Око тайфуна - Сергей Переслегин

«Тебе все можно, — говорит Президент Динозавру. — Делай, что хочешь».

Собственно, для этого создана Академия с ее отсутствием прямых обязанностей и конкуренции.

«Делай, что хочешь».

Круги

Пирамиды власти однотипны. Они похожи на настоящую пирамиду, построенную в четвертом тысячелетии до н. э., чтобы прославить величие фараона Джосера: уступчатое сооружение из массивных полустершихся блоков, которые скрепляет одна лишь сила трения.

Достаточно согласиться с тем, что некая работа требует организованности, и вскоре выяснится, что для этого она требует управления и подчинения, централизованного перемещения информации, средств, материалов, людей. Тогда возникнет пирамида, на верхней ее ступени (и только на ней) будет начертан лозунг: «делай, что хочешь».

«Дипломатическая неприкосновенность» руководящих кругов известна как коррупция. У нас и на Западе нет недостатка в призывах и обещаниях покончить с ней раз и навсегда. Между тем, боги наказывают людей исполнением желаний…

Бога, равно как и дьявола, «в природе, конечно, не существует, но он способен на многие ухищрения»(1). Все дело в том, что только благодаря коррупции пирамида вообще выполняет хоть какую-то социально полезную работу. В иерархической системе скрупулезное соблюдение законов, правил, инструкций и установлений — лозунг правового государства в действии — приводит к параличу управления и недееспособности социума.

Коррупция — межличностные связи, не подчиняющиеся нормативным актам — может существенно снизить информационное сопротивление. Например:

«Вхожу в коридор, стоит курьер, нос луковицей, ярко-красный. Подхожу, сую в руку пятирублевый золотой.

— Скажите, голубчик, мне надо получить командировочный паспорт и пропуска на 15 мест разных вещей, чтобы их в немецких таможнях не досматривали. Ваши генералы меня от одного к другому гоняют, никакого толка не добьюсь, проводите меня к тому делопроизводителю, который этими делами ведает.

— Пожалуйте, Ваше Превосходительство, — это Иван Петрович Васильев.

Вводит меня в комнату, где сидят чиновник и машинистка, и начинает ему объяснять, что мне надо. (…) Подходит Васильев к конторке, открывает ее, и я вижу в ней кипу паспортов, вынимает один из них:

— Фамилия, имя, отчество Вашего Превосходительства?

Выписывает и вручает мне паспорт, выдаваемый только с „высочайшего соизволения“»(8).

Обратим внимание на ключевую фигуру Швейцара.

Стремление общества как-то выжить приводит к повсеместному распространению коррумпированных цепей. Создается «вертикальная коррупция»: продавец дает взятку директору Магазина, тот — начальнику торга, последний — министру (опуская большую часть структурных этажей и игнорируя боковые каналы — милицию, исполкомы, партаппарат, которые тоже включены в восходящее движение ценностей и нисходящее — разрешений). Одновременно формируется коррупция горизонтальная, менее известная и неподвластная закону.

Коррупция «круга своих».

Элита

Владислав Николаевич Бессмертный, любимый ученик Динозавра и директор учреждения без вывески, попал в кадровую систему Академии Наук с гауптвахты. По личному звонку.

Действия академика Невеселова — правильные, порядочные, необходимые с точки зрения интересов науки и государства, — абсолютно незаконны, противоречат правовым нормам государства и подсистемы «наука». Но насколько же они естественны: «круг» и не должен подчиняться общим законам, иначе он и невозможен, и бесполезен.

«…из уважаемых НИИ, как из рваной торбы, посыпались жалобы и протесты, а директоров в „Перспективе“ стали менять со скоростью одного-двух оборотов Земли вокруг Солнца…»(1)

Особенность науки состоит в том, что, по причинам главным образом историческим, она целиком воспринимается общественным сознанием как элитная группа. (Сравните: «Кем вы работаете?

— Я учитель. А вы?

— Я ученый». Не правда ли, впечатление разное?) Понятно, что образ науки, сложившийся у населения, не соответствует действительности. Это неприятно и само по себе: например, дезориентирует выпускников школ. Но гораздо хуже обратное воздействие возникшего образа на саму научную среду. Ведь ученый, являясь частью социума, не может избежать влияния стереотипов общественного сознания.

