Пепел Снежной Королевы - Эля Хакимова

На политику мне наплевать. Мой лагерь – тот, что сможет обеспечить мне состояние и поместье, титул и должность, достойные имени моей матери. В отличие от Дугласа, я не склонен проявлять верность в политических воззрениях. У меня свои собственные понятия о чести и верности. И родина для меня – не то, что для других. Моя родина – это мое будущее поместье, титул и матушка.

Поэтому я примкну к любой партии, которая пообещает мне помощь в достижении этого. Но я понимаю, что это возможно единственно как чудо. Слишком велика разница между честным человеком и безродным бастардом. Даже обладай я всеми достоинствами, умом, знаниями и благородством вселенной, я не стану равным в обществе без денег. И титула, который можно приобрести на них.

По чести признаться, я был бы счастлив умереть во младенчестве, как и многие мои ровесники. Жизнь для меня не подарок, не наслаждение. Это скорее кара и жестокое наказание. За то, что имел несчастье родиться вне брака. За то, что имел «счастье» быть рожденным знатной дамой. За то, что обладаю умом, большим, чем положено безродным беднякам. Должен с иронией заметить, что все это в значительной мере осложняет мое нелегкое положение.

Наказание следует за все наслаждения и излишества. И за любовь в том числе. Страдания Бетти стали для меня тяжелым испытанием. Возможно, более тяжелым, чем для нее.

Хэтти я боюсь любить, в страхе за нее саму, не меньшем, чем за себя. Ничего даром мне не дается, даже горе. Даже любовь имеет свою цену. Тем непосильнее они для меня, чем я беднее.

Поэтому ничего удивительно, что я так ироничен, так зол на мир, так жесток с окружающими. Я просто не имею права на чувства, они не по карману мне, вот и все.

– Ну, понятно уже, что, найдя на дороге кошелек с золотом, вы его присвоите. Но хоть какие-то принципы у вас есть?

– Я не надену ношенного не мною платья. Не выйду из дома, не приняв ванну. Не возьму денег Бетти. Что еще?..

– Лежачего убьете?

– Опасно оставлять противника живым. История полна примеров, когда рыцарское поведение возблагодарилось ударом кинжала в спину. Я не так глуп.

– Ну а зависть? К Дугласу, к Джорджи, например?

– Дугласу я не завидую. Надо обладать силой, духом, добротой и родословной графа Денвера, чтобы жить его жизнью. Меня вполне устроила бы менее блестящая жизнь. Так, баронетство, небольшое поместье, которое я смог бы не стыдясь передать в наследство. А маленький Джорджи… Право, этому ослу ни в чем не позавидуешь. Мне его даже не жаль. Ничтожество.

– Круто. Насчет Бетти никаких мыслишек не было?

– Вы имеете в виду?..

– Ну, она очаровательна…

– Как вы смеете! Я отношусь к ней как к сестре.

– Угу… Ну а как с женщинами вообще?

– Разумеется, я не давал обета целибата, и я не евнух. В Париже местные дамы меня многому научили. И без приличного запаса презервативов (кстати, сколь необходимых в век чрезвычайной распространенности сифилиса, столь и дорогих) я никуда. Знаете ли, многие дамы высшего света предпочитают меня таким, как Аргайл. Может, поэтому ему и приходится развлекаться своими способами.

– А как насчет любви?

– Чушь.

– Ясно. Но вы же собираетесь когда-нибудь жениться?

– Не факт. Исключительно, только если у меня будут титул и поместье. И в таком случае это будет брак по расчету. Не знаю… Я чужд гипотетических рассуждений. Жизнь такого человека, как я, сопряжена со многими испытаниями, ничего нельзя сказать наверное. Возможно, завтра меня убьют на дуэли, хотя… надо будет постараться (холодно улыбается), возможно, мне придется бежать из страны в случае неудачи заговора. Черт побери, может случиться все что угодно! Я реалист. Живу в восемнадцатом веке. Какое будущее у бастарда может быть здесь и сейчас?

– Так уж все мрачно?! Ну а Хэтти?

– Хэтти повезло с покровителем. Не знаю, что с ней будет после смерти Энгуса. Он не имеет права, кстати, рисковать, ввязываясь в политические авантюры, одновременно неся ответственность за стольких людей. Печальная жизнь этой девушки может стать еще печальней после его смерти. Кто позаботится о бедной слепой девочке, рожденной крестьянами, но воспитанной как леди? Дуглас обещал мне принять участие в ее судьбе. Его жена леди Катерина, славная и благородная душа, тоже не сможет остаться к ней безучастной. Надеюсь, с Хэтти все обойдется благополучно. Мне большее беспокойство внушает Элизабет. Эта чертовка сильно рискует. Но я не могу отговорить ее вести образ жизни, который она ведет. Каждый выбирает за себя.

