город, хорошие новости!
Зверьки заплясали вокруг, а длинный достал из мешка бумажный сверток. Газета была заляпана черными пальцами, но выбирать не приходилось. Не расстреливать же их стаю средь бела дня.
– Давай сюда. – Я схватил газету и швырнул мелочь в лужу у тротуара. Дети кинулись к мутной жиже с такой радостью, будто добывали настоящее сокровище. Хотя для них, возможно, так оно и было. Когда я садился в такси, попрошайки уже вились вокруг нового клиента.
Таксист помалкивал, чувствуя мое настроение. Мимо проносились серые стены домов и серые лица. Это был серый мир, в котором я чувствовал себя чужаком. Люди как-то приспособились к жизни рядом с животными, но только не я. У меня из памяти еще не вытравились времена, когда мы были хозяевами на своей земле. Когда по улицам не ходили сектанты, предлагая бессмертие в обмен на душу, когда рыбаки жили только у водоемов. Когда спящее на дне озера существо привлекало туристов, а не фанатиков.
«Культ Глааки принимает новых послушников».
На первой полосе изобразили самого Властителя мертвых снов. Из чудовищного слизня цвета озерного ила топорщились сотни металлических отростков, шкура из железных волос покрывала тварь, словно броня. Где-то в глубине этой массы едва виднелись глаза Глааки, что росли на щупальцах. Вокруг Обитателя озера скучились люди в балахонах, воздевающие руки к своему повелителю. Смотреть на эту мерзость было тошно. Недоумки со всей округи в суеверном ужасе падали на колени перед озерным гигантом, но для меня он оставался всего лишь редким животным. И если вдруг когда-нибудь эта штука проснется, ее можно будет убить. Как и любое другое существо.
– Почти приехали, – подал голос таксист.
Дождь закончился. Я полистал газету и завис еще над одной заметкой. Как ни странно, она была посвящена человеку.
«Очередное убийство человека-рыбы. Тридцать восьмой продолжает охоту».
Это был маньяк нового времени, человек, уничтожавший жаберных тварей по всему Верхнему городу уже несколько лет. Трупы находили в парках, у рек, в подворотнях, даже в рыбных лавках. Пресса тут же сделала из него психопата, который разрушает и без того
