Черное солнце - Ирина Арбенина

И обвинили в том, что Виктория дурно влияет на молодежь, внушая мысль, что иметь на теле немного жирка — это чуть ли не преступление.

Обвинение нешуточное! Это понятно, хотя тут же Виктория стала публично оправдываться, утверждая, что у нее нормальный вес. Она даже обнародовала свое меню!

На завтрак — две чашки каши. Ленч — два окорочка с овощами, и на ужин — фирменное мамино блюдо.

Потому что там с такими вещами не шутят. Если какой-нибудь девчонке взбредет в голову, что она должна, как милашка Виктория, худеть, а потом все это кончится болезнью, а не дай бог, и смертью, на репутации звезды это пятно.

А наши звезды объясняют всем, как нужно худеть, и публично гордятся сброшенными килограммами.

Что ж, другая жизнь!

В больничной палате, перебивая запах лекарств, пахло розами. Тяжелые, роскошные, темно-красные — они стояли прямо на полу в огромной вазе.

«От генерала, наверное…» — подумала Светлова, Юлсу лежала, закрыв глаза и вытянув руки поверх одеяла. Похожая на ребенка сейчас более, чем обычно. Бедного, страдающего ребенка.

Когда Анна вошла, у нее чуть затрепетали веки.

А как же девочка вздрогнула, когда Анна впервые упомянула при ней о Марион Крам и ее наследстве!

Светлова-то думала тогда, что это «доверчивый ребенок», из которого она, мучаясь совестью, пыталась беззастенчиво вытянуть информацию.

В то время как все было наоборот — ребенок вытягивал информацию из нее!

Словно прочитав Анины мысли, Юлсу открыла глаза:

— Нет! Я вас не боялась. Да и не боюсь. Я вообще теперь очень спокойна.

— Да?

— Да! Я решила еще тогда, в Амстердаме, в доме у Крам, что я буду очень спокойная… Потому что должна была сделать все, чтобы не потерять Эмерика. Если даже для этого надо будет убить…

Приехав в Амстердам, чтобы поговорить с этой ужасной шантажисткой, Юлсу увидела, как в дом к Марион Крам заходит какая-то женщина… В белой куртке с капюшоном. Запоминающаяся деталь? Незабываемый наряд — для случайного очевидца!

И Юлсу поступила просто: подобрала в магазине похожую. И когда отправилась к Крам для разговора, надела эту куртку.

Теперь, если кто-то и заметил ее, возникала бы неизбежная путаница. Кто это ?Да та, что была у Крам в гостях накануне. И вернулась снова?..

Конечно, Юлсу не отрицает, что намеренно взяла с собой пистолет из отцовского кабинета. Но это вовсе не значит, что она сразу решила убить эту женщину. Нет!

Сначала девушка хотела с ней только поговорить.

Попросить, даже, может быть, умолить оставить в покое ее отца.

Марион показалась ей вначале очень даже милой: она как раз кормила уточек, когда Юлсу позвонила в дверь.

Отряхивая с ладоней крошки, Крам гостеприимно пригласила ее в дом.

Но это первое впечатление оказалось обманчивым.

И Юлсу допустила ошибку: она тут же дала понять этой Крам, что все происходящее с ее отцом для нее, Юлсу, очень важно — просто на грани жизни и смерти!

А такие люди, как Марион, поняла девушка, не знают удержу, когда чувствуют, что человек оказывается в их власти.

И она начала издеваться над Юлсу.

— Что, испугалась, что жених твои сбежит ? — спросила она. — И карьера твоя звездная накроется медным тазом ?Да уж… Лично тебе, девочка, я не завидую. Они тут в Европе все такие слабонервные.

В грозу без зонтика — хоть несколько капелек всего упало с неба — не выйдут: вдруг дождик кислотный или что еще?! А тут такое! Да услышав одно только слово «вирус» или «бакоружие», отшатнутся, как от чумы, все знакомые! Не говоря уже о твоем Эмерике…

Дочь преступника, милая моя, вот ты кто, а не звезда!

Зачем Марион так измывалась над ней ? Ведь она видела Юлсу всего первый раз в жизни, и Юлсу ничего плохого ей не сделала.

Эта женщина говорила, что ее обидел отец Юлсу и что она ненавидит его.

Но ведь ее обидел отец, а не она, Юлсу. Она ничего-ничего никому не сделала дурного!

И Юлсу была просто потрясена тем, как чужая обида вдруг настигла ее.

