Палач - Евгений Бабарыкин

Каждый шаг давался с огромным трудом, но он, стиснув зубы, передвигал ноги и все шел и шел вперед. Иногда Руслан вздрагивал, когда в этой дикой какофонии звуков прорывался вдруг жалобный собачий лай – такой знакомый еще из детства и оттого еще более страшный.

В воротах, когда он только прошел развороченную будку вахтера, его накрыло тем мороком, которым посланцы сатаны лишают своих жертв воли и вообще способности соображать.

И опять он ощутил уже знакомое воздействие, когда кажется, что единственная цель в твоей жизни – лечь и умереть. А еще лучше добраться прямо до пасти твари и дать себя разорвать, чувствуя при этом, что твоя жизнь прошла не зря.

Но сегодня все было не так. То ли от выпитой водки, то ли оттого, что твари сами терпели невыносимые муки, но Руслан чувствовал себя почти нормально. Вернее, не нормально в полном смысле этого слова: сознание мутилось, «картинка» перед глазами словно распадалась на отдельные части, а ощущения перескочили на какой-то другой, до сего дня неизвестный уровень.

Он теперь видел не так, как привык, а словно пазл собирал. Вот полоска неба – не с тысячью оттенков, как обычно, а просто ровная серая поверхность без объема. Ниже дорога, такая же плоская, двухмерная, как небо. Зато между ними глаза выхватывали отдельные объекты, которые казались нереально прекрасными и наполненными глубоким смыслом. Трава, странно звенящая на ветру. Коробки цехов, похожие на большую непонятную игру. Камни, валяющиеся в прошлой жизни в беспорядке, теперь светятся теплым красным цветом и составляют сложную гармонию, упорядочивая мироустройство. Воздух стал видимым, состоящим из прозрачных кристаллов, и чуть горчил.

Руслан словно продирался сквозь образы-смыслы, а их становилось все больше, мир с каждым шагом добавлял себе новую степень сложности. Казалось, через мгновение мозг не выдержит, взбунтуется, отказываясь воспринимать окружающее настолько прекрасным и сложным. Но Руслан делал следующий шаг, уже начиная находить во всем этом если не удовольствие, то странное удовлетворение от самого процесса познания привычного мира с другой, незнакомой стороны.

Ворота нужного цеха были распахнуты настежь. Вернее, Руслан воспринимал их просто как черный провал с огненными всполохами внутри. Появились, навалившись разом, запахи – дым горелой резины, смрад гниющей плоти, какая-то незнакомая мерзкая вонь, от которой начала болеть голова и заложило уши. Глаза выхватили висящий в пустоте двухметровый кусок рельса. Руслан не успел удивиться, как увидел рядом железный молот на длинной деревянной ручке.

Чем ближе он подходил, тем громче завывали и бесновались твари в глубине цеха. Руслану уже было все равно. Сейчас весь мир сосредоточился на куске стали на цепи, да на кувалде, лежащей рядом. Подойдя вплотную, он увидел на рельсе вмятины от ударов. Некоторые из них были старыми, успевшими покрыться красной ржавчиной, несколько следов еще блестели металлом. Теперь все стало просто и понятно.

Руслан ухватил молот двумя руками за конец ручки и отвел в сторону. Чувствуя радость от того, что не надо сдерживаться, чуть присел и с хаканьем, с оттяжкой двинул стальной болванкой по рельсу так, что он на мгновение исчез из вида.

Раздался громкий заунывный звук, заглушивший на мгновение все остальное и и вызвавший новый взрыв негодования обитателей этого страшного места.

Руслан отбросил кувалду в сторону и выпрямился, с надеждой глядя в провал ворот второго цеха.

Глава 14

Чем дальше шли на север, тем легче становилось идти, несмотря на то что, как и сказали Иваныч и Дмитрий, асфальт скоро закончился и потянулся сплошняком привычный для глаз еловый лес. Местность все время шла на подъем, зато почва под ногами все светлела, становилась каменистой, а деревья росли все реже. Теперь можно было идти, выбирая ровные участки, свободные от камней. Иваныч все время сверял маршрут по компасу, и за первый день мы отмахали почти сотню километров – ходоки все подобрались под стать, а поклажи у нас собой было не много. Кроме еды, мы ничего брать не стали, оставив лишние вещи в той деревушке с красивым названием Синяя Гавань, в которой накануне заночевали. Иваныч сказал, что нет смысла даже спальники тащить – выспаться можно и на еловых лапах. Мы с Димой даже спорить не стали – чем быстрее двигаешься, тем дольше живешь.

За себя мы не очень переживали. Я успел переговорить с Дмитрием, улучив момент, когда Иваныч вышел куда-то. Оказалось, Дима уже тоже пару раз сталкивался с демопсом нос к носу, и тот его не тронул. Оставалось только надеяться, что мы никого в лесу не встретим или что наше присутствие их отпугнет или остановит.

