Создатели - Эдуард Катлас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы… заглядывайте, — прохрипела наконец она, — у нас неплохо получается.
Дима кивнул. Виктор, слегка улыбнувшись, тоже.
— У… увидимся тогда, — еще сказала она…
И проснулась.
Проснулась со всхлипом, с давящей болью в груди.
Ей что-то снилось, что-то страшное, ужасное. Снилось только что, и Лена знала: в этом сне она умерла, возможно, от удушья или от сердечного приступа. Или от удара ножом.
Снилось только-только, но она не могла вспомнить. Лишь ловила обрывки сна, несвязные куски, молнии, падающие с цветного неба, и странные миры, которых не могло быть даже в ее снах.
Кошмар, по всей видимости, длился долго, потому что футболку, в которой она всегда спала вместо пижамы, можно было выжимать. Пока переоделась, пока выпила воды, чтобы хоть как-то избавиться от сухости во рту, такой, словно она только что пробежала километров десять, сон развеялся окончательно.
Лена помнила только одно. Может быть, у нее что-то было не в порядке с психикой, но это был кошмар, в который она хотела вернуться.
Глава 7
Лекс
В этом мире царила ночь, отодвигая на второй план даже его создателя. Ночь, достойная своего царства.
Именно такая ночь — полная звезд, красок, которыми они делились с этой планетой.
Ночь без единого облака, затмевающего небо. Хотя если не задирать голову совсем уж вверх, а просто смотреть над горизонтом, то временами звезды начинают «плыть», струиться, менять краски и очертания, но не из-за облаков. Из-за жара костров, почти бездымных, жара, который поднимался в воздух вертикально, потому что ветер в этом мире холмов тоже был редким гостем. Не ночью.
Костры горели всюду, насколько хватало глаз. Речь шла не о сотнях снов-воинов, снов-магов, снов-бойцов. Счет шел на тысячи, если не на десятки тысяч. Всего лишь время и легкие изменения первичных грез-приманок, и он сумел создать настоящую армию!
Большую, рвущуюся в бой и, на его взгляд, вполне боеспособную.
А теперь, можно было добавить: «И проверенную в сражении, пусть и единственном».
Лекс знал, что многие из тех, кто погиб у дальних холмов или в пирамидальном мире Мусорщика, снова здесь. Полученные «предыдущим сном» ощущения только подогревали интерес людей. Усиливали их подсознательное желание вернуться туда, где происходит нечто действительно важное и захватывающее.
Может, кого-то смерть внутри сна и отпугнула. Но, оказалось, немногих.
Может, он просто изначально искал бойцов, создавал под них грезы. Искал тех, кого не остановит даже собственная смерть.
И теперь большая и боеспособная армия рвалась в бой, которого он не мог ей дать.
Он не хотел нападать на соседей, пусть они и могли сейчас стать легкой добычей.
И Лекс понятия не имел, как добраться до Душителя Снов, ради которого затеял это все.
Он опустил голову, оторвав взгляд от струящегося столба жаркого воздуха, меняющего очертания созвездий, и посмотрел в низину между холмов.
Где-то там сейчас сидел его первый сон. Та жертва, которую он случайно вынул из пасти льва.
Насколько он понимал, единственный путь к Душителю вел через еще одну жертву. Еще один сон, который где-то сейчас окутывался паутиной лжи и страха, подготавливался, медленно и незаметно, к смерти своего хозяина.
Единственный путь к Душителю состоял в том, что он, Лекс, должен этот сон найти и перехватить.
Или же создать свой собственный сон.
Устроить Душителю ловушку.
* * *Девушка с распущенными русыми волосами шла берегом озера.
Вода в озере, до того синяя, сейчас приобрела неестественный серый оттенок, такой же, как и пустошь, окружающая водоем.
Здесь не было пустоши. Еще в прошлом сне здесь был красивый лес, и вода была голубой, и солнце светило.
Ничего не осталось. Только пустошь, уходящая в такую же серую, как и все вокруг, мглу. Пепел, падающий с неба, медленно покрывающий землю, падающий на воду, но не тонущий, плавающий, остающийся на поверхности воды, чтобы придать озеру необходимый оттенок.
Где-то впереди должен был быть выход. Деревня у берега, что еще вчера даже ночью весело сверкала огоньками маленьких окон, а днем вообще привлекала к себе внимание и лаем собак, и криками петуха.
Сейчас живность в деревне молчала. И не было огоньков, хотя в сгущающейся тьме вокруг они бы очень пригодились. Ей — как маяк, как понимание того, что она не осталась одна в этом мире, под пеплом, беспомощная, неспособная даже найти дорогу.
Вода, покрытая серым пеплом, на глазах превращалась в угрозу. Что-то скрывалось там, под пеленой, тихо подбиралось к берегу, ждало, готовилось напасть.
Но берег оставался единственным ориентиром, последней возможностью не заблудиться. Она должна была идти вдоль него, чтобы дойти до деревни, чтобы суметь вернуться.
Чудовища, прячущиеся на глубине, пугали значительно меньше, чем возможность просто заблудиться в пустоши, где не было направлений, расстояний, отметок на пути. Где скоро из-за этого пепла исчезнет даже понятие пространства. Останется лишь серость.
А потом эта серость приравняет ее существование к смерти, завладеет ею, завалит пеплом, задушит темнотой, отравит безмолвием.
Берег — единственная надежда, отличие серого от серого, которое позволяло ей сохранять рассудок.
Но грань воды и тверди медленно стиралась. Девушке приходилось стряхивать пепел с волос и протирать глаза, чтобы убедиться, что она по-прежнему видит воду. Что то, рядом с чем она бредет, — озеро, а не просто серая иллюзия, выдуманная линия, которая лишь чудится ей.
А на самом деле она давно идет по серой пустоши, заблудившись, загоняя себя все глубже и глубже в приготовленную ловушку.
Ловушка. Это слово что-то напомнило. Как ни странно, что-то светлое, и придало ей сил. Она должна идти вдоль берега, и, может быть, вблизи она все же увидит огни деревни, услышит лай. Главное — не отходить от озера.
В сером мире не становилось темнее, хотя источник любого света окончательно исчез. Кто бы ни гнал ее в этот кошмар, он явно не хотел, чтобы она осталась в темноте. Он хотел, чтобы ее глаза искали в серой пелене хоть какой-то выход. Искали и не находили.
Девушке показалось, что она не идет, а уже просто стоит, настолько одинаковым все было вокруг, настолько серым. Она сделала над собой усилие и продолжила идти, контролировать каждый шаг, каждое движение, стараться делать так, чтобы они хоть что-то значили, какое-то физическое действие, изменение, пусть и не в окружающем мире, то хотя бы в ней самой.
Потом она снова посмотрела на берег и поняла, что больше не видит ни берега, ни воды. Ничего, лишь пепел кругом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});