Разве это справедливо? Получается, что расплачиваться за все придется ей одной?

Она потеряет все, и главное — любовь Эмерика.

Возможно, от ее услуг откажутся знаменитые агентства и ей придется перейти в третьесортные.

Эта женщина, эта Марион Крам не знает пощады. Юлсу все яснее понимала, что ее не уговорить, не умолить.

Это конец! Это крах!

И когда Юлсу окончательно поняла, что ее не пощадят, она вдруг мгновенно успокоилась.

Из маленькой девочки превратилась во взрослую женщину.

Значит, вот она какая, эта жизнь! Суть человеческих отношений открылась ей вдруг — и так беспощадно. Все в мире очень жестоко. И не надо, не стоит ждать справедливости. Надо действовать и защищать себя. Потому что, если ты этого не сделаешь сама, уничтожат тебя. И тебя, и твою любовь. Все, что позволишь уничтожить, — все будет уничтожено!

Но Юлсу не позволит.

На Юлсу работало ее спокойствие. Она не сделала ни одного судорожного, нервного, вызывающего подозрение движения.

Подумала: нужно обыденным жестом, небрежно так раскрыть сумочку и опустить туда руку, сделав вид, что достаешь платок, пудреницу или сигареты…

А Марион Крам тоже была спокойна, но так увлеклась идеей будущей мести генералу, живописуя, как разошлет во все газеты свои откровения, что не обратила внимания на жест Юлсу, когда та уже раскрыла изящную модную сумочку.

У Крам только открылись от удивления глаза, когда Юлсу спокойно, словно носовой платок, вытащила из нее пистолет.

Это было похоже на то, как делают в поликлиниках инъекции-прививки от гриппа.

Юлсу быстро вытянула руку, приставила дуло к Марион и нажала на спуск.

Выстрела не прозвучало.

Это было то самое уникальное оружие, подаренное когда-то генералу Тегишеву знаменитым разведчиком.

Под давлением легкая крошечная капелька циана вырвалась из пистолетного дула.

Но Юлсу этого не увидела.

Не увидела и Марион Крам. Она только схватилась рукой за горло, словно у нее перехватило дыхание, и медленно осела на пол.

Но у Юлсу не было уверенности, что циан подействовал. Она ведь раньше никогда такими вещами не занималась. И не игрушка ли этот пистолет? Может быть, Крам только потеряла сознание?

И когда эта женщина очнется и увидит Юлсу…

Как убивают, Юлсу знала только по книге Марты Гавелковой.

Юлсу накрыла лицо Марион краем скатерти. И ударила. Ударила, как верткого, выскальзывающего из рук угря… Тяжелым подсвечником.

Этот подсвечник был довольно красив. Бронзовое кубическое основание, на нем витой столбик-колонна, а сверху него — бронзовый мальчик — Меркурий в крылатых сандалиях на изящных бронзовых щиколотках…

Еще разговаривая с Крам, Юлсу почему-то обратила на него внимание, невольно подумала: наверное, тяжелый!

Подсвечник стоял рядом на столе. Почти под рукой.

Если взять его с того конца, где бронзовая фигурка, то тяжелое массивное основание-постамент превратится в страшное оружие. Орудие смерти! Обыкновенный подсвечник превратится в неумолимо обрушивающийся на голову виноватого молот.

А бить надо между глаз, так советовала Марта Гавелкова. Бить, как омерзительного скользкого угря!

Тем более что эта вкусная рыба так удивительно похожа на червяка.

Именно такой и была эта женщина, которая хотела разрушить Юлсу всю жизнь.

Мерзким скользким червем.

Потом Юлсу подволокла Крам к краю баржи и перевалила вниз, в темную воду… Наступило время, когда уже начинали работать шлюзы.

Она надеялась, что через два часа тело Крам уже унесет в море — вместе с остальным мусором и прочей дрянью, скопившейся за день в каналах Амстердама.

Она села в машину и уехала.

В Париже ее ждал Эмерик. И работа в модельном агентстве.

Юлсу не боялась, что ее, по какой-либо случайности, остановит полиция.

Даже если бы это случилось… Из зеркала заднего вида на нее глядело такое невинное детское лицо.

Самое ужасное преступление, в котором такую девочку можно было заподозрить, — это то, что она ест слишком много конфет. А вовсе не в том, что она бьет женщин бальзаковского возраста подсвечником по голове.

Но, как известно, нет ничего обманчивее поверхностных впечатлений и устойчивых заблуждений.