Белая гардения - Белинда Александра

На глаза навернулись слезы, но я взяла себя в руки, вспомнив обещание жить с высоко поднятой головой. Как только появится такая возможность, я свяжусь с Красным Крестом. Я приказала себе не думать о том, кем мне придется работать и где жить; для меня важнее всего было найти мать.

Прошло какое-то время, и наш поезд стал подниматься в гору по извилистой дороге, окруженной белоствольными деревьями, которые были настолько высокими, что почти закрывали солнце. Таких деревьев мне еще видеть не приходилось. Таинственные и красивые, с широкими листьями, колышущимися на ветру. Позже я узнала их названия: голубой эвкалипт, эвкалипт душистый, эвкалипт прутовидный, эвкалипт крапчатый и кровяно-дисковый. Но в то утро я смотрела на них широко раскрытыми глазами.

Внезапно состав дернулся и резко остановился, из-за чего все вещи и пассажиры полетели на пол. Я с трудом успела схватить коробку, которая едва не упала Ирине на голову.

— Остановка на обед! — прокричал кондуктор.

Семья поляков вопросительно посмотрела на меня. Я знаками показала им, что нужно выйти из поезда.

Когда мы оказались на маленькой платформе, среди зарослей эвкалипта и голых уступов песчаника, я с удовольствием вдохнула чистый, свежий воздух, пахнущий ментолом. От железнодорожного туннеля, прорубленного в скале, по камням расползлись трещины. Сквозь них просачивалась вода, и вокруг все заросло печеночницей, мхом и лишайником. Со всех сторон доносились звуки: плеск воды, стекающей по камням, шуршание животных в опавших листьях, пение птиц. Никогда еще я не слышала такой разноголосый птичий хор. Я различила звуки, похожие на звон колокола, и резкие гортанные крики, Не громче всех был отрывистый, щелкающий свист, напоминающий звук падающей капли воды, но усиленный в миллион раз.

На платформе нас встречала группа женщин с загорелыми лицами. Они походили на маленькую армию, занявшую позиции за столами, сколоченными из досок, на которых стояли кастрюли с супом. Женщины оценивающе рассматривали нас.

Я повернулась к Ирине и ахнула: она склонилась над краем платформы, закрывая рот платком, ее рвало. Я бросилась к ней.

— Это просто грипп, да еще в поезде меня укачало. Ничего страшного, — сказала она.

— Ты сможешь что-нибудь съесть? — Я приложила руку к ее горячему лбу. Сейчас было не время болеть.

— Может, немного супа.

— Садись, — сказала я. — Я что-нибудь принесу.

Я встала в общую очередь, то и дело поглядывая на Ирину. Она сидела там же, накинув на голову одеяло, и была похожа на мусульманку со Среднего Востока. Почувствовав, что меня кто-то тянет за рукав, я повернулась и увидела женщину с маленьким смешным личиком, как у гнома. В руках она держала миску с супом, от которого исходил сильный запах лука.

— Она серьезно заболела? — участливо спросила женщина, протягивая мне миску. — Это вам, чтобы вы не стояли в очереди.

Как и у таксиста, у австралийки был сухой, хрипловатый голос приятного тембра.

— Это у нее от непривычного климата и долгой поездки, — объяснила я. — Мы думали, в Австралии будет тепло.

Женщина рассмеялась и сложила руки на своей пышной груди.

— Знаешь, милочка, погода может измениться. Думаю, там, куда вы едете, будет жарко. Я слышала, в этом месяце в западном районе ожидается страшная засуха.

— Мы сами приехали с острова, где круглый год стоит жара, — сказала я.

— Теперь вы будете жить на большом острове, — улыбнулась они, покачиваясь с пятки на носок. — Хотя в это трудно поверить, когда живешь в центре страны.

Снова раздался птичий крик, похожий на падающую каплю.

— Что это за звук? — поинтересовалась я, обращаясь к женщине.

— Это птица-бич, — ответила она. — Самец и самка кричат имеете: он свистит, а она добавляет в конце «чуй».

Губы женщины слегка дернулись, и я почувствовала, что мой вопрос понравился ей. Она была довольна тем, что может помочь мне понять, насколько необычна и интересна ее страна.

Поблагодарив ее за суп, я с миской в руке вернулась к Ирине. Она проглотила одну ложку и покачала головой.

— Я чувствую запах жира, несмотря на то что у меня заложен нос. Что это такое?

— Наверное, баранина.

Ирина подтолкнула миску мне.

— Лучше сама поешь, если сможешь. На вкус — чистый ланолин.