Постоянно воспроизводящееся представление о собственной исключительности формирует у ученых комплекс превосходства, который надежно изолирует научную среду от мира, замыкая ее в себе:

«…ни один вредитель, ограбивший государство в особо крупных размерах, не сравнится с этим Степняком-Задунайским, который двадцать лет подряд причинял всему народу зубную боль»(1).

Академик Невеселов и Б. Штерн излишне резки и потому не вполне убедительны. Профессор Е. злодействовал в отечественной стоматологии, надо думать, не только из природного садизма. Да и нет в его деятельности ничего уникального.

ВНИИГ им. Веденеева дал научное обоснование знаменитой Ленинградской дамбе. Залив зацвел, как и предполагалось. Институт поддерживает строительство, игнорируя все усиливающийся запах гнили.

Академия Педагогических Наук по-прежнему придерживается той точки зрения, что социалистический реализм — единственный приемлемый метод художественного творчества, а постановление 1948 года имело большое прогрессивное значение.

Академия Медицинских Наук традиционно настаивает на поголовной вакцинации новорожденных, всеми доступными ей средствами борясь за распространение аллергических заболеваний.

Обе упомянутые Академии категорически предостерегают от использования идей Никитина и Аршавского в воспитании детей.

Во всех этих случаях мы имеем дело с неотвратимым желанием защитить концепцию, прямо противоречащую известным фактам. Борьба обычно ведется путем дискредитации лиц, эти факты представивших. Основной используемый прием — обвинение в непрофессиональном подходе, в некомпетентности.

Причина

Замкнутость научной среды изначально изолирует ее от дилетантов, то есть от лиц, не получивших должного образования традиционным образом. Результаты, полученные непрофессионалами, всегда встречаются с неодобрением. Если же эти результаты ставят под сомнение выбранную концепцию, они неизбежно отвергаются. И чем громче критика «людей с улицы», тем сильнее привязывается специалист к своему творению, становясь его рабом — Бертильон даже на смертном ложе не отказался от своей многократно опровергнутой экспертизы по делу Дрейфуса.

Типичное проявление комплекса превосходства: нельзя признать ошибку перед посторонними. Механизм действует повсеместно.

Особенностью советской науки можно считать лишь избыточную централизацию, в результате которой «посторонними» оказываются все, кроме единственного облеченного властью «специалиста». Степняк-Енисейский, получивший за замену амальгамы пластмассой государственную премию и орден Трудового Красного Знамени, не мог признать свою неправоту еще и потому, что такое саморазоблачение неизбежно выбросило бы его из Круга.

Швейцары

Обратите внимание: за годы перестройки мы научились критиковать администрацию, милицию, Партию, армию и КГБ, Генерального Президента.

А кому известны имена экспертов, давших в 1978 году заключение по Афганистану? Создавших экономическую теорию развитого социализма? Реконструировавших (перестроивших) всю человеческую историю?

Попытки назвать были, в ответ «из уважаемых НИИ, как из рваной торбы, посыпались жалобы и протесты», и обвинения, обвинения, обвинения…

Критиковать Язова безопаснее, чем Чазова?

Наука.

Свобода познания.

Равенство.

Критика «во что бы то ни стало и не взирая на лица».

Выходит, Наука, ее довольно мощный аппарат, выполняет преимущественно охранительную функцию? Налицо противоречие с официальной задачей: никаких реальных исследований данная система вести не может.

Оно решается разделением во времени: открытие делается вне официальной науки (хотя часто официальными учеными) и становится ее достоянием через десятки лет. Так было с асептикой, работами Циолковского, тектоникой плит.

Альтернативой этому чрезвычайно медленно работающему механизму является более-менее осознанное использование коррупции в научной среде.

Не зря академику Невеселову все время чудится фигура Швейцара. Известно: кто что охраняет, тот тем и распоряжается, а стоящие у входа обладают привилегиями особого свойства. Лука Феодосьевич — по меньшей мере соавтор радиационной защиты. Швейцар Главлита — соавтор грозных статей «Науки и мысли». Оба они, конечно, марсиане, но ирония судьбы состоит в том, что окажись на их месте другие швейцары, их удалось бы побудить к тем же действиям. Используя обычные приемы «убеждения».