Я хочу твоего мужа - Маргарита Дюжева

месте. В моем отделении нет места сотрудницам, которым некогда лишний раз проверить документы, но полно времени, чтобы лезть к женатым мужикам.

— Спасибо…

— Это не ради тебя, и уж тем более не ради того, чтобы прикрыть твои косяки. Это ради Киры. Я не хочу видеть разочарование в ее глазах и краснеть, если вдруг пересечемся на улице. Она замечательная.

— Да, мне повезло.

— Зато ей не повезло. Вместо нормального мужа достался долбоящер, который не в состоянии беречь и уважать.

— Я берегу…

Он отмахивается и продолжает:

— Хорошо, что у вас детей нет. Разведут быстрее.

— Никакого развода не будет.

Он ухмыляется как-то не добро и даже с сочувствием:

— Ты очень плохо знаешь свою жену, Березин, — кивает на дверь, выпроваживая, — хорошего дня желать не буду. Не заслужил.

Я ухожу от него из кабинета, как оплеванный. В груди ломит еще сильнее, и Прокина, которая снова пялится на меня, теперь вызывает еще большее раздражение.

— Марина, зайдите ко мне! — раздается строгий голос Михалыча.

Она вздрагивает, испуганно смотрит на меня и, нервно поправив воротничок блузки, идет в кабинет к своему пока еще начальнику.

* * *

С самого утра у меня сердце не на месте.

Едва хватает сил дождаться обеденного перерыва, и я вылетаю из кабинета, как пробка от бутылки. Несусь по коридору, игнорируя все попытки со мной заговорить. Подчиненные, начальство — все на хрен. Мне не интересно, в данный момент я думаю только об одном, как скорее добраться до Киры и развеять ту тревогу, которая мешает нормально дышать.

Но когда подъезжаю к кафе, понимаю, что проблемы с дыханием только начинаются.

Ее привозит какой-то хрен на светлой машине. Она замечает меня, но не спешит выходить и вообще не выглядит испуганной или виноватой. Прощается с ним, улыбается. Козел улыбается в ответ, а проезжая мимо, окидывает меня ленивым взглядом, мол, а это что за кусок говна тут нарисовался.

Я злюсь, моментально завожусь до самых небес, но вся моя злость и претензии с треском разбиваются о реакцию Киры.

Ей не жаль, не стыдно, и вообще, кажется, она считает, что ничего странного не произошло, что имеет право вот так кататься с чужими мужиками, пока муж на работе.

Острым ударом прямо в грудь приходит осознание, что она делает то же, что и я.

Но я же мужчина! Нам сама природа вложила инстинкт охотника и стремление получить новое, а она женщина, хранительница очага. Величина постоянная и неизменная.

Ей так нельзя!

Только, кажется, Кира не согласна с таким утверждением. И когда я пытаюсь что-то вякать, смотрит на меня, как на придурка.

Я еще пытаюсь убедить себя, что все наладится, но становится жутко. Потому что понимаю — она запросто может уйти к другому, и у меня нет никаких рычагов воздействия.

Она сильная, красивая, самодостаточная. Не зависит от меня ни в чем. И мужики всегда шеи себе сворачивали, провожая ее жадными взглядами, но она выбрала меня, и я думал, что это навсегда!

А теперь могу ее потерять! Уже теряю.

И все, что мне остается, это умолять ее не делать глупостей.

Ну какие другие мужчины? Мы же любим друг друга! Разве этого недостаточно? Разве можно променять нашу семью на кого-то другого? Кира не может даже мысли такой допускать! Права не имеет! Я запрещаю!

А равнодушная совесть тихо нашептывает:

— Ты же смог, променял…

На следующий день Прокиной все-таки удается прорваться сквозь заслон Зинаиды Степановны и ворваться в мой кабинет.

— Как ты мог? — верезжит, — за что?

— Ты же по-хорошему не захотела, хотя я четко сказал, что между нами все закончено.

— Значит, решил наказать, — склоняется ко мне, упираясь ладонями на стол, — А в чем я, собственно говоря, виновата, Леш? В том, что тебе наскучила твоя идиотская женушка? Я тебя силой ни к чему не принуждала. Ты сам.

Я ненавижу ее в этот момент. Наверное, потому что права. Я действительно все делал сам. И врал, и шел на поводу у Марины, и ехал к ней домой.

— Я не отрицаю, что дал слабину…

— То есть я потеряла хорошую работу из-за твоей слабости?

— Ты потеряла работу, потому что хреново работала. Михалыч был недоволен.

Она тут же вспыхнула и пошла красными пятнами. Что-то он ей, видать, наговорил по поводу профессионализма, потому что ее аж затрясло.

— Ммм, значит, ты весь такой белый и пушистый? Коварная Марина заманила в свои сети нежного теленочка?

От ее тона коробит:

— Нет!

— Так брал бы тогда вину на себя. Это ты женат, ты налево пошел. Я-то девушка свободная, что хочу, то и делаю, с кем хочу, с тем и встречаюсь. Взял бы да уволился сам, раз так невыносимо находиться рядом со мной, и совесть покоя не дает.

— Ага, еще чего, — хмыкаю, — я не настолько джентльмен, дорогая, чтобы отказываться от того, чего достиг упорной работой, ради временного досадного эпизода.

— Досадный эпизод? — шипит она, — значит, вот кто я для тебя?

— Да, — соглашаюсь, глядя ей в глаза, — только и всего.

Глазищи зло сверкают:

— Ты пожалеешь об этих словах.

— Непременно.

Ее тон мне не нравится.

— Свободна. Можешь идти.

— Мы еще не закончили! Раз по твоей вине этот старый козел вынудил меня написать заявление, то ты должен помочь мне с новой работой. Слышишь, Березин! Напиши мне характеристики, свяжись со своими друзьями, но помоги.

— Иди к Михалычу и у него проси рекомендации, — цежу сквозь зубы, — а меня оставь в покое.

Она выпрямляется, поправляет манжеты на блузке, окатывает меня холодным взглядом:

— Я все поняла.

— Вот и славно. Надеюсь, больше не станешь беспокоить меня своими глупостями.

— Не думала, что ты такой, — последнее слово чуть ли не с пренебрежением, — думала ты особенный. Тот самый человек, которого я ждала всю жизнь, а оказался обычным трусливым женатиком, который слился сразу, как только запахло жареным.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Ее слова прожигают. Потому что правды в них гораздо больше, чем мне хотелось бы.

— Проваливай. И чтобы я тебя больше не видел.

— Не переживай, уйду, — напоследок одаривает взглядом, от которого волосы на затылке встают дыбом. В нем обещание проблем.

Она уходит, а меня потряхивает, от чужой наглости.

Это надо же,