Белая гардения - Белинда Александра

Он нерешительно почесал затылок и посмотрел на небо.

— Давай же, — подбодрила его я.

— Ты об этом даже словом не обмолвилась… — помедлив, произнес он. — И я тебя уважаю за это… но мне известно, что случилось с твоим мужем. Американскому консульству пришлось дать объяснение, почему на Тубабао посылают семнадцатилетнюю девушку без сопровождения.

У меня перед глазами поплыли круги. К горлу подступил комок. Я попыталась проглотить его, но не смогла, и он остался в горле, не давая дышать.

— Кому ты об этом рассказал? — спросила я дрожащим голосом. Я все еще старалась казаться раздраженной, но выходило неубедительно.

— Люди из Шанхая не могут не знать о знаменитом ночном клубе «Москва — Шанхай», Аня. Про вас писали в газетах. Те, кто приехал из других городов, возможно, ничего не знают.

Он сделал ко мне еще один шаг, но я отступила в темноту.

— Так почему же никто не упрекнул меня в том, что я лгунья? — выкрикнула я дрогнувшим голосом.

— Ты не лгунья, Аня. Ты просто напугана. Люди, которые знают об этой истории, слишком тебя любят, чтобы вынуждать говорить о том, что ты хочешь забыть.

Мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание. Лучше бы Иван не затевал этот разговор. Я бы и дальше притворялась гувернанткой и окончательно выбросила бы из головы клуб «Москва — Шанхай». Я бы запомнила Ивана как прекрасного человека, который сидел рядом со мной на каменном выступе в ту ночь, когда я узнала о судьбе Померанцевых. Но сказанного не вернешь. За пару секунд наши отношения резко изменились.

— Иван, я не выйду за тебя, — твердо произнесла я. — Найди какую-нибудь другую женщину. Незамужнюю!

Я попыталась прошмыгнуть мимо него и побежать к своей палатке, но он преградил мне дорогу, схватил за плечи и прижал к груди. На секунду я замерла, но потом начала вырываться. Он выпустил меня, безвольно опустив руки. Я бросилась к палатке, не разбирая дороги, как испуганное животное. Не знаю, что меня больше напугало: предложение Ивана или мысль о том, что я никогда его не увижу.

Чтобы облегчить процедуру собеседования и выдачи виз, для иностранных представителей оборудовали специальные палатки, Каждому был присвоен номер, и мы начали дожидаться своей очереди на улице под палящим солнцем. Розалине, Ирине и мне понадобилось только заполнить стандартные анкеты и пройти медицинское обследование. Нас не допрашивали, как остальных иммигрантов, о связях с коммунистической партией или о происхождении семьи. Узнав, скольким желающим было отказано в разрешении на въезд в Соединенные Штаты, я закрыла глаза и мысленно поблагодарила Дэна Ричардса.

— Наконец-то, — сказала Ирина, облегченно вздохнув. — Не верю, что все закончится.

Она бережно держала перед собой анкеты, как пачки купюр, Оставшиеся несколько недель пребывания на острове она посвятила певческим упражнениям, я же просто сидела на берегу и смотрела на море, пытаясь понять, захочет ли Дмитрий разыскать меня. Жизнь на Тубабао так не походила на жизнь в Шанхае! Я думала, что забыла о нем, но предложение Ивана разбередило старые раны. Я вслушивалась в ленивый шепот моря, задаваясь вопросом, счастливы ли Дмитрий и Амелия вместе? Если да, то можно было бы окончательно ставить точку и больше не вспоминать о его предательстве.

Через какое-то время у берегов острова появился военно-транспортный корабль «Капитан Грили», чтобы забрать последних иммигрантов в Австралию. Все остальные уплыли раньше на других транспортных кораблях. Те, кто направлялся в Соединенные Штаты, по морю добирались до Манилы, а оттуда их армейским транспортным самолетом или кораблем перевозили в Лос-Анджелес, Сан-Франциско или Нью-Йорк. Те же, кто, как и мы, пока оставались на острове, наблюдали, как наш палаточный городок постепенно уменьшается. Был уже конец октября, и над нами по-прежнему висела угроза тайфунов, поэтому капитан Коннор перенес лагерь на защищенную сторону острова.

Розалина почувствовала себя плохо в тот день, когда «Капитан Грили» покинул остров. Мы с Ириной отвели ее в госпиталь, и мотом бросились к бараку Ивана, чтобы помочь ему собрать вещи. Я не стала говорить Ирине и Розалине о предложении Ивана, чтобы избежать неловкости. К тому же мне было стыдно за то, что я обманула их, сказав, будто работала гувернанткой в Шанхае, хоть я и не была уверена, знают ли они правду. После того ночного разговора мы с Иваном избегали друг друга, но я не могла не попрощаться с ним.

