Никто не будет по ней скучать - Кэт Розенфилд

– Но, – сказал Берд.

– Но иногда узнать, кто, что и когда, это лучший возможный результат и нет смысла зацикливаться на «почему». Не говоря уже о том, что люди, которых волнует количество закрытых дел, начнут задаваться вопросом, почему ты смотришь дареному коню в зубы, хотя мог бы повесть на это бантик и забыть об этом. У нас тут работы хватает, знаешь ли. Я хотел сказать тебе, когда ты разберешься с этим делом, но тебе позавчера перезвонили насчет одного из твоих заглохших дел. Тот свидетель, которого ты искал по случаю с Рихтером. Пуллман или как-то так.

– Пуллен, – оживился Берд, вспоминая зернистый газетный снимок из дела. Это было единственное обнаруженное фото Джорджа Пуллена, и он был почти за кадром; его можно было заметить только потому, что он один смотрел в камеру – круглолицый мужчина средних лет, стоящий в толпе зевак, собравшихся посмотреть, как полиция перелопачивает карьерное озеро в поисках тела исчезнувшей Лори Рихтер. Джордж Пуллен дважды позвонил в полицию, заявляя, что знает что-то о деле, но по необъяснимой причине его никогда не допрашивали. Он куда-то пропал в 1983-м; к 1985-му он полностью исчез с радаров. Это одна из самых раздражающих ошибок; к тому времени, как Берд начал искать Пуллена, он понимал, что тот с наибольшей вероятностью находится на кладбище. Но теперь…

– Пуллен, – повторил Брэйди. – Точно, да. Слушай, тебе понравится: он – местная знаменитость на востоке штата. Самый старый житель дома престарелых в Стонингтоне.

– Без шуток. Он все это время был в штате.

– Ага, и если ты хочешь с ним поговорить, тебе бы лучше поспешить. Ты знаешь, что говорят о рекордсменах по возрасту.

– Они не долго такими остаются, – ответил Берд со смешком. – Да. Хорошо подмечено. Я съезжу туда.

– Думаю, это хороший план, – сказал Брэйди. – И еще просто скажу, что если ты не найдешь что-то железобетонное – и я имею в виду железобетонное, мы все равно, скорее всего, не сможем убедить судью разрешить нам погнаться за делом против Адриенн Ричардс. У нее куча денег и связей. Люди следят за этим, а если один из наших полицейских начнет доставать скорбящую вдову, только что пережившую вторжение в дом… это называется «плохо для имиджа».

– Понимаю, – вздохнул Берд. – Просто из любопытства, когда вы говорите «железобетонное»…

– Ты случайно не обнаружил в ее измельчителе мусора отрезанного члена и яиц?

Берд расхохотался, но затем ему стало стыдно, хоть остановиться было сложно. Бедная Лиззи. Мертвая, изуродованная, а теперь предмет шуток, которые знаешь, что нельзя шутить, не говоря уж о том, чтобы над ними смеяться, – шуток, которые выдают полицейские, потому что это иногда это единственный способ заставить себя встать и продолжить делать свою работу, день за днем смотреть в адские врата на худшее, что есть в человечестве. Она заслуживала большего.

Но для Лиззи было слишком поздно. Она мертва, к лучшему или худшему, как и мужчина, убивший ее. С другой стороны, мужчина, убивший Лори Рихтер, может еще быть на свободе. Спустя сорок лет, если на то пошло, что тоже казалось слишком поэтичным, чтобы быть совпадением. В 1983-м дело Рихтер отдавало таким же деревенским дерьмом, как это: местные, которые знали что-то, но не хотели говорить, или лгали, прикрывая свои секреты. Были шепотки о парне или, может, нескольких, призрачные зацепки, которые растворялись каждый раз, когда кто-то пытался их расследовать. Слухи, что машина Лори затонула в каком-то карьере возле Гринвилла, в Форкс, может, даже так далеко на запад, как Рэнджли; поиски, которые посетил Джордж Пуллен, были одними из нескольких, проведенных в лето ее исчезновения. Но тогда было слишком много озер и сплетен, слишком много закрытых ртов и дверей. Если сейчас правосудие может свершиться и можно принести облегчение семье, слишком долго ждавшей ответов…

Он потер переносицу большим и указательным пальцами. Значит, на восток. Если действовать эффективно, он может отправиться на побережье уже через день. Узнает, помнит ли Джордж Пуллен, что хотел рассказать полиции в 1983-м. Может, остановится за Бакспортом на обратном пути. Там есть место, куда он когда-то любил ходить с родителями. У них подавали морепродукты, которые были вкуснее всего не в сезон, когда туристы уже уехали и не знали, что теряют. Лобстеры были намного слаще зимой.

На другом конце линии Брэйди закончил смеяться над собственной ужасной шуткой. Повисла длинная, лишенная неловкости пауза. Затем Брэйди кашлянул.

– О господи, – сказал он.

– Что?

– Жена Ричардса. На сколько хочешь поспорить, что она напишет гребаную книгу?

Глава 27

Все это время я думала, что хорошо знаю Адриенн Ричардс. Достаточно хорошо, чтобы предугадать ее нужды, чтобы хотеть себе ее жизнь. Очевидно, достаточно хорошо, чтобы занять эту жизнь, словно она принадлежит мне. И я думала, я думала, что знала о плохом столько же, сколько о хорошем. Об одиночестве. Презрении. Жажде – внимания, принятия, стабильности. Мечтах о ребенке, которого не хотел ее муж.

Я и половины не знала.

Я проснулась в полдень, когда телефон Адриенн свалился на пол. Я резко села, чувствуя, как болит голова, колотится сердце, а внутренности сжимаются от внезапного инстинктивного ужаса. Кот, спавший в изгибе между моими бедрами и животом, спрыгнул с кровати и унесся из комнаты с возмущенным мяуканьем. Второй день подряд я просыпалась в этой комнате, ее комнате, но лишь чувствовала себя более тревожно и не на своем месте, чем прошлым утром. В первый день Дуэйн спал со мной рядом и мы еще были нами, а я была собой. Но не теперь. Уже нет. Вся комната казалась минным полем: один только комод был уставлен фотографиями мест, где я не была, украшениями, которых я не носила, сувенирами из жизни, которой я не жила. Я уставилась на него, ощущая мурашки по коже. На маленьком подносе стояло пять парфюмов в тяжелых стеклянных флаконах, и меня охватила абсурдная, но всепоглощающая паника, что я не знаю, как они пахнут. Казалось невозможным, что прошло всего два дня с момента, когда я направила на Адриенн Ричардс ружье, пока она тыкала в меня пальцем. Со времени крови, огня, долгой и молчаливой поездки на юг, когда Коппер Фолз остался позади.

Я опустила ноги на пол и глубоко задышала, пытаясь успокоиться, но каждый вдох только наполнял мой нос запахами, не принадлежащими мне. Постели, вещей на мне, даже моих волос; я пахла салоном, где красилась, чтобы быть больше похожей на Адриенн, где стилист хмурился и спрашивал, уверена ли я, действительно ли, ведь у меня такой красивый натуральный цвет. Я натянула футболку на нос и еще раз глубоко вдохнула, а затем с