Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плано Карпини если что и растерял за время поездки, так это свой вес, в остальном был столь же деятелен, легок на подъем и настойчив. Чуть придя в себя, он вспомнил о папской булле и предложении. Кирилла рядом не было, и Даниил легко попал под влияние напористого монаха.
Францисканец говорил и говорил, и выходило, что объединение уерквей – мечта буквально всех русских князей. Если послушать Карпини, так Великий князь Ярослав едва не на коленях его умолял поскорей сие осуществить, принять Русскую церковь в лоно Римской. У Даниила возникли два вопроса: а имел ли право князь вести переговоры о церкви, разве это не митрополита дело?
На мгновение францисканец смутился, но тут же объявил, что на Руси митрополита пока нет, а князь, видно, хорошо знал настроение епископов.
– Митрополит есть, пройдет поставление в Никее, вернется, тогда и решать будем. А вот про епископов я бы не был так уверен, ростовский Кирилл не последний среди них, а от него я совсем другие речи слышал.
– Где это?! – насторожился монах.
– В Сарае, он как раз там был. Сказывал, что северо-восточные княжества и не мыслят с Римской церковью объединяться.
Карпини даже зубами заскрипел, но тут же замотал головой:
– Ты, Даниил Романович, не ростовского Кирилла лучше бы слушал, а своего галицкого Иоанна.
– Ну, что Иоанн скажет, я и без его слов загодя знаю! Тот мне противник во всем, готов хоть с татарами объединяться, лишь бы супротив меня идти.
Монах поспешил перевести разговор на другое:
– Но ведь не зря Ярослав Всеволодович так торопился признать папу единым пастырем духовным над всей Русью…
И вдруг Даниила словно что-то толкнуло, внимательно пригляделся к Карпини:
– Он папе о том писал?
Тот заюлил:
– Писал, что объединения желает.
– О том, что под руку папы встать хочет, писал?
– Нет, только говорил.
– Кому?
– Мне…
– Где?
– В Каракоруме…
– А еще кому?
– Никому.
– Так прямо и твердил, что как вернется, так встанет под руку папы Иннокентия?
– Ну-у…
– А Туракина об этом знала?
Теперь «гляделки» были между Даниилом и монахом. Но Карпини играть не стал, тут же отвел свои глаза, заюлил, пожал плечами, мол, откуда я знаю, что знала и чего не знала ханша…
И галицкий князь все понял, усмехнулся:
– Я сам не решаю за церковь, вернется Кирилл, соберем епископов, и как скажут, так и будет.
– Уже собирали, когда я в предыдущий раз приезжал! – оживился Карпини.
Князю надоело хождение по кругу, помотал головой:
– Кирилл пока не митрополит, не имеет права за всю Русь говорить. Вот вернется, тогда будем обсуждать.
И тут Карпини решился на последнюю приманку:
– Папа Иннокентий готов короновать галицкого князя королем.
– И дать помощь против татар?
Монах заерзал, он был уже сильно зол на несговорчивого Галицкого князя!
– У папы нет своих войск, он может только призвать королей земель, что в его власти.
Глаза Даниила стали насмешливыми:
– Тогда к чему мне эта корона?
– Ты встанешь в один ряд с королями Европы!
– И что мне это даст? Бела король, но это не помешало Батыю загнать его на остров, и что мешает мне воевать земли любого из королей?
И снова ерзал монах, мысленно проклиная этих несговорчивых русских князей, всех вместе взятых!
– Папа Иннокентий может запретить рыцарским орденам воевать мои земли?
Карпини такой подсказке обрадовался:
– Может запретить под страхом отлучения приобретать земли в твоих владениях!
– Фридриха это отлучение ничуть не испугало.
– Но Фридрих король, а не простой рыцарь!
Разговор был долгим и заводил в никуда. Когда Даниилу окончательно надоели скользкие речи монаха, он хлопнул рукой по столу:
– Можешь передать папе Иннокентию мои условия: про объединение не мне решать, это церковь сама будет, а королем согласен стать, только если даст помощь против татар. Реальную помощь, святой отец, а не обещание поддержать духовно. Мне всадники и мечи нужны, а не молитвы в церквях!
С тем и разъехались, но постепенно, размышляя, Карпини приходил к выводу, что князь приманку проглотил. Одно дело себе цену набивать, разговаривая с монахом, и совсем другое получить действительную буллу с предложением короны. Эти русские князья тоже любят друг перед дружкой похваляться, да еще как!
А Даниил сделал для себя еще один вывод, не касающийся короны: монах причастен к гибели в Каракоруме князя Ярослава Всеволодовича, если не сам шепнул Туракине о переговорах с папой, то нашел того, кто шепнул. Такого ханша простить не могла! Сама хитрая и коварная, она не терпела проявления коварства по отношению к себе.
