Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева

– Да ну?!

– Да. Мол, не забыл ли я, не передумал ли? – Даниил рассмеялся: – Видишь, как зауважали, когда поняли, что меня Батый на воротах вешать не собирается? Выходит, дружба с татарским ханом пользу принесла. Бела так Батыя боится, что готов со мной породниться, только узнав, что хан от меня подарки принял. Надо женить Льва-то, пока не передумали.

– Поедешь? – чуть усомнился Василько. – А ну как Батый проведает? В следующий раз живьем из Сарая не выпустит.

– Следующего раза не будет! Больше я туда не ездок! Он меня видел, я его, чего же по гостям разъезжать? И к Беле тоже не поеду. Иначе мыслю. – Князь повернулся к митрополиту: – Думаю, владыка, тебе в Никею ехать на митрополию поставляться надо через угров. Может, замолвишь слово обо Льве у Белы?

Митрополит кивнул:

– Отчего же не замолвить? Только каким обрядом венчать сына будешь?

– Жена в мужнину веру испокон веку переходила… Потому тебя и прошу.

Через некоторое время митрополит Кирилл действительно отправился в далекий и опасный путь. Прежний митрополит – грек – из Киева бежал, как только татары подле города показались, и где он, никто не ведал. Михаил Черниговский поспешил своего Петра поставить, да не вышло. А когда князь в уграх был, епископ Угровский Иоасаф самочинно на митрополичью кафедру встал. Вернувшись, Даниил не только погнал его прочь с митрополии, но и епископства не оставил. Кирилла, бывшего игуменом, по настоянию Даниила Романовича выбрали на этот пост через год. Но чтобы зваться митрополитом Всея Руси, нужно было утвердиться у патриарха в Никее, только пост патриарший пустовал целых четыре года. Теперь был избран Мануил II, можно и ехать.

Кирилл действительно поехал и был рукоположен митрополитом, греков, согласных ехать в такую опасную страну, как Русь под татарами, не нашлось. Он был достойным пастырем целых сорок лет, пережив и самого Даниила.

И Констанцию для Льва сосватал, теперь Бела, сам побывавший в положении русских князей, оказался куда сговорчивей…

Вернулся к Даниилу Кирилл только в 1249 году и был потрясен произошедшими изменениями! За это время многое произошло…

«ЗЛАЯ ЧЕСТЬ ТАТАРСКАЯ»

Князья потянулись в Орду, получать согласие Батыя на свои собственные земли…

Татарам такое положение дел очень нравилось: привозились богатые дары, слышались обещания дать еще. Сколь же щедра эта земля, если ее сожгли, разграбили, а князья снова возят и возят?!

А Плано Карпини отправился по следам русского князя Ярослава Всеволодовича в Каракорум. То, что там Ярослав, немного успокаивало, все же князь держал контакты с папой римским, пусть и не слишком тесные, но все же.

Стоило отправить в Каракорум того толстяка из Рима, как в Сарае появился опальный князь Михаил Всеволодович Черниговский. Вот уж кому не позавидуешь. Князь умудрился перессориться со всеми, он то и дело воевал с Даниилом из-за чего-нибудь, бросая собственный Чернигов, мчался в Киев. Но бежал и из Киева тоже, пытался сватать сыну Ростиславу старшую дочь Белы Анну, а когда Ростислав в конце концов женился без помощи отца, поссорился и с сыном, оставшись вовсе без места и без поддержки. Кто надоумил Михаила ехать в смертельно опасную для него Орду? Князь словно сам искал смерти, потому как другого не видел.

Михаил Всеволодович, похоже, разуверился в помощи Запада и принялся искать союза на Востоке. Он понял, что никакого крестового похода против татар не будет, никакие рыцарские отряды освобождать Киев от Батыевых войск не придут, а без Киева и Чернигова никому он – ни Беле, ни Иннокентию – не нужен!

Вместе с ним прибыл и верный боярин Федор, а вот спасительного Хитрована не было. Почему не приехал ловкий и умелый рус, знавший все ходы-выходы и умевший договориться с кем угодно? То ли в живых его уже не было, то сам князь не пожелал.

Михаила Всеволодовича встретили в Сарае совсем иначе, не помогли ни дары (да и были они не столь богатыми, где взять-то?), ни начальное смирение. Неужели не знал Михаил, что виновных в убийстве послов по законам Степи ждет смерть? Или надеялся, что с него не взыщут, потому как не он убивал? А может, просто выхода не было? Опального князя никто не пожелал приютить у себя, киевляне в том числе.

Никто не знает, о чем говорили хан Батый с Михаилом Всеволодовичем, но только, выйдя из ханского шатра, князь отказался проходить меж огней и кланяться, как положено. Его убили, причем именно так, как это сделали с послами в Киеве, – забили ногами до смерти. И боярина Федора тоже убили. А потом обоим отрубили головы и тела выбросили.

