Серп демонов и молот ведьм - Владимир Шибаев

И литератор бросил орущую отощавшим весенним котом трубку, запахнул на впалой майке полу давно не стиранного пестрого халата, такого, как на портрете Гарина-Михайловского при смерти, и бросился в драное кресло, почти схожее с барским сиденьем под крепким Стасовым в парном портрете обнимающегося Огарева. Теплое олово пальцев литератора чуть от шуршания сюжетов размягчилось, и пластилиновой рукой Н. подхватил пустую, никогда не раскуриваемую из-за дороговизны табака трубку старинных кровей. Кислая скупая слеза, как неверная, но вернувшаяся к завтраку подруга, на секунду посетила его левую, а потом и правую дергающуюся слегка небритую щеку.

А тот самый городской мачо господин Моргатый, прижимая изнутри к модной косоворотке вышедшие из-под сломанного карандаша чужие дешевые бредни, осторожной пружинной походкой ждущего удачу койота потрясся на чуть коротковатых для такого тела ногах на доклад к серьезному человеку, кадровику и единственной веревочной лестнице в бездонные верха. В кабинете он, терзая острыми кожаными мокасинами от «Безруччи» угол позорного тертого ковра, мягко доложил тупому старперу последние поступившие диспозиции.

Не подозревал, однако, чуть стравивший при начальнике гордость мачо, что время случайно выкрутило своими шулерскими пальцами из колоды событий и притащило под дверь этого отстойника резюме и отбойника карьер еще одну недобритую карту в образе человека из проходной вохра Горбыша. Бывший человек у турникета не всегда нынче тусовался в низах, стали поручаться ему и всякие делишки и поважнее, где надобна была заместо тяжелого ума смекалка, а супротив напора мертвый афронт, и теперь он был опять позван и ринулся, буксуя на чистых влажных лестницах, вверх.

Секретарша кадровика отвалила по неизвестной нужде, и Горбыш тут же приземлился у двери снаружи в позе бабы, а потом и с удовольствием сунул ухо в дующую снизу щель. Он был в форменке с сияющими пуговицами, но в личной кепке, которую для тепла подстелил под щеку. День сегодняшний для Горбыша во всем сиял и улыбался, хоть и побрякивала тяжелой мелочью голова.

Вот вчерашний, неудачный, хотелось вохру поскорей бы позабыть-позабросить. День на день, как горшок на плетень. Со вчерашнего утра не задалось, сломалась мотоциклетка с коляской, и Горбыш в сердцах назвал ее «инвалидной сестрой» и пнул ботинком, представляя нелюбимую родственницу, в бок. Тут же ботинок проткнул гниль, и нога застряла. И весь день так. В транвае худая баба без тела в лживой лисе стала водителю стучать кольцами и, отвлекая от обзора, орать – в салоне, мол, холод и смрад. Ей Горбыш и сказал: чего тебе, мол, тут транвай или перину подавай, да еще с молодым танцующим негром на простыне. Худая стала еще пуще на Горбыша орать своими культурными белыми губами, но вохр сдержался и пошел только проводить, когда крикливая взялась слазить, чтобы ссадить ее, как надо. Но испугался прилюдно, и тетка слезла, тоже, правда, сильно упав. Стоя над орущей, Горбыш уж точно захотел толкануть ее ногой в позвонок, но устыдился очень: себя устыдился, такого несмелого, что огляделся и крепко не ссадил вовремя, еще на транвае. Не день, а плевок в фортку.

Теперь же, под дверью, Горбыш радостно проводил начавшиеся двое суток через трое. Мотоциклетка завелась и сейчас гордо ждала хозяина на задах газеты. Дыру в коляске вохр удачно заклеил старым, найденным в коптерке возле турникета вымпелом социализма «За успехи на поприще…», и коляска радостно засветилась красным с золотым Ильичем посередке. И слыхать тут было хорошо, хоть ветер из щели тянул насквозь через уши.

Господин хороший Моргатый сначала быстренько обрисовал командиру все дела: мол, наблюдаемость в газете не ослабевает. Лизавета Петровна содержится в порядке, хоть иногда и блажит.

– Так она всегда блажит, для этого и сделана, – хохотнул кадровик. – Но это уж пусть в Администрации разбирают полеты, – посерьезнел, – сами знают ихнее хозяйство.

– Сопроводил тут ее в эту злачную житницу, на «Воньзавод», – заявил Моргатый развязно. – Ну ведет себя наблюдаемо, сверх своей меры не дурит. Порочащего в объеме пока не имею. Человек предсказуемо ласковый, – нагло соврал Моргатый.

– Ладно, – тюхнул кадровик. – Осуществляйте в разрезе и дальше. Да, еще. Пойдете тут послезавтра от лица и корпуса газеты на заседание ученых по проблемам. В земельный научный институт академиев. Вот приглашение-пропуск. Осмотритесь, в дискуссии не лезть, в драки на почве нанонеприязней. Значит, ясно?

– Вот, принес тут, как разрешили, – тонким голосом выполнившего чистописание с одной кляксой отличника заикнулся Моргатый.

– Чего это еще?! – неохотно напрягся начальник.

– Вот… мечтаю. Многосериечку, как докладывался. На родном ТОТАЛЬ ТВ. Сценарий пальчики обсосешь. «Остаться в Ж. Часть 3». Дорабатываю последние… линии. Очень густо.

– А кто это… Ираида? – спросил тайным голосом шеф, шурша листками.

– Такая… такая! Ни дать ни взять. Страшно писалось, боялся заразиться даже через бумагу.

– Ну это можно! – хохотнул старпер. – Пока, – добавил в серьезе. – Через тиливизир не подхватишь. Ладно, рассмотрим.

– Мне бы… – замекал обычно визжащий по-шакальи Моргатый, – наверх бы, в телевизионных коридорах пошаркать… пооб… попривыкнуть. Может… Главный Человечище на меня бы… издали поглядел. Как я… внешне гожусь к вводу на большой экран? Я созрелый.

– Пока здесь трись. Все о тебе знают как годном. В основе. Нынче здесь, завтра… За Катериной Петровной приглядывать сторожко. Данные есть?

– Ходила, – тихо, как из могилы, донесся Моргатый. – Проявляет к этому… сочинителю науки… Сидорову козлу. А она… что?

– Все, закончили мнения. Ты тут осторожней, – скомкал кадровик. – Степ влево-вправо, и на всех кальсоны затрещат… Погоны заскрипят. Сменишь свои тысячные мокасины на испанские сапоги. Нос суй, если нечего уже, только до запаха духов. Усек? Все!

И почти в этот же момент раздался треск, и вохр получил сильнейший сшиб головы с дверью. И гудящая и тлеющая с утра башка тут же исправилась, прояснилась до прозрачной. Чем не чудной день?!

– Ты чего здесь, Горбыш? – с нежным ужасом спросил отодвинувший его дверью и. о. ответсекретаря. – Ты чего тут позабыл корытить?

– Грязь с паркета затираю. Поручили, – скромно нашелся на полу вохр. И взялся усердно возить по полу кепкой, так как форменную фуражку он вчера, в ненастный день, где-то обронил, может, в транвае или у пива за ларьком, когда справлял пожарную нужду.

В кабинете кадрового босса на грудь Горбыша, как орден заслуг в степени, опять прикрепил начальник значок образования «М. Г. Университет» и отечески напутствовал, похлопывая по спине кителя и шее: