Рыжие волосы, зеленые глаза - Звева Модиньяни

У двух девушек, работавших вместе с ней, тоже были великолепные волосы: у Сандры черные, как ночь, у Лореллы золотистые, как спелая пшеница.

Мария оказалась самой юной и наименее образованной из них, остальные две были студентками университета. Тем не менее знания, приобретенные в парикмахерской Ванды, позволяли ей с большой уверенностью представлять потенциальным покупателям разного рода притирания, не всегда приносящие обещанный результат, но по крайней мере помогающие поддерживать в душе потребителя великую иллюзию. Клиентки, улыбаясь, выслушивали ее журчащий монолог и жадно впитывали убедительные, проникающие в подсознание слова.

— А у вас… волосы свои или крашеные? — спрашивали они, умирая от зависти к ее красоте.

— Свои, — с гордостью отвечала Мария.

— Разрешите? — просили самые смелые, протягивая руку к роскошным рыжим локонам и начиная верить в чудодейственную силу шампуней и ополаскивателей.

Мария часто вспоминала о Моретте. По сто раз на дню у нее возникало желание позвонить, но она не решалась нарушить данное обещание. Когда Моретта сочтет нужным, она сама с ней свяжется. И тогда они снова встретятся.

В католическом общежитии ей было хорошо. Узнав ее трагическую историю, сестры окружили ее вниманием и заботой, возносили за нее молитвы. Под защитой этих стен, рядом с монахинями, искренне ее любившими, Мария обрела покой.

Однажды утром, листая газету, она прочла заголовок на странице происшествий: «МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА ПОГИБЛА В СТОЛКНОВЕНИИ С ГРУЗОВИКОМ».

«Еще одна дорожная трагедия», — подумала Мария, даже не подозревая, что речь идет о Моретте, и принялась вновь переворачивать газетные листы, ища страницу экономических объявлений в надежде загодя найти новую работу к тому времени, когда ярмарка закроется.

Сандра подошла к Марии и сказала:

— Ты что, не видишь, что у тебя появился воздыхатель?

Мария хотела обернуться, но подруга прошипела ей на ухо:

— Не шевелись.

— Ты меня напугала, — вздрогнула Мария.

— Вот теперь можешь обернуться, — разрешила Сандра.

Мария увидела его у стенда «Л'Ореаль»: красивого, смуглого, в пальто из верблюжьей шерсти с синим шелковым кашне.

— Похоже, у него денег куры не клюют, — предположила Лорелла.

— Откуда ты знаешь? У тебя глаза-рентгены? — развеселилась Мария.

— Элементарно, детка. Можешь сама прикинуть: пальто, костюм, в общем, от ботинок до шляпы этот тип носит на себе никак не меньше миллиона.

— Ты серьезно? — изумилась Мария.

— С гарантией.

Мария была довольна. Работа ей нравилась, зарабатывала она прилично, коллеги относились к ней с симпатией и сочувствием, а теперь, в довершение всего, появился еще и поклонник, молодой красавец, с которым она охотно пошла бы разок куда-нибудь вечером, хотя бы только для того, чтобы узнать, кто он и откуда, каковы его намерения.

Сотрудник спецслужбы, имевший долгую беседу с шефом в ночь, когда погиб министр, сошел с поезда в Болонье, подошел к газетному киоску и, купив экземпляр «Мессаджеро», сложил его так, чтобы название сразу бросалось в глаза. После этого он сунул газету в карман пальто.

— Добрый день, — приветствовал его подошедший на условный сигнал Антонино.

Человек из Рима смотрел на гангстера ничего не выражающим взглядом.

— Я Антонино Катания, — представился молодой человек таким тоном, словно заявил: «Я — Джеймс Бонд, агент 007».

— Тогда пошли, — ответил сотрудник спецслужбы.

Они вышли из здания вокзала и пересекли площадь. Разговор шел на ходу.

— Мы недовольны, — начал человек из Рима. — Не так-то легко было свернуть дознание по факту смерти министра. И тем более увести в сторону расследование по делу об убийстве манекенщиц. А теперь у нас проблемы с этой Моранди. Я же велел лишь нейтрализовать ее, а не прикончить.

— Она слишком много знала. В доме мы обнаружили звукозаписывающую аппаратуру. Она решила сплутовать. Ее нельзя было оставлять в живых, это было опасно, — объяснил Антонино.

Для агента спецслужб это оказалось новым и весьма тревожным фактом.

— А записи?

— Исчезли. Мы прочесали весь дом и контору тоже.

— Ну так ищите дальше. Эти пленки не должны гулять по рукам. Оказывается, дела обстоят еще хуже, чем мы думали. Вы ее убрали, вместо того чтобы заставить ее говорить. По-моему, это полный идиотизм.

— Пришлось спешить, она была непредсказуемой, — стал оправдываться Антонино.

— Опять вы наступаете на грабли. Эту Моранди вы выбрали сами. Не надо было иметь дело с непредсказуемыми, — ледяным тоном возразил человек из Рима.

— Ну, если мы будем разбираться, кто в чем виноват, кто-нибудь обвинит вас, что вы выбрали меня, — обиженно заметил Антонино.

— Именно это и происходит в данную минуту, болван, — прошипел агент. — Так что займитесь делом, — добавил он уже спокойнее.

— Есть один кончик, за который можно ухватиться. Одна девчонка, некая Мария Гвиди, подружка Моранди, ее землячка. Она жила во флигеле, когда все случилось. Возможно, она знает все, а может, и ничего. Может, пленки с записями у нее, раз их больше нигде нет. Она уехала на следующее утро. Мы нашли ее. Работает на ярмарке и живет в католическом пансионе.

— Это мина замедленного действия. Надо заставить ее говорить, — приказал агент.

— А потом? Вы опять скажете, что хватит убивать? — насмешливо спросил Антонино.

— Вот именно. Четыре трупа из-за одного дегенерата с министерским портфелем — это уже многовато. Даже слишком. Найдите пленки и заставьте девчонку говорить. Если она ничего не знает, достаточно ее припугнуть, и она будет молчать. Если ей что-то известно, предупредите меня, я сам решу, что делать. Надеюсь, я выразился достаточно ясно, — сказал сотрудник спецслужбы.

За разговором они вернулись к вокзалу. Агент направился к составу, отправлявшемуся в Рим. Антонино уехал на своей машине.

Мария попрощалась с коллегами и сошла с автобуса на остановке Пьяцца-Маджоре. Было восемь вечера, когда она направилась к общежитию, торопливо шагая по крытой галерее. Навстречу ей попадались лишь редкие прохожие, спешившие домой к ужину, подальше от пронизывающего ледяного ветра, вихрем несущего пыль и мусор.

У дверей кондитерской Дзанарини, уже наглухо закрытой опускающимися железными ставнями, кто-то крепко схватил ее за руку выше локтя. Вместо того чтобы сопротивляться, Мария застыла на месте. Рука в перчатке зажала ей рот. Ее затолкали в автомобиль.

Машина отъехала, и она почувствовала, что сидит между двумя мужчинами. Пытаясь отогнать от себя этот кошмар, Мария покрепче зажмурила глаза. Но рука в перчатке, зажимавшая ей рот, была не сном, а явью. Она открыла глаза, но крик, рвавший ей грудь, вылился лишь в глухое мычание.