Психотерапевт - Бернадетт Энн Пэрис

и был здесь в тот день, когда я видела в окне лицо и почувствовала запах одеколона. Я тогда решила, что одеколон принадлежит Лео, потому что у него есть несколько разных и я не всегда их узнаю.

При мысли о том, что кто-то прятался в шкафу и наблюдал за мной оттуда, пока я искала Лео за дверью ванной, меня охватывает запоздалый ужас и накатывает тошнота. А та ночь после вечеринки, когда Лео подумал, что в спальне кто-то есть? На следующее утро я обнаружила, что вся моя обувь в шкафу сдвинута на одну сторону — получается, что и тогда тоже кто-то прятался в шкафу?

— Господи, Элис, хватит! — говорю я вслух, пытаясь себя образумить.

Ни один человек в здравом уме не станет прятаться в шкафу, когда рядом кто-то спит. Я не сомневаюсь лишь в одном: в дом кто-то регулярно пробирается. Что он делает, когда приходит, — кроме того, что подбрасывает мне пряди волос? Может, есть какие-то еще знаки, которых я не заметила?

Я сажусь на кровать и вспоминаю все, что так и не смогла себе объяснить, — например, историю с белым сарафаном, который я долго безуспешно искала, а потом он вдруг сам собой появился несколько дней спустя, безупречно чистый и свежий, как после стирки. Но кто станет пробираться в чужой дом, чтобы взять одежду, выстирать и повесить обратно? Видимо, тот, кому хочется проверить, что еще можно сделать, оставаясь незамеченным.

Мозг продолжает обрабатывать информацию. Я достаю телефон и опять звоню Лео. Он наверняка на работе, но у меня срочное дело.

— Я понимаю, это глупый вопрос, но тогда, после вечеринки, ты, случайно, не стирал мой белый сарафан?

— М-м... нет.

— А открытки, которые мне подарили соседи и я расставила их на каминной полке, — ты их не клал лицом вниз, ради шутки?

— Нет.

— Ладно. Может быть, ты еще и белую розу на подоконнике у входной двери для меня не оставлял?

— Когда?

— Неважно когда, я просто хочу узнать, делал ли ты такое вообще.

— Нет.

— Никогда не оставлял для меня розу?

— Нет.

— Класс, спасибо.

Я отключаюсь, но, минутку подумав, набираю его номер уже в третий раз.

— Извини, — говорю я. — Обещаю, что это последний раз, больше звонить не буду.

— Все нормально, — отвечает он. — Я что, должен был оставить для тебя розу?

— Нет. Просто хотела поблагодарить тебя за шампанское, которое ты мне купил. Все время забываю.

— Какое шампанское?

— «Дом Периньон».

— «Дом Периньон»?

— Ну да, оно было в холодильнике. Разве его не ты купил?

— Нет. Ты хочешь сказать, что кто-то положил в наш холодильник бутылку «Дом Периньона»?

— Наверное, она там осталась с тех пор, когда мы устраивали вечеринку, — поспешно выкручиваюсь я. — Видимо, кто-то принес его с собой и поставил в холодильник.

— Слушай, вряд ли я бы не заметил такую бутылку, — говорит Лео. — Элис, что происходит?

— Просто пытаюсь разобраться, — отвечаю я и кладу трубку, прежде чем он еще о чем-нибудь спросит.

Бросаю одежду и бегу вниз, соображая, сколько еще подсказок я прозевала. Одну он совершенно точно оставил вчера вечером в кухне. Я останавливаюсь в центре помещения и медленно поворачиваюсь, внимательно сканируя стены и предметы, выискивая что-то, что выглядит не так, как надо.

— Где ты? — в отчаянии выкрикиваю я.

Возвращаюсь на то место, сразу при входе в кухню, где стояла сегодня утром, когда впервые почувствовала: что-то тут не так. На этот раз я замираю и не шевелюсь. Двигаются только мои глаза, производя подробный — дюйм за дюймом — досмотр, медленно обходя каждую рабочую поверхность, каждый шкаф — сверху донизу, каждую полку, слева направо и обратно, скользя по перекладине, на которой висят сковородки, над плитой, по духовкам и холодильнику. Ничего необычного.

