Ноздря в ноздрю - Дик & Феликс Фрэнсис

Я бродил по Сети и думал, как бы поступил с миллионами фунтов наличными, окажись на месте Комарова.

—  Допустим, — я рассуждал вслух, — он направ­ляет наличные обратно в Южную Америку вместе с пустыми шарами. Таможню уходящие деньги не волнуют. Она стремится не пропустить в страну нар­котики.

—  А какой смысл? Бернард же сказал, что ты не сможешь перевести сюда крупные суммы из Южной Америки, предварительно не доказав, что это не наркоденьги.

—  Я знаю. Но ведь их переводить назад необяза­тельно. Как насчет того, чтобы использовать налич­ные на покупку лошадей и наркотиков?

Каролина смотрела на меня, открыв рот.

—   Никто и бровью не поведет, если за одну или две не особо дорогие лошади в Аргентине, Уругвае или Колумбии заплатят наличными. Готов спорить, Комаров связан с сотнями лошадиных ферм, хозяе­ва которых регулярно поставляют ему выращенных животных, получая за это наличные. То есть при­быль от наркоторговли отправляется в Южную Аме­рику в виде наличных, чтобы покупать новых и но­вых кобыл и привозить в Европу и Америку новые партии наркотиков. Такой самоподдерживающийся цикл. Помнишь, Тоби сомневался, что продажа ло­шадей дает приличную прибыль. Она и не должна давать. Комаров продает лошадей не для получения прибыли. Это прачечная для отмывания денег. На выходе он получает легитимные деньги от легитим­ной продажи лошадей на престижном ньюмаркетском аукционе, где в мистере Комарове видят столп общества и, без сомнения, его принимают с распро­стертыми объятьями и с шампанским, поскольку на каждый аукцион он привозит по шестьдесят восемь лошадей.

—  Но мы же не знаем наверняка, что он контра­бандой перевозит наркотики, — указала Каролина.

—  Что он перевозит контрабандой, значения не имеет. Может, есть и что-то другое, не менее цен­ное, что можно положить в эти шары. Главное, что­бы нашелся покупатель. Это могут быть компьютер­ные чипы, взрывчатые вещества, даже радиоактив­ные материалы.

—  А лошадям они не повредят? — спросила она.

—  Нет, если это источники альфа-частиц, — от­ветил я. — Альфа-частицы можно остановить лис­том бумаги, так что металлическая оболочка надеж­но защитит лошадей. Но они смертельно опасны, если попадают в тело без защиты. Помнишь этого шпиона, бывшего кагэбэшника, которого убили в Лондоне с помощью полония-210? Это вещество — источник альфа-частиц, и его контрабандой ввезли сюда из России или из другой страны Восточной Ев­ропы. Эти металлические шары легко могут исполь­зоваться для перевозки полония-210, и лошади не будет причинено никакого вреда.

Каролина содрогнулась:

—  Это пугает.

—  Безусловно.

—  Но, конечно же, шары видны на мониторе, когда лошадей просвечивают рентгеном.

—   Полагаю, что да. Да только лошадей рентге­ном не просвечивают. Рентгеновские лучи могут по­вредить эмбриону, а многие лошади транспортиру­ются уже беременными. Это слишком опасно.

—   Но, — Каролина улыбнулась, — если кто-то анонимно шепнет таможне Ее Величества, что ло­шадей мистера Комарова, которых доставит в Анг­лию следующий большой транспортный самолет, следует просветить рентгеном, тогда мистер Кома­ров может оказаться в очень щекотливой ситуации, если вообще не за решеткой.

Я ее поцеловал. Идеальное решение.

—   Но вот чего я не понимаю, — продолжила Ка­ролина. — Почему Комаров взорвал ложу на иппо­дроме Ньюмаркета? Это же глупо и опасно.

—  Может, хотел кого-то наказать?

—  Кого и за что?

—   Может, Ролф Шуман не заплатил Комарову положенные деньги. — Я задумался. — Может, ис­пользовал наличные, полученные от продажи нарко­тиков и лошадей, на поддержку хиреющего трактор­ного производства. Может, этим взрывом Комаров предупреждал своих компаньонов в других странах, что настроен он серьезно и не потерпит попыток об­воровать его.

—  Ты хочешь сказать, что Комаров убил невин­ных людей, чтобы послать кому-то предупрежде­ние? — удивилась она.

—  Невинные люди Комарову безразличны. Нар­котики убивают невинных людей каждый день, так или иначе.

Утром Тоби пребывал в мрачном настроении. За завтраком рявкал на детей, в присутствии всех руг­нулся на собаку. Был сам не свой.

В шесть утра он провел первую тренировку ло­шадей. Необычно теплый май это позволял. Между первой и второй тренировками семья завтракала, а потом трое детей загрузились в автомобиль, и Салли повезла их в школу.

—  До свидания, дядя Макс! — прокричали они мне на прощание и отбыли.

Каролину я оставил досыпать, а сам заставил се­бя выбраться из кровати и спуститься вниз только потому, что считал себя виноватым: прошлым вече­ром не уделил детям достаточно внимания.