После обеда нам была дана команда разойтись по вагонам. Я предложила чехам посидеть на моем месте, пока я постою, но они отказались. Тот, у которого на рукаве был след от звезды, немного говорил по-английски. Он сказал:

— Нет. Лучше позаботьтесь о подруге, а мы, если устанем, посидим на ваших чемоданах.

Когда начало вечереть, мы въехали в страну камней и лугов. Деревья с белой корой стояли, как призрачные стражи, охраняющие бескрайние поля, размежеванные колючей проволокой. На холмах паслись стада овец. Время от времени мы проезжали фермерские дома, из труб которых вился дымок. Рядом с каждым домом на сваях стояла большая емкость для воды, сделанная из гофрированного железа. Старая полька и Ирина заснули, убаюканные движением поезда и длительностью поездки. Но все остальные не могли отвести глаз от странного мира, который проплывал за окном.

Женщина, сидевшая напротив меня, начала плакать, ее муж недовольно заворчал. Но по тому, как подергивались уголки его рта, я поняла, что он сам старается подавить страх. У меня свело желудок. Я почувствовала себя спокойнее, когда посмотрела вверх, на солнце, окутывающее небо золотыми и фиолетовыми нитями.

Перед тем как совсем стемнело, поезд замедлил ход и остановился. Ирина и старая полька проснулись и огляделись по сторонам. Послышались голоса, потом с грохотом стали открываться двери. В вагон ворвался свежий воздух. За окном суетились мужчины и женщины в коричневой военной форме и широкополых шляпах. Я заметила колонну автобусов и пару грузовиков, стоявших на медно-красной грязи. Автобусы были не такие, как на Тубабао, новые и в идеальном состоянии. Рядом с колонной стояла санитарная машина с включенным двигателем.

Мы остановились не на станции, поэтому платформы не было, и солдаты подносили маленькие пандусы к дверям вагонов, чтобы людям было удобнее выходить. Когда мы начали собирать вещи, старуха, посмотрев в окно, закричала. Мужчина и молодая женщина попытались успокоить ее, но она, поджав ноги, забилась в угол, как испуганное животное. В купе ворвался солдат, молодой парень с загоревшей шеей и веснушками на лице.

— Что у вас случилось? — выпалил он.

При виде его полька испуганно прижалась к матери и прикрыла ее руками. Тут я заметила вытатуированный у нее на руке номер, который выглядывал из-под рукава.

— В чем дело? — еще раз спросил солдат, обводя нас глазами. Он принялся шарить по карманам, пытаясь что-то найти. Руки, у него дрожали, как будто он сам готов был вот-вот сорваться. — Кто-нибудь говорит на их языке?

— Они евреи, — сказал чех, который разговаривал по-английски. — Понимаете, что им все это напоминает?

Солдат удивленно вскинул брови. Прозвучавшее объяснение было ему непонятно, но, кажется, успокоило его. Он выпрямил спину, расправил плечи и решил взять ситуацию под свой контроль.

— Вы говорите по-английски? — осведомился он, обращаясь ко мне.

Я кивнула. Солдат сказал, чтобы мы с Ириной шли к автобусам, пояснив, что, если женщины увидят, что мы спокойно уходим, они наберутся смелости и последуют за нами. Я помогла Ирине подняться, но она еле держалась на ногах, так что мы чуть не упали, споткнувшись о чемодан.

— Она больна? — спросил солдат, явно нервничая. На лбу у него уже начали проступать вены, а подбородок почти уперся в шею, но он все еще старался говорить сочувствующим тоном. — Можете отвести ее в санитарную машину. Если потребуется, вашу подругу доставят в лазарет.

Я хотела перевести его слова Ирине, но потом решила этого не делать. Возможно, в лазарете ей и стало бы лучше, но она не захочет разлучаться со мной. Когда мы вышли из поезда, солдаты велели нам погрузить вещи в грузовики, а самим занимать места в автобусе, Возле грязной лужи расположилась группа розово-серых попугаев, которые наблюдали за суматохой. Это были красивые птицы, но здесь они казались существами из какого-то другого мира. Они смотрелись бы естественнее где-нибудь на тропическом островке, а не среди поросших травой холмов, окружавших нас со всех сторон. Я повернулась к выходу из вагона, чтобы увидеть, что сталось с польской семьей. Молодой солдат вместе с чехами помогал женщинам спуститься по пандусу. Вслед за ними с чемоданами в руках шел молодой поляк. Его жена, кажется, успокоилась. Увидев меня, она даже улыбнулась, но старшая, вращая безумными глазами, согнулась от ужаса пополам. Представив, о чем в ту минуту думала несчастная женщина, я пыталась сдержать слезы и сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. Все происходящее было трудно вынести даже нам с Ириной. Я посмотрела на свои сандалии: они покрылись пылью.