За весь день мы ни разу не остановились – съели на троих пару копченых зайцев прямо на ходу. Рыжей пришлось довольствоваться костями с остатками мяса. Впрочем, она не спорила.

– А переночевать в сторожке охотничьей можно будет, – предложил Иваныч, когда начало смеркаться. – Давайте поднажмем, километров пять до нее всего, если я не ошибся в расчетах.

До охотничьего домика мы шли два часа. Оказывается, Иваныч охотился в этих местах до Первой Кары, но местность до неузнаваемости изменилась, сосновый лес погиб во время пожара, и многие ориентиры просто пропали. Да и больше десяти лет прошло с тех пор, как он был в этих краях.

Сторожку-то мы нашли, но воспользоваться ее кровом не получилось. Судя по всему, в нее попал здоровенный кусок льда, разваливший избушку на бревна.

– А и ничего, – не унывал Иваныч, – зато дрова искать не надо.

Мы наломали сушняка в лесу для растопки, а когда занялись толстые валежины, кинули в костер короткие бревнышки, когда-то служившие той стеной избушки, где была вырезана дверь. Мы выбрали самые сухие из них, те, что лежали заваленные другими бревнами, и костер получился почти без дыма.

Иваныч нарубил еловых веток и показал, как устроить постель, чтобы не простыть от земли. Дежурили по очереди, подкидывая в костерок дрова.

Мне выпала последняя часть ночи. Когда начало светать, я подложил дров и сварил овсяную кашу – где-то читал, что это пища спортсменов и нравственных людей. Правда, вряд ли они ели ее круто посоленную и с мясом. Когда каша сварилась, растолкал товарищей и поставил чайник на огонь. Мы быстро поели, и я заварил чай.

– Не знаю почему, но в лесу самый говеный чай кажется самым вкусным. Давайте-ка еще для вкуса и поднятия жизненного тонуса…

Иваныч подмигнул и плеснул из фляжки, которую выудил из своего рюкзака.

– Это настойка лимонника. Сегодня как заведенные будем бежать, вот увидите. Это у меня из старых запасов, случайно в доме два года назад нашел. Еще до Первой Кары мне товарищ с Дальнего Востока привез целый мешок. А я на чердак закинул да забыл про него. Сейчас-то на чем настоять не найдешь. – Иваныч сплюнул на изумрудную траву. – Так что пейте, это теперь редкость.

– Раньше аптеки потрошили, – улыбнулся Дмитрий. – Там были травы всякие.

– Ну, вспомнил, – отмахнулся Иваныч. – В аптеках давно все подмели, даже что на пол упало… Сейчас водку только и можно что на еловых шишках настаивать, да кто ее пить будет, когда этот запах уже в печенках сидит?

– Зато почти никто не болеет, – возразил я. – Инфекций так точно уже давно не бывает.

– Это еще неизвестно, от чего их не бывает, – буркнул Иваныч. – Ладно, давайте собираться, что ли?

Нищему собраться – только подпоясаться, так что через пять минут мы уже отправились в путь, завалив костер камнями – берегли воду. Иваныч сказал, что раньше ручьи были только на той стороне кряжа, а как дела обстоят сейчас, никто не знал. Можно было собирать дождевую, но это заняло бы много времени, а останавливаться не хотелось.

К обеду лес почти сошел на нет. Огромные валуны и почва под ногами приятного желто-коричневого цвета, так не похожего на черные, оплавленные остатки камнепада, радовали глаз. Даже трава тут, на открытой местности, уже не так резала глаз, как на контрасте с темными елями. Я шел последним, когда услышал впереди смех Дмитрия.

– Ты чего?

– Да вспомнил тут, – отмахнулся он. – Ты помнишь, как фильмы смотрели раньше? Ну, через компьютеры качали, потом на ди-ви-ди крутили?

– Помню, конечно. Хотя давно это было. А чего ты вспомнил вдруг?

– А у тебя какой фильм был любимый?

– Да что-то уже не очень помню. Про Терминатора нравился… А, этот, «Матрица», крутой.

– Ну, этот-то уже старый совсем. Иваныч! А у тебя какой фильм любимый был?

– Из наших? «Девчата» и «Весна на Заречной улице».

– Тьфу на тебя, мы таких и не видели, – рассмеялся Дима. – Из голливудских что?

– Да не знаю… «Криминальное чтиво» несколько раз смотрел, помню. А другие как-то мимо.

– Ничего вы не понимаете в искусстве, – в шутку обиделся Дима. – Лучший фильм всех времен и народов – «Властелин колец».

– А, помню, – кивнул я. – Да, ничего, только нудноватый…