Второй - Ята Петри

Я первым не выдерживаю игры в молчанку.

— Ты если хочешь, можешь мне врезать, я пойму. Честно.

Второй удивленно смотрит на меня.

— Врезать? Это я думал, что вполне заслуживаю увесистую плюху. Ты же реально прав. Так?

Я пожимаю плечами. Прав. Но и Второй тоже прав. У каждого своя правда. Если бы я столько работал в Клинике как он, если бы я видел то, что видел он- то наверное для меня выпустить пулю в голову почти съеденному человеку — было бы гуманней, чем отдавать его в руки врачам и санитарам. Но чувствовать себя палачом…А вдруг удастся вытащить этого несчастного Ковалевского. Может у него еще будет шанс. Ведь у него Дар. У него была такая большая и сильная аура.

— Так что? Мир? — Второй протягивает мне ладонь. Я ее жму и спрашиваю.

— Мир. Поедем в Берлогу или дождемся Петровича? — я устал до чертиков, но пусть Второй принимает решения. Я в случае чего- еще подожду.

Он заводит машину. Медленно выруливает на дорогу. И отвечает:

— Спать поедем, Ян. Все устали. А ведь нам еще надо придумать как от спор дом Антона Семеныча чистить.

Блин, ну вот как так и получается- из-за каких-то паразитов, невесть откуда взявшихся, жизни стольких людей под откос пошли… И из-за чего? Из-за маленькой черной заведшейся плесени, которую во время не заметили…

— Ключевые слова, Второй — «не заметили» …Неужели нельзя придумать прибор или способ вычислять Прилипал еще только на самых ранних стадиях, когда можно все исправить?

— Как, Ян? На ранних стадиях сканирование ауры ничего не дает. Даже ты иногда не видишь маленькие черные вкрапления…и только со временем можно понять, что в человеке живет это зло…Тогда, когда уже ничего сделать нельзя. В Клинике над этой проблемой бьются не один год и даже не один десяток лет. И ничего… До сих пор нет ничего. Косвенные признаки и маги- вот и все, что может подсказать наличие Прилипал. Я даже думать об этом не могу — тошно.

С домом Антона Семеновича разбирались на следующий день. Долго не думали. Второй вызвонил Уруса. Нам нужен был кто-то, кого не знали в лицо. Лампу, соль и мага — как сказал Второй, он нашел самостоятельно. Магом был я.

Урус отыграл свою роль без сучка и задоринки.

Легенда- слишком простая, а потому достоверная. Проверка газового хозяйства и подозрение на утечку. Урус был убедителен. Антон Семенович после того, что случилось в старом доме со старшим сыном- долго не думал, организовал родственников, захватил документы и перебрался на пару часов к соседям. Нам никто не мешал- почистили быстро. Правда после пришлось Урусу поляну накрывать- но ни я, ни Второй не были против. Посидели знатно. Втык с утра за организованную попойку и некондиционный вид тоже получили втроем от Петровича. Но чувство выполненного долга, да и просто хорошо сделанного дела- эта головомойка совсем не омрачила.

Тем более, что Петрович не только успел поругаться, но и рассказал весьма интересные новости о Ковалевском, можно сказать, что сработали в этот раз, по нормальному без проколов.

Главное, многие вопросы закрылись сами по себе.

Я долго голову ломал, зачем Ковалевский диван кровью своей поливал. Как оказалось совсем не ради дома, или какой другой выгоды.

О потомстве он заботился. Вот так вот. Глобально. Понятно, что не по своей воле, а четко по указке Прилипал. Вернее одного- первого, поселившегося в ауре. В самом начале- а это почти полтора года назад, когда у Ковалевского Дар проклюнулся, он себе первого Прилипалу в ауру просто с улицы заполучил. Тот на такой плодотворной почве начал активно размножатся- спор было много, старая мебель вся была заражена. Именно тогда Ковалевский отдал весь спальный гарнитур другу своему, по доброте душевной. Заспоренная мебель переехала в старый дом Антона Семеновича. Споры начали жить своей жизнью, но без подпитки стали засыхать и умирать. Попутно, помогая убивать тех кто жил рядом. Еще бы несколько месяцев и мебель бы перестала фонить.

Но…Дар у Ковалевского сиял с очень приличной силой и случилось то, что не должно было случится по законам обычной логики. Ковалевский сам себе второго паразита вырастил. А два паразита в ауре- живых, больших, активно питающихся перетравили не только сияние, но и свои собственные споры. Перетравили все, что можно было. Потомства не осталось. Кроме того, что было рассеяно когда-то. Вот Ковалевский и стал искать способ сохранить хоть что- нибудь. Прилипалы гнали его к старым спорам. И заставляли кормить черный пух собой. Донором он был. Пищей.

Но самое интересно было то, что оказалось- зародышей из ауры Ковалевского можно было вытравить. Петрович сказал, что потребуется долгий курс лечения, но мужчина может выздороветь, может избавится от паразитов. Они друг дружке не давали по настоящему в ауре укорениться- питались Даром, а не внутренней силой.

Эксклюзив- сказал нам Старик. И добавил, что за все время- это только третий подобный случай.

Второй когда услышал, что Ковалевский выздоровеет и чертыхался, и радовался одновременно. А я все вспоминал, как он стоял со стволом в руке и на полном серьезе собирался стрелять четко в голову несчастному дядьке.

Интерлюдия. Максимов

Серега ненавидел институт так сильно, что иногда казалось будь у него возможность, он бы разнес белое здание центрального корпуса по кирпичикам. Но, тем не менее, продолжал ходить на лекции, исправно посещать семинары и делать практические работы. Не мог от бросить. Слово дал.

Учеба давалась сложно. Знания никак не хотели впихиваться в голову. Сложные еще в школе физика с химией превратились в кошмар, а про высшую математику и сопромат думать не хотелось вообще. Но…мать хотела, чтоб из Сереги вышел толк. Толк, в ее понимании, был в том, чтобы получить высшее образование и стать инженером. Таким, как когда-то был отец. Память об отце — это было самое святое в доме. Вот стул, на котором он сидел перед той неудачной командировкой, вот любимая чашка, из которой он пил в то страшное утро, это полотенце, о которое он вытирал руки. Мать хранила все что могла. Будь ее воля- неприкосновенными остались бы и пироги, испеченные специально к поездке и даже сваренный абрикосовый компот. Да. Вот так. До маразма.

Серега, приходя домой, ощущал себя так будто спускался в ад, в царство мертвого человека, ставшего за долгие годы полубогом. «Папа бы так не поступил. Папа никогда не обманывал», «Папа учился только на пятерки», «Папа был душей компании»- это то, что он слышал с утра и до вечера. И чувствовал, что вместо любви уже начинал ненавидеть ушедшего, бросившего его в этом мавзолее отца. А мать… Мать только упрекала. Мать говорила с ним так, будто это Серега был виноват, вольно или не вольно, в смерти отца. Будто это именно Серега отправил в тот кошмарный день ведущего инженера-конструктора одного из столичных КБ в завершившуюся смертельным исходом поездку.