Евангелие любви - Колин Маккалоу

Кому приятно, когда ему говорят, что вы своими руками создали в своей личной жизни кучу проблем, но Тайбор Рис был джентльменом и доброжелательным человеком и к словам Кристиана отнесся спокойно:

– Понимаю. Значит, вы считаете, что не поможет, даже если она прочтет вашу книгу?

Джошуа рассмеялся:

– У меня сильное подозрение, что, если вы предложите Джулии прочитать мою книгу, она швырнет вам ее в лицо. Скажу больше, в ваше отсутствие мы с ней поссорились. Я дал ей понять – в нескольких словах, но совершенно ясно, – что о ней думаю. И это ей не понравилось.

Рис вздохнул:

– Вот, значит, как… Следовательно, простого выхода не существует.

– Нет, – мягко ответил Кристиан.

– Я возлагал на вас все мои надежды.

– Сожалею. И очень вам сочувствую, сэр. Простите.

– Никакой вашей вины нет, доктор Кристиан! Теперь мне понятно, что во всем виноват я сам. Ничего страшного, как говорится, жизнь продолжается. Выпейте еще коньяку. Признайтесь, он очень недурен.

– Очень хороший. Спасибо.

Внезапно выражение лица президента изменилось, и он хитро посмотрел на Джошуа:

– В моей работе очень немного преимуществ, но одно есть: меня не особенно преследуют, если я решаюсь выкурить дома сигару. Не спрашиваю, против вы или нет, потому что мне на это наплевать. Но предлагаю: хотите присоединиться?

– Отвечу вам словами Киплинга, сэр. Кое-что я знаю из него наизусть. «Баба – только баба. С сигарой не сравнить».

Тайбор Рис расхохотался.

– Учитывая обстоятельства, очень актуальная цитата. – Он достал сигары.

После третьей рюмки «Хеннесси» они размякли, откинулись в креслах и с откровенным удовольствием пускали в потолок белые облачка дыма. Кристиан набрался смелости и сказал то, что до сих пор произнести не решался:

– Господин президент, насчет вашей дочери…

Рис неожиданно насторожился:

– Что о ней?

– Полагаю, что это не обычный случай простой умственной отсталости.

– Вот как?

– Она произвела на меня впечатление очень умного человека. Но глубоко травмированного или с биохимическим психическим расстройством. Трудно заключить после нескольких минут наблюдения.

– Что это значит? – спросил президент, и его голос дрогнул от волнения. – Отнимая одной рукой, вы одариваете другой? Я способен выслушать правду о жене, но не наносите мне рану с дочерью.

– Наоборот, я хочу вам помочь. Ее когда-нибудь осматривали? Кто заключил, что она умственно отсталая? Не было ли осложнений при родах? Не употребляла ли мать наркотики и не вызвали ли они преждевременных родов? Необходимо разобраться в наследственном анамнезе.

Рис не изменился в лице.

– Роды прошли нормально. Что же по поводу наследственности, то сомневаюсь, чтобы в семье Джулии были какие-то патологии. В моей тоже нет. Я все отдал на откуп жене. Она общалась с врачами и с первых дней утверждала, что с Жюли что-то не в порядке. Поэтому ей так хочется родить второго ребенка.

– Сэр, вы можете простить мне неудачу с вашей женой и оказать любезность?

– Какую?

– Разрешите обследовать Жюли.

– Конечно, я согласен. – Президент тяжело вздохнул. – Ведь терять мне нечего. Что вы предполагаете обнаружить?

– К сожалению, ничего утешительного. По-моему, ваша дочь страдает аутизмом. Если это так, легче вам не станет, во всяком случае, сразу. И подобный диагноз не исправит отношения к дочери вашей жены. Но, в отличие от умственной отсталости, долгосрочные прогнозы на лечение аутизма и психических расстройств в наши дни весьма благоприятны. Я хочу ее тщательно обследовать. Возможно, я ошибаюсь, и она действительно умственно отсталая. Тесты дадут нам точный ответ.

– Отправлю дочь к вам в клинику в любое время.

Джошуа энергично покачал головой:

– Нет, сэр. Если не возражаете, я бы предпочел прислать сюда на пару дней мою невестку Марту. Таким образом, об обследовании никто не узнает, и мое участие в этом деле останется в тайне. Я не желаю наживаться на болезни дочери президента. Более того, если выяснится, что лечение может принести пользу, я не возьмусь за него сам, а дам вам фамилии надежных врачей.

– Вы не хотите лечить мою дочь?

– Не могу, сэр. Я клинический психолог, а не психиатр. Да, в две тысячи тридцать третьем году от Рождества Христова в моей профессии много общего с профессией психиатра, но я специалист по неврозам, а невроза у вашей дочери точно нет.

Президент проводил Кристиана до машины и тепло пожал ему руку:

– Спасибо, что приехали.

– Извините, что не очень сумел вам помочь.

– Вы очень помогли. Я сейчас говорю не о дочери. Общение с добрым, разумным человеком, который не преследует корыстных целей, редкое в моей жизни событие. Так что сегодняшний вечер мне надолго запомнится. Желаю вам успеха с вашей книгой и искренне считаю ее великолепной.

Президент стоял на ступенях и смотрел вслед удаляющейся машине, пока ее красные габаритные огни не скрылись за поворотом. Вот, значит, каков суррогатный мессия, сотворенный Джудит Кэрриол для исцеления людей третьего тысячелетия. Положа руку на сердце, Рис не мог утверждать, что проникся к нему безграничной симпатией. Он даже не почувствовал в нем его хваленой харизмы. Но что-то в нем все-таки было: доброжелательность, теплота, неподдельный интерес к людям. Настоящий мужчина. С характером. Ей-богу, с характером. Рис ухмыльнулся, стараясь представить, что за сцена произошла между его женой и этим неспособным на компромисс человеком. Однако скоро любопытство прошло.

Как же все-таки поступить с Джулией? До выборов всего два месяца, так что пока ничего предпринимать нельзя. Рис знал, что в истории были разведенные президенты. Один в конце двадцатого века развелся, пока был в Белом доме, и тем не менее его избрали на новый срок. Старина Гус – вот тот не делал ошибок на семейном фронте. Шестьдесят лет безупречного брака! Рис улыбнулся, но улыбка тут же потухла. Ох уж этот старый лис! Явившись в Вашингтон лет в двадцать с небольшим, он был явным провинциалом, но заглядывался на здешних женщин. В итоге выбрал жену сенатора Блэка Оливию, которая понравилась ему своей красотой, умом, организационным гением и вкусом к жизни в обществе. Гус просто увел ее у сенатора. У них все отлично сложилось, хотя та женщина была старше его на тринадцать лет. Оливия стала величайшей первой леди страны. Но за кулисами… это был настоящий кремень! Однако Рис не мог припомнить, чтобы Гус жаловался. Лев на публике, дома он превращался в покорную мышку. Гус, сделай то, Гус, не делай этого! Смерть Оливии его подкосила – сразу после похорон жены он уехал из Вашингтона в свой дом в Айову и через два месяца умер.