Только поздно ночью удалось эти тела разыскать и похоронить.

О трагической судьбе Михаила Всеволодовича и его боярина Федора написано очень много, но все только об отказе проходить меж огней и кланяться кусту. Но чтобы попасть в шатер к хану, невозможно не сделать того и другого, костры попросту горели по обеим сторонам дорожки, ведущей к шатру, а поперек нее на двух копьях растянута веревка вроде ворот, не захочешь, да пройдешь! Разве что отказался колени преклонить перед идолом Чингисхана, хотя не очень ясно, как это выглядело, об остальных князьях упоминания о такой экзекуции не встречается.

Скорее поняв в беседе с Батыем, что именно его ждет (за убийство послов ведь у монголов ответственность была общей, то есть отвечал весь город, и князь в том числе), Михаил Всеволодович решил больше не унижаться. К чему, если погибель неминуема?

Но это оказалась не последняя смерть в страшном сентябре. Через десять дней после Михаила Всеволодовича погиб отец князя Александра Невского Ярослав Всеволодович, отравленный в Каракоруме якобы ханшей Туракиной. Князь, которого в Каракоруме принимали, в общем-то, неплохо, хотя всем было не до него, обратно не вернулся. О том, как его погубили, рассказал все тот же… Плано Карпини. Скользкий, как угорь, монах сумел втереться в доверие к Туракине – регентше, правившей Империей после смерти Угедея до избрания Гуюка. Монах видел, как ханша собственноручно подала еду и питье русскому князю, после чего он слег и через семь дней умер.

То, что Ярослав Всеволодович был отравлен, сомнений не вызывает, его тело посинело и распухло. А вот все остальное вызывает очень большие сомнения. Кому была выгодна эта смерть? Уж Туракине совершенно нет. Провинился чем-то Ярослав Всеволодович? Но таких просто убивали, а не травили тайно, монголы чувствовали себя достаточно уверенно у себя в столице, чтобы наказывать открыто.

Что же произошло там, в Каракоруме, и почему свидетелем тайного убийства оказался только францисканский монах? Не приложил ли к этому руку добродушный толстяк Плано Карпини? Дело в том, что Ярославу Всеволодовичу давно предлагалась дружба с латинской церковью, похоже, что он к таковой склонялся, но крестовые походы на Русь, которые пришлось отбивать и самому князю, и его сыну Александру, заставили Ярослава изменить решение. Кажется, в Каракоруме Ярослав противостоял не ханше Туракине, а скромному францисканскому монаху.

Скажи русский князь хоть слово Туракине или новому Великому князю о попытках Карпини склонить его на союз с папой, монах и до своей кибитки не дошел бы. Похоже, Карпини просто опередил, возможно, руками русского боярина Федора Яруновича, как упоминают летописи. Подбросить ненавидевшему все западное боярину сведения о том, что князь Ярослав после возвращения поставит Русь под руку латинской церкви в противовес собственному сыну Александру Ярославичу, уже не раз бившему рыцарей, не слишком сложно. Убить князя сам боярин, может, и не мог, а вот рассказать обо всем той же служанке Туракины – запросто.

Но как бы то ни было, из Монголии Ярослав Всеволодович не вернулся, вернее, вернулся, но в гробу. Туракина ненадолго пережила русского князя, похоронили ханшу раньше, потому что она была так же цинично отравлена собственным сыном. Ее знаменитую служанку Фатиму, по советам которой и правила Туракина, долго мучили, потом зашили все отверстия в теле (чтобы не вышла наружу душа) и утопили в реке. Собакам собачья смерть, но князя Ярослава это не вернуло.

А к власти в Каракоруме пришел хан Гуюк, ненавидевший Батыя и только ждавший своего срока, чтобы с ним расправиться. Поссорились они еще у угров, никто не знал, с чего ссора началась, но Гуюк поносил Батыя разными словами, грозил бить поленом по толстому животу и груди. Хорош или плох Бату-хан, но он в Западном походе был главным, а потому его слово непререкаемо, все остальные под ним ходили, словно твари бессловесные. Вся татарва.

Плано Карпини присутствовал при провозглашении Гуюка Великим ханом и рассказал об этом Даниилу Романовичу, остановившись на обратном пути в Холме.

Когда князю сообщили, что на подъезде к городу встречен францисканский монах, побывавший в Сарае и даже Каракоруме, Даниил не поверил своим ушам. Карпини все считали погибшим, столь долго он отсутствовал. Но это был он! Василько Романович едва узнал монаха: похудевший вполовину, с обвисшим, обветренным лицом, весь согнутый и мучимый болями в суставах из-за многодневного пребывания на холоде, Карпини все же оставался шустрым и общительным.