Медовый месяц - Эми Дженкинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я всегда забываю про это свойство Эда. Он напоминал рычащую мышь.
Это заставило Черил замолчать. К тому времени мне было совсем уже невтерпеж, и я пыжилась, как лягушка на балете. Но уйти не могла, потому что Черил трансформировалась прямо у меня на глазах. Как в спецэффектах – ее тело таяло и искажалось, что-то забулькало у нее под кожей, и казалось, что вот-вот из нее вылезет пришелец. Она захлопала своими ресницами – ими было можно сгребать прошлогодние листья в саду – и сказала:
– Я смеюсь потому, что моего мужа тоже вызвали по делам.
Вот так. Мне пришлось отковылять в туалет. Помнишь, как я обмочилась от смеха на двойном уроке химии и сделала вид, что это в лабораторном опыте жидкость пошла через верх?
Я как могла скорее вернулась, но тут зазвонил телефон. Это был Мак. Он принял меня за тебя. Только я собралась все объяснить, как его сотовый отключился.
Я снова подбежала к окну. Эд рассматривал какие-то фотографии и говорил:
– Знаете, на самом деле вам не нужна никакая пластическая хирургия.
Эд такой искренний – это меня просто убивает. А он продолжает:
– А где же ваш муж?
Черил говорит:
– Я его изъяла – теперь это можно.
Ну, мне было просто необходимо выйти и взглянуть. Так что я вылетела, притворяясь, будто бы только что проснулась, и посмотрела на фотографии, а там была Черил во дворце бракосочетания. Одна. Без Алекса.
– Вы вывели Алекса? – спросила я.
– Да.
– Как противную бородавку?
– Именно, – ответила она.
– Потому что он уехал по делам? – спросил Эд. Я предоставила Черил ответить на этот вопрос самой. Раздался стук в дверь. Я выбежала – это оказался Мак.
– Не смешно, – сказала я. – По моей версии событий, вы должны быть вместе с Хани в Лос-Анджелесе. Нет, ее здесь нет. Это я брала трубку. Вам нельзя входить. – И тут я заметила, что он выглядит как-то не так. Вроде как робко.
– Мне нужно поговорить, – сказал он.
– Со мной?
– Можно и с вами.
Я сказала, что придется сделать это внизу, в холле. Мы спустились и уселись в кресла размером с океанский лайнер. Мак заказал кофе.
– Я никогда раньше этого не делал, – сказал он.
– Чего? – спросила я, стараясь держать голову выше подлокотников.
– Этого, – сказал он, сделав жест туда-сюда, означающий, вероятно, общение. – Ну, понимаете, – не разговаривал. Не знаю, как начать.
– Начать, – сказала я, – очень просто – возьмите и начните.
Мак не мог. У меня было ужасное чувство, что он сейчас расплачется. Я уговорила его закурить. Он сказал, что бросил. Я выразила сомнение в мудрости этого шага. Предположила, что сейчас не лучший момент, чтобы бросать курить. Это не мой обычный взгляд на курение, я знаю, но я хочу сказать, что, по-моему, он вряд ли в состоянии по-настоящему заплакать. Наверное, смог бы выдавить одну-две жабьи слезинки. А сигарета положила бы этому конец.
– Я должен. Должен, – сказал Мак, имея в виду: бросить курить.
– Люди курят по какой-то причине, – нежно проговорила я. – Курят, чтобы не чувствовать себя вот так.
– Я о Делле, – сказал он.
В общем, боюсь, что не могу продолжать, потому что все сказанное им, полагаю, подлежит договору о неразглашении, который заключается между больным и психиатром.
Скоро напишу снова.
Флора хххххххххххх
P.S. Ты плюешься от бешенства, что я остановилась на самом интересном месте? Надеюсь, это так. Я решила, что тебе нужно испытать какие-нибудь отрицательные последствия своего поступка, чтобы впредь ты знала, как убегать.
Глава девятнадцатая
К разговору об остановке на самом интересном месте.
Я вернулась в интернет-кафе. С улицы внутрь проникал запах зноя. Кончив читать электронное письмо от Флоры, я тут же начала ей названивать, но у Мака ее не было, а в отель я позвонить не посмела, боясь нарваться на Эда. И позвонила Делле.
– Эй, – сказала я.
– Эй, – ответила она.
– Что случилось с Маком?
– Откуда ты знаешь, что с Маком что-то случилось? – спросила Делла.
– Прочитала электронную почту. Как хорошая девочка.
– Мак сказал Флоре? – Удивление.
– Он меняется, – сказала я.
– Да, – проговорила Делла. – К худшему.
– Расскажи.
– Ладно, – сказала она. – Короче говоря…
– Нет, – попросила я, – не надо короче. Начни с самого начала.
– Ладно, – согласилась она. – Ну, первым признаком беды стала ночь после той тусовки. Мы вернулись домой около трех часов ночи – они в Нью-Йорке мало работают, что бы там сами о себе ни говорили. Мы неплохо перепихнулись и все такое, как вдруг Мак объявил, что бросает курить. Я спросила, чего ради, и он сказал: это была грязная и неприятная привычка. Я сказала, что на мой счет он может не беспокоиться – мне даже нравится, когда рот как пепельница. Курящий мужчина выглядит очень мужественно, если ты понимаешь, что я хочу сказать, – думаю, в этом проявляется здоровое пренебрежение к себе, кроме того, сигарета занимает руки.
– Курение ради продления рода! – сказала я. Делла хочет учредить такое движение. Никто из нас на самом деле не курит, но мы всегда принимаем предложенную сигарету, когда подцепляем мужчин. Делла называет акт дарения и принятия длинного округлого предмета предварительным ритуалом ухаживания. Он предлагает тебе сигарету. Ты берешь ее в рот. Он дает тебе прикурить. Вы занимаетесь сексом.
Делла твердо верит, что человеческая порода без курения вымрет.
– В общем, – продолжила Дел, – я поняла, что дело вовсе не в курении. В последние дни у Мака в глазах было это выражение. Баранье – единственное подходящее слово. Крайне непривлекательное. И я сказала: слушай, Мак, не надо путать секс и любовь. Да, это приятно. Да, это кажется чертовски откровенно. Но секс – это всего лишь секс.
Я услышала какое-то пощелкивание и спросила:
– Чем ты там занимаешься?
– Выщипыванием, – ответила она. Дел делает так, когда нервничает. Выщипывает себе брови почти дочиста.
Я сказала:
– Очень невежливо – выщипывать брови, разговаривая по телефону, – но она пропустила мои слова мимо ушей.
– Так вот, – сказала Дел в ярости, – можешь поверить: он начинает выпытывать мое мнение о материнстве.
– Не может быть!
– Еще как может. Парню под пятьдесят, не забывай. Он спросил меня, люблю ли я детей!
– Ну, возможно, он собирается сделать ремейк «Багси Мэлоуна»[53] и хочет взять тебя в компаньоны, – сказала я.
– Хорошо бы. Это его чертовы биологические часы, – ответила она и добавила: – Он стал задумчив, – как будто сообщила о каком-то крайне неприятном недостатке в его стандартах личной гигиены.
– Возмутительно, – сказала я. И в самом деле. Я бы сказала, что маленькие дети так же употребительны в лексиконе современных отношений, как оральный секс в викторианском обществе. – И ты смылась.