Второй - Ята Петри

— Я же чистый. У меня иммунитет…

— Рассказывай об этому кому- нибудь другому. Вон хоть своему магу. Он поверит. А я знаю, что иммунитета без химии точно не бывает. А со стимуляторами ты завязал давно и навсегда….Все, Сережа, я устал спорить. Бери мага и прочь с глаз моих долой. Для мага- все обязательные мероприятия остаются в силе. Самодеятельностью — занимайтесь на досуге. — Говорит Старик.

Я жду, что же ответит ему Второй — но в трубке тишина. Так и не дождавшись продолжения — выключаю телефон.

Мысли табуном скачут. С такой точки зрения я как-то ни на Старика не смотрел, ни про Второго не думал. Главное то, что больше всего поражало, как. Второй вообще мог разговаривать в подобном тоне с самим Петровичем. Тут иногда дышать в его присутствии страшно, не то что спорить.

В дверь грохочут бодрым — металлист чемпион. Я открываю замок. Заходит Второй. Разговор видно все же не легко дался.

— Готов к труду и обороне или тут останешься?

— Готов. А сейчас что утро или вечер? А то у меня после всей котовасии настройки сбились.

— Вечер сейчас. Так что…ты в отключке всего часа два был. Химия быстро выветривается. Я, как только узнал что у вас творится, сразу приехал. Я не стал спецбригаду ждать. Опель, правда, Старик велел не выпускать за ворота. Но…Короче — назад я тебя и Курта уже на его машине вез, помнишь?

— Слабо. У меня все болело. Сильно.

— Это от таблеток. Приземлился ты удачно. Курту меньше повезло. Он затылком впечатался.

— Он меня тащил… — пытаюсь объяснить я.

Но Второй останавливает.

— Пора ехать, Ян. Разговоры разговаривать и по дороге можно.

Я беру пакет со сложенными вещами, и мы идем к стоянке. Ловлю себя на мысли, что очень хочу побыстрее оказаться дома.

Второй за рулем разговаривать не любит. Он сосредоточен на дороге. Он редко отвлекается на меня. Тут, или надо самому все время болтать и не ждать в ответ реплик, или же просто ехать молча, слушая музыку.

Говорить сам я не хочу. Я не скажу, что устал — никакой усталости. У меня даже ничего не болит. Я думал, будет все намного хуже. Но и болтать без умолка — не настроен. Нет темы. Но есть над чем подумать.

Что меня зацепило в подслушанном разговоре, так это то что, во-первых, у старика есть какой-то план. А я, собственно говоря, ни слухом ни духом, хотя судя по всему, план именно в отношении меня. И второе. Снова выплыла по кусочкам пока еще совершенно непонятным история с загадочной Машкой. Причем, похоже все о ней знают. И там не все так просто, как может показаться.

Ну, а последним было конечно то, что Старик называл Второго по имени. Как никогда не позволял себе этого при всех. Понятное дело- Второй в Клинике не первый год работает, а Старик не первый год Клиникой руководит. В любом случае у них было много совместных дел. Но об этих делах никто не говорит. Ни ребята в патруле, ни чистильщики, ни оперативники. О славе Второго я уже думал. Но Старик так разговаривал с ним не из-за того, что болтают люди. Все было намного сложнее.

— Думаешь о чем? — Вдруг спрашивает меня Второй.

— О жизни, о чем еще после сумасшедшего дня думать.

— И какие мысли по этому поводу?

— Никаких. До меня еще наверное не дошло, что случилось. Я пока с эмоциями не разобрался. У меня чувство, что я просто сон видел и все… Мне вообще никак. Ни страшно, ни больно, ни любопытно. Словно день из жизни выпал вообще. Обрывки воспоминаний и все.

— А вот это худо. Зря Петрович тебя лекарством накачал. Надо было отказываться…

— Как? Он же так предложил, что у меня вариантов не было. Он говорил, что все не опасно, — словно вспоминаю обиду, выговариваю Второму.

Он молчит, думает. Я даже уже не знаю, ответит что-то или нет.

Но он начинает.

— Я сейчас скажу то, что не имею права говорить. Ты не верь Старику. Все его слова нужно делить минимум на два. Он не всегда говорит правду. Не потому, что изначально хочет тебя обмануть, а потому, что его цели намного глобальнее, чем жизнь или судьба одного конкретного человека — он хочет мира во всем мире. Общей победы и счастья для всех даром. Вот так вот и сразу. Любой ценой. Он никого не жалеет. Даже себя. А уж тем более людей, которые ему подчиняются. Он умеет заставлять делать то, что, по его мнению, надо делать. Даже если ты не хочешь и не согласен, он найдет способ заставить и уговорить. Любой способ.

Если вдруг он тебе будет предлагать исправить старые ошибки — не соглашайся. Исправить ничего нельзя. Если вдруг он скажет, что придумал как вернуть тебе нормальную жизнь… Найди меня и поговори со мной. Не соглашайся. Ничего он не сможет предложить. Проверено на собственной шее.

Так что вот тебе еще информация к размышлению. И на сегодня хватит. Предлагаю — просто поехать домой. И провести вечер, как обычные люди: посмотреть киноху, послушать музыку — все что захочешь. А Прилипалы и все эти тайны Мадридского двора замечательно подождут до завтра.

— А как же встречи, а Ковалевский…Там же дом заспоренный…там же люди… — начал говорить я, сам понимая, что несу бред… Мне предлагают отдых от работы. Мне предлагают свободный вечер, а я, как упрямый осел, пытаюсь раскрутить то, во что вписался… И я не хочу все бросать на полдороге. Мне нужно довести дело до конца.

Второй долго-долго смотрит на меня — не весело улыбается и отвечает.

— Поздравляю, Ян. Ты попал. Ты в движении. И сам уже не остановишься.

Поужинали тем, что удалось приготовить. А удалось не так и много. Доели Аленкин борщ, наварили макарон с банкой тушенки и, открыв по бутылке пива, завершили позднюю трапезу. Пить не хотелось. Пить- в плане алкоголя. Чай после пива с купленным по дороге печеньем пошел на ура.

Я, по честному, пытался посмотреть на ноуте, надерганные из сетки Вторым комедии, но как- то особого удовольствия не испытал. Мне хотелось действовать, а не сидеть возле экрана, наблюдая за нелепыми движениями и слушая столетние заезженные шутки.

Но Второй стойко избегал разговоров о работе. Я отобрал у него телефон, позвонил Аленке, но она была на дежурстве и долго не могла со мной разговаривать. В общем, свободный вечер как- то накрывался медным тазом. Наконец я не выдержал и чуть ли не ультимативно заставил Второго рассказать, что ему удалось узнать о Ковалевском и была ли встреча с его знакомым Гальцевым.

Второй сдался.

— Ты маньяк, Ян. Настоящий! Неужели нельзя из головы до утра это все выкинуть? На ночь глядя, ведь мало что придумать можно. Тем более там больше не думать, а действовать придется.

— Нет, Второй. Я не могу. Это все- равно как ребенка раздразнить, показав ему шоколадину, а потом взять и спрятать. Начал уже — так заканчивай.