Я отправляю Дебби сообщение о том, что приеду сегодня вечером. Мелькает мысль, не отменить ли обед с Евой и остальными, чтобы убраться отсюда немедленно, но, пока одна половина мозга кричит, что мне грозит опасность, другая уверяет, что все это мои выдумки, которые никак не могут быть правдой. Ну и вообще, не хочу уезжать, не попрощавшись с Евой. Хотя мы знакомы не так давно, я чувствую между нами какую-то необъяснимую близость.

Дебби отвечает, что будет ждать меня с бутылкой вина. Я пишу Джинни и сообщаю, что решила уехать в Харлстон сегодня же, позвоню ей на выходных. А потом звоню Томасу.

— Не отвлекаю? — спрашиваю я.

— Все в порядке, несколько минут найдется. Удалось вам узнать у Тамсин фамилию психотерапевта Нины?

— Нет, и я не уверена, что это вообще следует делать. Я иногда всерьез начинаю думать, не сошла ли я с ума. Ну, понимаете, увидеть связь между исчезновением, которое произошло три года назад, и убийством Нины просто потому, что в обоих случаях фигурирует слово «психотерапевт»? Даже убийство во Франции — смешно думать, что оно может иметь отношение к Нине просто из-за того, что обеим женщинам отрезали волосы. Лео говорит, что я помешалась на почве убийства Нины и с этим пора кончать, и я на него даже не сержусь, потому что он прав. Я действительно помешалась. Помешалась настолько, что подозреваю в причастности к этому преступлению буквально всех, кого знаю, вместо того чтобы принять общее мнение, что это Оливер ее убил.

— Простите, — тихо говорит Томас. — Вы даже не представляете, как я сожалею о том, что втянул вас в это расследование, которое, честно говоря, я и сам уже закрыл бы, несмотря на просьбу Хелен. — Он вздыхает и добавляет: — Вы не единственная сомневаетесь в том, какие мотивы вами движут.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать... Иногда мне кажется, что я не закрываю это дело только ради того, чтобы продолжать видеться с вами.

Меня захлестывает волна счастья.

— Вы сможете видеться со мной в любом случае.

— Но лишь потому, что вы расстаетесь с Лео. До того как вы приняли это решение, расследование было моим единственным оправданием для встреч с вами.

— То есть, по-вашему, Нину все-таки убил Оливер?

— Нет, не думаю. По-моему, убийца по-прежнему на свободе. Но я почти уверен, что никогда не смогу его найти. Слишком многие говорят неправду, и распутать этот клубок лжи, судя по всему, — невыполнимая задача. А если кто-то и не лжет, то определенно что-то скрывает.

— Вы хотите сказать, это что-то вроде заговора?

— Да. И если несколько человек в «Круге» покрывают друг друга, то добраться до истины мы сможем лишь в том случае, если один из заговорщиков выступит против всех.

— Хорошо, что я вам не рассказала о моей второй теории, — говорю я.

— Что за теория?

— Вам действительно хочется узнать?

— Все-таки я еще не сдался окончательно.

— Хорошо. У меня есть теория, что в этом как-то замешан Бен.

— Бен? Не слышал такого имени. Это какой номер дома?

— Нет, Бен из «Редвудс». Риелтор, который продал нам дом.

— Ого, — произносит он. — Так. — Он умолкает и снова продолжает: — Я не говорю, что вы ошибаетесь, — поспешно добавляет он. — Просто интересно, как вы пришли к этой мысли.

— Я вам уже говорила: у меня есть подозрение, что по ночам кто-то пробирается в дом. Ну и, скорее всего, они проходят через стеклянную дверь в задней части дома. Лео сказал, что у Уилла есть наши ключи, и я их у него забрала, но на кольце оказалось только два ключа, оба — от парадного входа. Я уточнила у Лео, и он сказал, что ключа от садовой двери Уиллу не давал, их изначально выдали только два, и оба находятся в доме. Оба действительно тут, я проверила. А это значит, что, если кто-то проникает в дом через эти двери, значит, существует еще один ключ.

— И вы думаете, у Бена