СЫН ЗА ОТЦА…
Но не все князья на Руси покорными оказались…
Если князь Даниил Романович и Михаил Всеволодович сами приехали к Батыю покорность изъявлять, то Александр Ярославич не торопился. Вообще-то у него был повод, он князь, сидящий за отцом, Новгород Батый не брал, а потому считать его подчиненным себе не мог… Но все прекрасно понимали, что Батый с этим не посчитается. И все же Александр не спешил, к чему раньше времени голову в ярмо совать? Тем паче отец его Ярослав Всеволодович в сам Каракорум отправился!
Но поздней осенью 1246 года из Монголии принесли страшную весть: «нужною» смертью Ярослав Всеволодович скончался! Вроде как после пира у Туракины, будучи ею отравленным.
Александр, выслушав это известие, словно окаменел. Отец, уезжая в Каракорум, ничего хорошего не ждал, так и вышло. Отравлен ханшей Туракиной…
Следом прибыл еще один гонец из Каракорума. Приказ Туракины был жестким: прибыть в Каракорум, чтобы получить владения отца! Гонец очень торопился, но от Монголии до Новгорода не близко, пока добрался, стояла уже зима. Ехать туда, где отравлен отец, чтобы последовать за ним? У Александра взыграло ретивое! Почему он должен ехать? Новгород под Батыем не бывал, и его земли татары не топтали, а после отца Великим князем по лествичному праву должен стать не он, а дядя Святослав! Даже если в Каракоруме удастся уцелеть, свои же не признают такого главенства. Противопоставлять себя всей Руси? Ради чего, чтобы ублажить татар?!
И князь не поехал! Открыто не подчиниться приказу из Каракорума не рисковал даже Батый, а тут просто русский князь, даже не Великий?! Александр объявил, что, пока не похоронит убитого отца, никуда вообще не двинется!
Тело привезли во Владимир в апреле. Прекрасно понимая грозившую опасность, князь приехал из Новгорода не просто со своими придворными, а с большой дружиной, словно показывая всем, что у него есть чем защищаться в случае нападения! Он не делал ни единого выпада против Батыя, ничем его вроде не провоцировал, он просто не подчинялся! Вообще-то это было рискованно, потому что большинство князей, включая сильного Даниила Галицкого, в Сарае уже побывали, и подчеркнутое нежелание выполнять приказы становилось опасным. Брат погибшего Ярослава Святослав Всеволодович, ставший новым Великим князем, качал головой:
– С огнем играешь, Александр…
– Как смогу Туракине этой в глаза смотреть?!
Но когда тело отца привезли во Владимир, сопровождавший погибшего Ярослава дружинник Зосима, улучив минутку, шепнул молодому князю:
– Не все так, как говорят. Не сама Туракина его убила, и боярина Федора Яруновича винить станут, не верь. Может, и он ханше что дурное про князя сказал, да только самого боярина на это подбил монах один… Вот кого бояться надо.
– Что за монах?
– Из тех, что и вокруг тебя ходят, к папе склониться уговаривают.
Договорить не удалось, поймав недобрый взгляд какого-то рослого татарина, сопровождавшего тело отца, Александр сделал знак Зосиме, что после поговорит. Но и после тоже не удалось, исчез Зосима, словно и не было его. Сколько ни дознавались, ничего не вызнали. Князю стало не по себе.
Он сидел в отцовских покоях в темноте, чтобы никому не были видны злые мужские слезы. Отец погиб, вокруг темно, откуда и от кого ждать следующего удара – неясно. Но что-то подсказывало Александру, что не от Батыя исходит опасность. Тогда откуда, из Каракорума или?.. Он вспомнил слова Зосимы о монахе. Какое отношение имел монах к отцу?
Из Сарая пришел очередной вызов от Батыя, кажется, хан начал терять терпение. Андрей объявил, что если брат не может, то поедет он!
– Отцовской судьбы боишься? Я поеду!
Сначала Александр согласился, но, когда Андрей уже отправился к Батыю в Сарай, вдруг тоже засобирался. Епископ Спиридон принялся отговаривать:
– Достаточно, князь, и одного твоего брата, к чему обоим рисковать?
– Негоже получается! Словно я за его спиной прячусь. Если с меня спрос, то и отвечать мне. – Александр вздохнул. – А к Батыю все одно ехать придется… Лучше уж сейчас, пока не обозлился окончательно.
Жарко… так жарко, что не хотелось не только ехать куда-то, но и вообще двигаться. Александр вспоминал счастливые детские дни, когда в такую погоду можно было вместе с братом Федором удрать к Волхову и долго плескаться в мутноватой воде, пока не разыщет и примется корить боярин Федор Данилович, смотревший за княжичами. Но братья знали, что ругает боярин беззлобно и только потому, что сам не может вот так же плюхнуться в воду, рассыпая тысячи брызг.