– Что вам до медицины? Вы ведь не собираетесь лечить людей…

– Да. Из-за этого, между прочим, я и разошелся во взглядах с достопочтенным сэром Эддингхемом. Этот славный старикан искренне считает миссию исцеления самой благородной из всех возможных. Но все эти дрязги между корпорациями брадобреев, аптекарей и врачей… Нет, я далек от этого. Я граф.

– Тц-тц-тц. Граф! С грязной кровью. И потом, даже дворяне чистейшей крови не гнушаются судейской мантии, лавки торговца или медицинского колпака, в случае если они младшие сыновья.

– Но я-то не младший. И потом кровь у всех одинаковая, знаете ли.

– Хм, понятно. Спасибо.

Хэтти. Кетрин Хеттауэй Макалистер. Шестнадцати лет. Хрупкая, тонкая, миниатюрная девушка. Длинные русые волосы, всех оттенков серого и коричневого от песочного до ореха. Огромные глаза орехового цвета.

Родилась в семье далеко не бедного фермера. Макалистеры входили в клан Энгуса Монтроуза. Жили на своей земле. Разводили скот. Однажды их дом подвергся нападению банды нищих. Число и могущество попрошаек в Гэллоуэе достигло того уровня, что они могли безнаказанно врываться в дома фермеров и вымогать у них продукты под угрозой оружия.

Этой холодной весной Роберт, отец Хэтти и друг Энгуса, только-только вывел ослабших овец на зазеленевшие пастбища. Еды в доме было мало. Озверевшие нищие зарубили палашом отца и мать, изнасиловали Хэтти, которой было девять лет, и на ее глазах засунули ее двухлетнего брата в горящую печь.

Вы когда-нибудь видели двухлетнего ребенка, зажаренного в печи? Хэтти видела, и это было последним, что она вообще хотела видеть. С тех пор она ослепла.

Энгус, приехавший со своими людьми через четыре дня после нападения, никого, кроме Хэтти, в живых уже не застал. Девочку привезли в замок, и леди Мабел Монтроуз, жене Энгуса, с помощью местной знахарки Игл удалось спасти дитя от смерти, казалось уже простершей свои темные крыла над бедной девочкой.

Постепенно любовь и забота сделали свое дело, и Хэтти вернулась к жизни почти такой, как была раньше. Только слепой. И очень уж тихой. Знахарка, помогавшая леди ухаживать за Хэтти, приучила девочку к работе в саду и уходу за растениями.

Больше из замка Хэтти никуда не выезжала. Когда похоронили леди Мабел, дитя так и осталось жить здесь на положении воспитанницы. Энгус так же, как и его жена, полюбил девочку всей душой. А когда ушла его ненаглядная Мабел, он продолжал видеть в малышке отблеск любимой. В замке все любили Хэтти. К тому же она стала частенько заменять свою спасительницу вдову Игл в лечении челяди, когда та по возрасту прихварывала.

Хэтти помнила, что тот день ничего страшного не предвещал. Никого сначала не испугало нашествие толпы нищих. Многие их недолюбливали, но кто же будет всерьез их опасаться, находясь на землях лорда Энгуса?

Сначала они просто появились и спокойно себе сидели в хлеву вместе с овцами. Служанка вынесла им немного хлеба и эля. Все приняли их за «разрешенных» нищих, которые обычно переносили новости, которых, собственно, ждали в каждом доме. Но нет. Пришли грязные, опустившиеся личности, темные и необразованные, уже забывшие, когда они были нормальными людьми. Кем же они тогда были?

Солдатами, сражавшимися на стороне Франции против Англии и Австрии? Разорившимися владельцами собственных ферм? Матерями, братьями и сестрами? Вовсе нет. Сейчас они были просто стаей диких животных, которая не пропитания ради, а повинуясь болезненному бешенству, убивала себе подобных. Они кромсали и жгли то, что им не принадлежало и, стало быть, не имело право на существование.

Пока они, поскальзываясь на мокром от крови полу бурока, рыскали в сундуках и печах, маленькая Хэтти следила за тем, как нашли ее брата. Как они схватили мальчика, оцепеневшего и молчавшего от ужаса, как потащили его, обездвиженного, в центр хижины – к очагу. Зачем они его туда?

Хэтти, ничего не понимая, отвлеклась от брата на крики их слуги Уоллеса. Того вытащили наружу со связанными за спиной руками и, охрипшего от безумных криков, рвущихся из окровавленного разбитого рта, бросили посреди двора.

Один из главарей, поставив его затем на колени, сосредоточенно оглядывался вокруг в поисках чего-то. Из-за горевшего овина во дворе было светло как днем, каждый предмет на земле перед домом отчетливо вырисовывался на фоне чернеющей за ним тени.