Мы нашли его рядом с бараком. Молодой человек стоял и смотрел на него так, будто собирался пристрелить любимую лошадь. Мне стало жаль его. Он столько сделал для острова! Ивану, наверное, было тяжело уезжать.

— Австралия — это тот же Тубабао, только намного больше! — издалека крикнула я.

Иван повернулся на мой голос, на лице — незнакомое выражение отчужденности. Меня это изумило, но виду я не подала. Нее те, кого я ценила, появлялись и исчезали из моей жизни, так что я уже научилась ни за кого не цепляться. Я сказала себе, что Иван — просто еще один человек, с которым мне придется попрощаться, а значит, следует смириться.

— Поверить не могу, что ты уже все упаковал, — сказала Ирина.

Каменное лицо Ивана расплылось в привычной для нас усмешке. Он приподнял небольшую коробку.

— Все, что мне нужно, я сложил сюда, — объяснил он. — Прибываю и вас сделать то же самое.

— То, что тебе нужно, всегда можно найти на месте, — вставила я, вспомнив игру в «охоту на мусор»[11]. — У тебя не будет никаких проблем в новом доме.

Было солнечно, но порывистый ветер взбивал поверхность океана в белую пену. Бриз поглотил все остальные звуки. Только вдалеке было слышно, как перекрикиваются матросы перед тем, как начать погрузку судна. Когда мы дошли до пристани, там уже яблоку негде было упасть. Люди, сидя на чемоданах, оживленно болтали. И хоть они энергично кивали друг другу, никто на самом деле не слушал собеседника. Внимание каждого в той или иной степени было приковано к кораблю, в отдалении покачивающемуся на воде. Судно, на котором они уплывут в новую страну, в новую жизнь.

— Как нам писать тебе? — спросила Ивана Ирина. — Ты замечательный друг, не хочется терять с тобой связь.

— Я знаю! — сказала я, беря карандаш, который Иван по привычке заложил себе за ухо. На коробке с его вещами я написала адрес Дэна Ричардса. Поднявшись и протянув Ивану карандаш, я заметила в его глазах слезы и быстро отвернулась.

На душе было противно. Иван — хороший человек, а я обидела его. Лучше бы он влюбился в Ирину. Она была чиста сердцем, ее не преследовали призраки из прошлого, как меня.

Погрузка людей и багажа заняла у матросов больше трех часов. Иван дождался последней баржи. Ступив на ее палубу, он обернулся и помахал нам. Я сделала шаг вперед, испытывая желание что-то сказать, но ничего не приходило на ум. Возможно, если бы мне удалось проглотить комок в горле, я бы объяснила Ивану, что он ни в чем не виноват, что все дело во мне, в боли, которая до сих пор мучила меня и из-за которой я не могла связать свою жизнь ни с кем. А в конце я бы поблагодарила его, потому что мы с ним больше никогда не увидимся. Но я лишь глупо улыбнулась ему и помахала в ответ.

— Нам будет его не хватать, — с грустью произнесла Ирина, обнимая меня за талию.

— А я все время думаю об Америке, — отозвалась я. — О том, как изменится наша жизнь. Мне все еще не верится, что мы оказались такими везунчиками.

На ступенях госпиталя нас дожидалась Розалина.

— Что ты тут делаешь? — спросила Ирина. — Смотри, какая жара стоит, тебе нужно находиться внутри.

Лицо Розалины было мертвенно-бледным. Под глазами пролегли тени. Выражение ее глаз заставило нас замереть на месте. У нее за спиной в дверном проеме маячила фигура медсестры.

— Что с тобой? — спросила Ирина дрогнувшим от волнения голосом.

Розалина сглотнула и хриплым голосом сказала:

— Пришли мои рентгеновские снимки. Не понимаю. У меня ничего не было, когда я уезжала из Китая.

Я ухватилась за перила и уставилась себе под ноги, в песок, блестевший на солнце, как алмазная россыпь. Я поняла, что сейчас она сообщит что-то страшное, что-то такое, что изменит все. Глядя на сверкающие крупинки, я представила себе, как сквозь них просачиваются мои надежды.

Ирина растерянно переводила взгляд с бабушки на медсестру.

— Что произошло? — спросила она.

Медсестра вышла из тени на свет, стали отчетливее видны ее веснушки и глаза, похожие на глаза испуганной лошади.

— Тебешник. Туберкулез, — пояснила она. — Очень больна. Может умереть. В Америку уже не пустят.

Две недели мы с Ириной не находили себе места, ожидая окончательного ответа из американского иммиграционного департамента. Несмотря на то что капитан Коннор обычно был очень сдержан и никогда не проявлял своих чувств на работе, я заметила, что Ирину он выслушал особенно внимательно, и была благодарна ему за это. Мы, конечно, знали, что Соединенные Штаты не принимали больных туберкулезом, но Коннор сказал нам, что бывали исключения, хотя и нечасто.