Лубянская преступная группировка - Александр Литвиненко

Взрыватель — очень важный формальный момент. Если бы взрыватель не был боевым, уголовное дело не могли бы возбудить по статье 205-й УК РФ (терроризм), оно было бы возбуждено по факту обнаружения взрывчатки и передано в МВД, а не в ФСБ. В конце концов, если говорить об «учениях», бдительность рязанцев проверялась на проворное обнаружение мешков со взрывчатым веществом, а не на работу со взрывателем.

Непосвящённому трудно понять, что скрывается за невинной фразой возбуждено уголовное дело по ст. 205». Прежде всего, это означает, что следствие будет проводиться не по линии МВД, а по линии ФСБ. ФСБ и так перегружена делами, лишнего дела не возьмет. И раз уж она приняла дело, то значит основания были веские (этими вескими основаниями были результаты экспертизы). Преступление, по которому возбуждено это дело, в течение суток докладывается дежурному по ФСБ России… Обо всех поступивших сообщениях дежурный докладывает каждое утро лично директору ФСБ. Если же происходит что-то серьезное, например предотвращение теракта в Рязани, дежурный вправе позвонить директору ФСБ домой, даже ночью. Так что об обнаружении в подвале рязанского дома мешков со взрывчаткой и боевого взрывателя Патрушев знал не позднее семи часов утра 23 сентября, более чем за сутки до появления версии об «учениях».

Наконец, учения не могли проводиться на угнанной машине. Угон автомашины является преступлением, кражей. Лицо, совершившее такое преступление, несёт уголовную ответственность. По закону об ФСБ совершать преступления сотрудники не имеют права даже при решении боевых задач. При проведении оперативных учений с оперативным составом используется только служебный транспорт ФСБ (в том числе оперативные автомашины, которых в ФСБ два автопарка только в центральном аппарате). Если такую машину останавливает ГАИ, например за превышение скорости на трассе Москва — Рязань, или же задерживает рязанская милиция, потому что московский номер машины заклеен подозрительной бумажкой, машина сразу определяется как находящаяся на спецучёте. Для любого милиционера это всегда указание на то, что машина является оперативным транспортом правоохранительных органов или спецслужб.

Учения непременно проводились бы на оперативном транспортном средстве. Напротив, теракт на оперативной машине ФСБ совершать не могла. Машину могли заметить (и заметили), определить (и определили).

И как бы некрасиво выглядело, если бы террористы взорвали дом в Рязани, используя машину, числящуюся за автопарком ФСБ. А если террористы взрывают дом на угнанной машине, это привычно и естественно. С другой стороны, если сотрудников ФСБ днём (не ночью) остановят на угнанной машине для рутинной проверки или за превышение скорости, они покажут свои служебные удостоверения или «документы прикрытия», и никакой милиционер не станет проверять документацию на машину, а потому не узнает, что машина в розыске.

Автомашина, на которой приехали террористы, единственная улика, оставшаяся после взрыва жилого дома. Единственный след, который может вывести на преступников. Автомашина — самое слабое звено в подготовке и проведении любого террористического акта. Иначе как на угнанной машине нельзя было взрывать дом в Рязани.

Несладкий сахар

Три мешка с сахарным песком увезли на экспертизу в Москву. Но если сахар был самый обыкновенный, зачем его отсылать на экспертизу? И, что важнее, зачем лаборатория на экспертизу его приняла? Да не одна лаборатория, а две — разных ведомств (МВД и ФСБ). И зачем проводили позже повторную экспертизу? Неужели с первого раза нельзя было распознать сахар? И почему всё это тянулось несколько месяцев? Забрать сахар для экспертизы в Москву имело смысл лишь для того, чтобы лишить рязанцев вещественных доказательств, и только в том случае, если в мешках была взрывчатка.

Между тем из пресс-службы ФСБ поступило сообщение, что для проверки содержимого рязанских мешков их вывезли на полигон и попытались взорвать. Взрыва не получилось, так как в них был обыкновенный сахар — рапортовала ФСБ. «Интересно, какой идиот повезёт взрывать на полигон три мешка обычного сахара?» — иронично замечала газета «Версия». Действительно, зачем же ФСБ отсылала мешки на полигон, если знала, что в Рязани проводились «учения», а в мешках был сахар, купленный … на местном базаре?

