Луна - Солнце мертвых - Юрий Кургузов

Стальной клинок со стремительностью броска кобры просвистел над головой Яна. Я охнул, но в последний момент Ян успел пригнуться и… вдруг резко выставил вперед правую ногу. Удар пришелся гайдуку в живот, и он отлетел к противоположной стене, ловя ртом воздух, но не выпустив, однако, оружия из громадной ручищи. На время путь оказался свободен, и нам этих мгновений хватило, чтобы выскочить в коридор уже самого замка. Вдобавок еще Ян успел вырвать из руки распростертого на полу гайдука саблю.

Но товарищ его отнюдь не собирался оставлять нас в покое. Медленно отвалясь от стены, он зарычал как медведь и, грузно переступая, вновь двинулся на своего обидчика. И тут, к великому моему изумлению, Ян, по всем правилам фехтовального искусства, сделал молниеносный выпад, и левая щека гайдука мгновенно залилась кровью.

Однако это не остановило его, нет, он, кажется, даже и не заметил, что ранен, продолжая грозно, как скала, наступать на Яна. И вот клинки сшиблись, раздался лязг металла, затем воцарилась секундная тишина, в течение которой противники, казалось, в последний раз оценивали силу соперника, — и вдруг они, точно дровосеки, заработали саблями, обрушивая на врага шквал стремительных рубящих и колющих ударов.

Какое-то время они стояли как две горы — ни один не уступал другому ни шагу, но ни один и не рвался безрассудно вперед. Внезапно Ян резко нагнулся, перенося центр тяжести на левую ногу; сабля гайдука с визгом опустилась на то место, где только что находилась голова нашего предводителя, он по инерции подался слишком далеко вперед — и Ян, молниеносно перебросив клинок из правой руки в левую, что было силы вогнал его по самую рукоятку в незащищенный правый бок противника.

Гайдук, захрипев, замер. А Ян быстро выпрямился, с хрустом вырвал саблю из тела врага и тут же отпрянул назад.

От радости я едва не закричал, но увы, радость моя была преждевременной. Еще несколько томительно долгих мгновений гайдук стоял неподвижно, точно силясь осознать, что же все-таки произошло. Потом его огромное тело вздрогнуло словно от удара кнутом, он медленно опустил мутные глаза на залитый кровью бок и…

Сейчас, думал я, сейчас он упадет! Сабля Яна проткнула его насквозь, а потому не может, не может человек, получивший такую рану, остаться в живых… Не может!..

Но он не был уже человеком, а вселившаяся в тело верного слуги злая сила оказалась сильнее стали, сильнее смерти — гайдук вновь бросился на Яна, и сабля в его руке завертелась еще быстрее, чем прежде.

Пораженные и объятые ужасом, мы со священником оторопело взирали на происходящее. Гайдук рубил, колол, защищался и атаковал. Кровь лилась из разверстой пенящейся раны на одежду, каплями и струями стекала на пол, но он будто и не замечал этого, упорно и упрямо продвигаясь вперед и шаг за шагом тесня Яна обратно к открытой двери.

Я просто оцепенел, представив на миг, что будет со святым отцом и мною, если этому чудовищу удастся хотя бы столкнуть нашего защитника с лестницы; а то, что Ян начал уставать, было заметно уже даже и мне, человеку, не больно искушенному во всяких там премудростях фехтования. И хотя в течение последней минуты ему удалось ранить противника еще дважды, — в предплечье и бедро — это никак не повлияло на характер схватки: впечатление было такое, что Ян сражается с огородным чучелом или манекеном, которому, конечно же, не опасны и не страшны никакие сабельные удары.

И тут я поймал взгляд Яна… Нет-нет, то не была мольба о помощи, но что-то во мне вдруг вспыхнуло, заклокотало, забурлило… О дьявол! Два здоровых мужика стоят и разинув рты хладнокровно наблюдают, как безумный человекозверь расправляется с их другом!..

Наверное от жуткого, кошмарного страха, я ни с того ни с сего заорал как сумасшедший, замахал тесаком и налетел на гайдука слева. Увы, мой бурный натиск он отбил играючи, а следующим же неуловимым, но неумолимо точным движением кисти вырвал оружие из моей руки, и тесак, зазвенев, упал на каменный пол шагах в пяти от меня. И вот тогда…

И вот тогда я наконец вспомнил о том, о чем так непростительно часто забывал в последнее время, просто потому, что не имел такой вот повседневной привычки — убивать людей. Однако теперь передо мной был уже н е ч е л о в е к — и я вспомнил… вспомнил о револьвере.

Выхватить его из кармана было делом секунды. Отскочив в сторону, чтобы ненароком не попасть в Яна, да и самому случайно не угодить в смертоносную стальную карусель, я прицелился и — спустил курок.

Выстрел прозвучал как удар бича. Гайдук зашатался, и залитая собственной кровью рука застыла в воздухе. Потом он вдруг резко повернулся ко мне, и на шее его я увидел быстро расползающееся темно-вишневое пятно. А еще… Не знаю, быть может, это мне только показалось, но глаза несчастного в какой-то миг словно снова вдруг ожили и в них отразился такой ужас, такой животный страх — но и одновременно — злоба, лютая, неукротимая злоба и ненависть… И тогда я выстрелил другой раз…

Вторая пуля попала гайдуку в щеку, разорвав кожу и мышцы и обнажив красно-белое крошево точно оскаленных в дьявольской ухмылке зубов. Но он все еще продолжал наступать на меня и остановился только когда Ян быстрым ударом снес эту дико улыбающуюся голову с плеч.

И снова кругом воцарилась мертвая тишина. Мы со священником стояли как каменные истуканы; в моей руке еще дымился теплый от стрельбы револьвер. Ян, бледный как полотно, прислонился к стене, и грудь его бурно вздымалась от недавнего колоссального, почти нечеловеческого напряжения.

И все-таки это была победа. Пусть маленькая и не слишком значительная на фоне творящегося сейчас в замке и за его пределами зла, но победа — мы прорвались туда, куда хотели, и мы были живы. Все трое. Так чего же еще было требовать в тот момент от судьбы?

Потом я подобрал свой Экскалибур, которым так неумело воспользовался, и дозарядил револьвер. Эх, кабы знал, что ждет в этом треклятом Волчьем замке, я бы, наверное, вооружился поосновательнее, уж по крайней мере взял бы в дорогу побольше патронов. Хотя если расходовать их экономно… В общем, в запасе у меня было еще около двадцати выстрелов, не считая особых пуль, изготовленных братом Карла. Чтобы остановить ужасного стража Эрцебет, мне пришлось потратить всего два заряда. Не много, разрази меня гром! Совсем не много.

И вот, все в том же боевом порядке — Ян впереди, священник в арьергарде и я в обозе, — мы поднялись по лестнице на второй этаж и, стараясь при этом не слишком шуметь, поспешили мрачными, темными коридорами и переходами к спальне графа. Однако проходя по галерее, увешанной старинными фамильными портретами, Ян внезапно остановился так резко, что я с разгону едва не ткнулся носом в его спину, а священник, соответственно, — в мою.