Вернувшись на кухню, я нашел Тоби за столом. Он вроде бы читал «Рейсинг пост», но, очевидно, не мог сосредоточиться, потому что я заметил, как он трижды начинал читать одну статью.

—  Что случилось? — спросил я, подсаживаясь к столу с кружкой кофе.

—  Ничего. — Он предпринял четвертую попытку прочитать статью.

—  Нет, случилось. — Я протянул руку и отобрал у него газету. — Признавайся.

Он посмотрел на меня.

—  Вчера мы с Салли поссорились.

—  Понятно. — Я заметил, что Салли весь завтрак дулась. — На какой предмет?

—  Не имеет значения. — Он поднялся.

—  Тогда все ясно. Из-за меня.

—  Я же сказал, не имеет значения.

—  Значит, из-за меня. Рассказывай.

Он не ответил. Повернулся к двери, чтобы вер­нуться к лошадям.

—  Тоби, — я почти кричал, — ради бога, в чем дело?!

Он остановился, но не повернулся ко мне ли­цом.

—  Салли хочет, чтобы ты уехал этим утром. — Теперь он посмотрел на меня. — Она встревожена и испугана. Ты понимаешь, за детей.

—   И это все? — Я улыбнулся. — Мы уедем, как только соберем вещи.

—   В этом нет необходимости, — заверил он ме­ня. — Я сказал свое слово. Ты мой брат, и кто помо­жет тебе в беде, если не я? Хорошим бы я был бра­том, если бы выгнал тебя из своего дома!

Я понимал, что те же слова он говорил и Салли.

—  Все нормально. Она права. Возможно, мне не стоило приезжать сюда. — Но я не жалел, что прие­хал. Тоби оправдал мои надежды. Его знания лоша­дей очень мне помогли.

—  Но куда ты пойдешь? — спросил он.

—  Куда-нибудь еще, — ответил я. Решил, что ему лучше и не знать. — Мы уедем до того, как ты вернешься со второй тренировки. И поблагодари Салли от меня. За то, что приняла нас.

Вот тут Тоби меня удивил. Подошел и крепко обнял.

—  Будь осторожен, — шепнул он мне на ухо. — Мне не хотелось бы потерять тебя.

Он отпустил меня, на лице отразилось смуще­ние, он повернулся и вышел из дома, более не ска­зав ни слова. Может, эмоции и его лишили дара ре­чи. Меня точно лишили.

Вещи мы с Каролиной собрали к половине деся­того. Она не обрадовалась, когда я вытащил ее из глубокого сна, но особо и не протестовала.

—  Куда едем? — спросила она, едва мы выкати­лись за ворота.

—  А что ты можешь предложить?

—  Что-нибудь с большой мягкой кроватью. — Она сладко зевнула, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Я подумал о коттедже матери, который находил­ся чуть дальше по дороге. Ключа у меня не было, но я знал, как и все жители Ист-Хендреда, что запас­ной ключ хранится под горшком с геранью, стоя­щим слева от двери черного хода. От этого варианта я отказался. Еще улетая в Чикаго, я решил, что ма­тери оставаться дома слишком рискованно. И те­перь, пожалуй, едва ли ее дом мог стать убежищем для меня и Каролины.

Какое-то время я ехал наобум по дорогам, кото­рые знал с детства. Может, это мое сознание пола­гало, что я еду наобум, тогда как подсознание це­ленаправленно вело меня от Ист-Хендреда к распо­ложенному в двенадцати милях отелю, из окон которого открывался вид на Темзу. Когда-то давно отель этот принадлежал дальней овдовевшей родст­веннице матери, и именно здесь пробудилась моя страсть к готовке.

Заведение разительно изменилось за прошедшие шесть лет. Элегантной гостиницы шестнадцатого ве­ка с рестораном, которую я помнил, больше не бы­ло. Появилась новенькая, из стекла и бетона, при­стройка двадцатого века, расположившаяся ближе к реке, на лужайке. В ресторане вдоль одной из стен протянулась длинная барная стойка, а из еды теперь предлагались исключительно закуски.

Каролина, альт и я устроились за одним из сто­ликов под березами. Раньше под ногами росла тра­ва, теперь ее заменили каменные плитки внутренне­го дворика. Каролина объяснила, что альт оставлять в автомобиле нельзя: он слишком дорого стоит. До­бавила, что без него чувствует себя как-то неуютно. Утешало лишь одно: альт оставался в футляре.

Для крепких напитков время было слишком уж раннее, поэтому мы с Каролиной заказали кофе. Альт просто лежал на стуле. Я не узнал ни бармена, который выполнял заказ, ни официантку, которая принесла кофе. Возникло ощущение, что из той сча­стливой команды, которая работала здесь шестью годами раньше, никого не осталось. Что не измени­лось, так это вид на шестиарочный старинный ка­менный мост, переброшенный через реку, журчание воды и спокойствие мамы-утки, возглавляющей процессию из шести крошечных утят.