А тут ещё, и опять под Рязанью, обнаружили новые мешки с гексогеном. К тому же их было много, и это попахивало связью с ГРУ. На военном складе 137-го Рязанского полка ВДВ, расположенного под Рязанью, на территории специализированной базы для подготовки разведывательно-диверсионных отрядов, хранился гексоген, расфасованный в 50-килограммовые мешки из-под сахара, подобные найденным на улице Новосёлов. Осенью 1999 года рядовой воздушно-десантных войск (воинская часть 59236) Алексей Пиняев и его сослуживцы были командированы из Подмосковья в Рязань именно в этот полк. Охраняя в ноябре 1999 года «склад с оружием и боеприпасами», Пиняев с приятелем проникли на склад, скорее из любопытства, и увидели в помещении те самые мешки с надписью «Сахар».

Воины-десантники штык-ножом проделали дырку в одном из мешков и отсыпали в пластиковый пакет немного казённого сахара. Однако чай с ворованным сахаром оказался странного вкуса и не сладкий. Перепуганные бойцы отнесли кулёк командиру взвода. Тот, заподозрив неладное, благо история о взрывах у всех была на слуху, решил проверить «сахар» у специалиста-подрывника. Вещество оказалось гексогеном. Офицер доложил по начальству. В часть нагрянули сотрудники ФСБ из Москвы и Тулы (где, как и в Рязани, стояла воздушно-десантная дивизия). Полковых особистов к расследованию не допустили. Десантников, обнаруживших гексоген, таскали на допросы за раскрытие государственной тайны». «Вы даже не догадываетесь, ребята, в какое серьёзное дело влезли», — сказал один из офицеров. Прессе объявили, что солдата по фамилии Пиняев в части вообще нет, и информация о найденных на военном складе мешках с гексогеном — выдумка журналиста «Новой газеты» Павла Волошина. ФСБ по данному инциденту провело служебное расследование. Вопрос о взрывчатке успешно замяли, а командира и сослуживцев Пиняева отправили служить в Чечню.

Самому Пиняеву придумали более мучительное наказание. Поначалу его заставили отказаться от своих слов. Затем начальник Следственного управления ФСБ РФ заявил, что «солдат будет допрошен в рамках возбужденного против него уголовного дела». А сотрудница ЦОС ФСБ подвела итог: «Попал солдатик…» Уголовное дело против Пиняева возбудили в марте 2000 года за кражу с армейского склада с боеприпасами… кулька с сахаром. Только трудно понять, какое отношение к мелкой краже продуктов питания имело Следственное управление ФСБ России.

Как утверждали рязанские сапёры, взрывчатку в 50-килограммовых мешках не держат, не упаковывают и не перевозят — слишком опасно. Для взрыва небольшого строения достаточно 500 граммов взрывчатой смеси. 50-килограммовые мешки, замаскированные под сахар, нужны исключительно для террористических актов. Видимо, именно с этого склада и были получены три мешка, уложенные затем под несущую опору дома в Рязани. Приборы рязанских экспертов не ошиблись.

История со 137-м полком ВДВ имела свое продолжение. В марте 2000 года, перед самьми выборами, десантники подали в суд на «Новую газету», опубликовавшую интервью с Пиняевым. Исковое заявление «О защите чести, достоинства и деловой репутации» было подано в Басманный межмуниципальный суд командованием полка. Как заявил командир полка Олег Чурилов, данная статья оскорбила не только честь полка, но и всей российской армии, поскольку такого рядового в сентябре 1999 года в полку не было. «И то, что солдат может проникнуть на склад, где хранится вооружение и взрывчатые вещества, не соответствует действительности, потому что он не имеет права в него войти во время несения караульной службы».

В общем, Пиняева не было, но под суд его отдали. В мешках был сахар, но имело место «раскрытие государственной тайны», А в суд на «Новую газету» 137-й полк подал не из-за статей о гексогене, а потому, что караульный во время службы не имеет права зайти на охраняемый им склад, и обратные утверждения на эту тему оскорбляли русскую армию.

Приложение 2. Список имен

Александр — псевдоним агента ФСБ, состоял на связи у автора книги.

Алёхин Алексей — директор гастронома.

Алёшин Игорь — старший оперуполномоченный 1-го отдела ОРУ ДБТ ФСБ РФ, майор.

Алмазов Сергей Николаевич — начальник налоговой полиции РФ (1992–1999), генерал.

Акимов Владимир Владимирович — агент ФСБ, сотрудник «Ланако», водитель Лазовского Михаила, осуждён за терроризм.

Аминов Вячеслав Маркович — бизнесмен, близкая связь Патрушева, Путина и Иванова.